Замужем за Черным Властелином, или Божественные каникулы

Илона

В голове образовался калейдоскоп. Пока я складывала пазл из мозгов, сортируя синенькое с красненьким, и напрягала внимание на желтеньком и зелененьком, мы перенеслись.

Я застыла. Сердце предательски екнуло. Высокие стены дохнули на нас таинственным метафизическим холодом, из-за чего мои руки и плечи сразу покрылись мурашками и замерзли. Затормозила, рассматривая место прибытия…

Ничего себе бог смерти покои отгрохал! Куда там новым русским! Такого богатства я не просто никогда не видела ни на картинках журнала «Vogue», ни в западном кино, я такого даже представить не могла! Воображение стыдливо спряталось и сейчас в ужасе глазело по сторонам.

Окружающее великолепие било уже не по глазам. Оно просто шибало в мозг, и его, мозг, выносило. Но сказать, что интерьер вокруг вульгарный или кричащий, я бы не рискнула. Напротив, он был подобран со вкусом, но… словно для музея.

Мы прошли через просторный холл и вошли в гигантскую гостиную. Огонь в камине почти погас. Он будто застыл навечно в последнем лепестке алеющего огня. Еле-еле отсвечивающие багрянцем угли не могли рассеять пугающий сумрак.

Вот вы бы смогли нагло топать по полу, выложенному золотой плиткой с патиной? А жить среди гладкого черного мрамора?..

Кое-где мраморные колонны чередовались с… Я не знаю, что это за камень. Может, такая разновидность гранита, но факт: на черном фоне переливались сине-голубо-фиолетовым перламутром крупные зерна под блестящей полированной поверхностью. Такого же точно тона и подходящих оттенков — обивка софы, кресел и диванов. Шторы все в том же черно-фиолетово-голубом павлиньем великолепии импрессионизма. Гнутые ножки и ручки диванов и кресел позолочены.

Строго, мрачно и дорого. Но жить среди такого благолепия — словно похоронить себя при жизни! Кому-то оно нравится, кто-то обзавидуется чужому, а кто-то себе могильник при жизни построит — и будет им весьма гордиться, наслаждаясь роскошью обстановки.

Я — нет. Не смогу ни насладиться, ни жить, ни даже ходить по полу. Стало жалко, что не умею летать, а значит, придется вспомнить танцевальные навыки и порхать маленьким гиппопотамчиком над подобием слитков золота.

Пока мои глаза привыкали к полумраку, я сглотнула и пробормотала:

— Как у вас тут все… фильдепёрсово!

Я уставилась на сверкающую статую в виде голой бабы ошеломляющих пропорций, извергающую поток воды из прижатого к груди кувшина посреди бассейна.

— Давайте перейдем на «ты»! — предложил «дедушка», выудив прямо из воздуха бокалы и шампанское. Поманил за собой. — Как вы относитесь к «Перрье-Жуе»?

— Отрицательно! — мгновенно отказалась «дама» и предмет ухаживания в моем лице. — Я замужем!

— Какая жалость… — лицемерно посетовал Иртихал. — Я тоже. В смысле, женат.

— И где ваша жена? — окинув тоскующим взором пустынные хозяйские покои, перевела я тему от распития спиртных шипучих напитков в обществе местного Казановы в сторону для меня насущную и интересную.

— Не знаю, — пожал плечами бог. — Мы последние пять сотен лет не виделись… — И та-ак расстроенно на меня посмотрел! — Мы немного поспорили, и она ушла.

И такой взгляд кота из «Шрека»!

Рука потянулась погладить бедненького по голове и пожалеть на своей впалой груди. Встряхнулась и, подозрительно сузив глазки, недоверчиво окинула его взглядом. Это какие ж у него в голове огромные бешеные тараканы, если от ТАКОГО мужика женщина сама свалила! Или не сама?..

— Так давайте упростим наши отношения! — патетично выдал Иртихал и, широко и зубасто улыбаясь почище акулы-людоеда, подвинулся поближе.

— А давайте мы их усложним! — отодвинулась я как можно дальше.

И впервые задумалась: благими намерениями вымощена дорога в ад, где я как раз и оказалась. Следует ли из того умозаключение, что нужно было сначала семь раз отмерить, а потом один раз отрезать? Мысленно пообещала себе, что воспользуюсь народной мудростью и, если что, то семь раз все на фиг отрежу! Народ зря говорить не будет!

— Каким образом? — удивился бог, но пододвигаться ко мне перестал.

Сейчас он очень пристально меня изучал, напоминая профессора Паганеля из «Детей капитана Гранта» Жюля Верна, который прямо сейчас открыл новый вид лошади Пржевальского.

— Переведем все в бытовую сферу, — широко улыбнулась я. — Вы мне обещали посодействовать! — и протянула свиток.

— Безусловно, — иронично улыбнулся Иртихал. — Но боюсь, вашему брату это не поможет…

— В смысле?! — вытаращилась я на него, начиная прозревать. И заподозрила какой-то жуткий подвох.

— Ну-у… — довольно улыбнулся брюнет, ставя бокалы и бутылку на столик. — Я, конечно, могу отдать вам надежное средство от мужского бессилия…

У меня открылся рот и глаза вылезли из орбит, как у Шварценеггера в финале «Вспомнить все». Даже спирание дыхательных путей со мной приключилось весьма похожее… до посинения…

— …Но вот передать брату столь необходимый для жизни артефакт вы не сможете. — На этой довольной физиономии просто некуда было печать ставить!

Но я бы нашла местечко. Даже если бы потратила на это пять своих драгоценных минут! В крайнем случае, у него есть еще некоторые части тела, тоже пригодные для…

— Стоп! — Я закрыла рот и снова открыла, чтобы задать вопрос. — Что значит — «от мужского бессилия»? Мне сказали, это спасет брата от арианэ!

— Всенепременно! — расхохотался Иртихал. — Это позволит ему удержать внимание русалки чуть дольше, чем на месяц, и не полечь в постельных боях!

— Ах ты сволочь! — с чувством выругалась я.

— Фу-у! — скривился бог смерти. — Я все же полагал, вы более сдержанны! Девушка, ведите себе более достойно!

— Естественно! — прошипела я, мечтая открутить Форсету и «краник», и «чайник». Сразу! И с особой жестокостью!

Понизила голос:

— Если бы я была несдержанная, то кто-то бы уже пал смертью храбрых. Но не в постели!

— А где? — ласково полюбопытствовал Иртихал, присаживаясь в кресло и закладывая ногу на ногу.

Кстати, сейчас он выглядел просто сногсшибательно! Шелковая, снежно-белая, распахнутая на мускулистой груди рубашка и обтягивающие узкие бедра штаны с мягкими сапогами шли этому прохвосту необычайно. И он об этом, зараза, знал. И пользовался вовсю!

— Где-где… — пробурчала я, нервно крутя пуговицу кожаного жилета и неимоверно злясь на себя и на бога до кучи. — Если ты свою жену столько лет не видел, то ты меня не поймешь!

— Уверена? — сощурился бог смерти, переходя на «ты».

— В чем? — воззрилась я на него. — В том, что ты меня не поймешь?

Если вы к нам со смертью пришли, то мы будем отбиваться кадуцеем!

— В том, что можешь мне безнаказанно хамить?!

Ласковый садист со стажем на пенсии. Но и я ему не Красная Шапочка!

— А с наказанием, значит, можно? — включила дурочку на полставки. Авось проканает.

— Ты серьезно хочешь это узнать? — У нас сегодня вечер вопросов, что ли?

— Нет! — прервала я нашу викторину. — А почему не могу передать?

— Ты не сможешь выйти из Царства Вечной Ночи без моего позволения. — Снова широкая белозубая улыбка с его стороны и дикое желание уменьшить количество его зубов как минимум вдвое — с моей.

— Что я не могу сделать? — поковыряла я пальцем в ухе.

Дежавю. Когда-то это со мной уже было! Только тогда я была влюблена в объект изведения и очень с ним нежничала. Можно сказать — лелеяла. А сейчас, хоть и сходство практически один в один, никаких чувств, кроме отвращения, мужик не вызывает.

— Ты не можешь без моего ведома покинуть пределы царства мертвых! — пояснили мне прекрасно поставленным голосом с великолепной артикуляцией. Как для глухих… Он бы еще сурдоперевод добавил!

— Почему?! — набычилась я, начиная понимать, какую огромную бяку сама себе подсунула, оставшись по своей воле один на один с сексуальным мужиком. А-а-а, нет, это я одна, а он еще с манией величия! Как же это называется? А-а-а… Тройничок!

А я в тройничках не участвую!

— Потому, что ты мне нравишься, — снова включил киловаттный светильник обаяния Иртихал и кивнул на шампанское. — Выпьем?

Аха! А я вся прям расплылась и поверила!

Щас!!!

— Неа. — Я плюхнулась в другое кресло. — Я только что приняла обет трезвости!

Внимательно поглядела по сторонам:

— И целибат! Вот представь, как бы выглядел мир без мужчин…

— Как?

— Как-как! Ноль преступности, никакого оружия или наркотиков. И много жирных, счастливых женщин без косметики на лице…

— Лучше бы ты приняла обет молчания! — резюмировал красавчик, открывая бутылку и наливая шипучку в два хрустальных тонкостенных бокала.

— Всем. И тебе и мне…

Вот! Я же говорила, что знаю ответ!

— Мне — нет! — хмуро ответила я. — Не лучше. Мне приятнее вернуться назад, на поверхность. И безопасней!

— Не могу тебя отпустить, — мягко заверили меня. — Реалии таковы, что мне выгодней присматривать за тобой здесь.

— Почему? — Сегодня это мой любимый вопрос. Нужно написать на транспаранте и каждый раз показывать, тыкая в зубы!

— Потому что, — с вежливой уклончивостью заявил бог. И добавил, разозлив меня окончательно: — Не стоит забивать пустяками свою очаровательную головку.

Это он МНЕ сказал?! И не с кем не спутал?.. Самоубийца!

А если я ему головку чем-нибудь забью? Это будет считаться обороной в допустимых пределах или сразу запишут в феминистки?

— Итак, — подлетел ко мне брюнет с двумя до краев полными бокалами. — Давай выпьем за нашу встречу!

И мне стало как-то шибко подозрительно.

Чего это он меня так рьяно спаивает? С какой такой радости? Из большой и горячей любви?! Ах, пламенной страсти?.. Какие у него намерения? Вдруг решится покуситься на девичью… ой! — женскую честь?

Нет уж, мы Острожниковы-Дорсетские с честью можем только в глаз дать!

Надо быть поаккуратнее и ничего тут не есть и не пить, чтобы отравы какой не сыпанул, гаденыш. Вижу-вижу, в глазках пакость так и горит, так и светится! Светофор на зеленом.

А то буду потом розовой феей за голубыми слониками по дворцу порхать и конвенцию ООН им цитировать в оригинале. Или с желтыми кониками смысл жизни искать.

Молодцы парфенушки! Хоть первое время от голода тут не помру!

И я немного так… слегонца… ему своей кроссовкой в коленную чашечку — тюк! И глаза сразу такие наивные-наивные, пока он, неловко нагнувшись, после шампанского обтекал, подобной гадости от столь милого существа не ожидая.

Да я сама от себя много чего не ожидаю! У меня внутри вообще все секретно зашифровано. Вот спросите меня: «Илона, ты хочешь сделать гадость ближнему своему?» — я сразу откажусь! Честно! Но гадость все равно обязательно сделаю… чтоб добро не пропадало.

Иртихал вспомнил, что он тут посреди Изумрудного города один такой великий и ужасный Гудвин, и… озверел. Надулся. В размерах увеличился. Из-за черной гривы языки пламени начали выступать.

Это типа он так сушится? Оригинальненько… но страшно! Хотя… язык мой — враг мой. Но замечу — враг любимый!

— В смысле, если ты надуешься побольше, то станешь страшнее? А тебе никогда не говорили, что лучшее враг хорошего? — поинтересовалась я, нагло глядя в глаза Иртихалу и сжимая кадуцей до побелевших костяшек. И только еле заметная дрожь в голосе выдавала мое бешенство.

— Женщина!!! — навис он надо мной, пыхтя как паровоз.

Я с умилением вспомнила Кондрада в замке Лайе в первые дни нашего знакомства и даже помечтала немножко.

Но недолго.

— Да! — не стала отказываться. — Но не твоими стараниями! Так что упоминание об этом факте считаю неэтичным!

— Стерва!!! — не остался в долгу бог смерти.

— Опять же не твоими молитвами! — вернула ему подачу. — Это семейное достояние!

— Заткнись! — чуть ли не визжал красавчик.

— Не получится! — гордо парировала я. — Мне есть что сказать! И вообще! Меня с детства приучили: противную сторону надо выслушать, как бы она ни была противна! — И отставила ногу с драными джинсами, левую руку закладывая внутрь жилетки и принимая любимую позу Наполеона.

Иномирец позу не оценил.

— Не могу больше! — признался Иртихал, отлипая от меня и падая в соседнее кресло.

Простонал:

— Это не женщина, это наказание божье! Как тебя муж выдерживал?!

— Вот и радуйся, что не твое! — широко улыбнулась я, гордо оставляя последнее слово за собой. — А муж меня не только выдерживал, но еще и удерживал! Обеими руками! Вот так! — Я визуально изобразила единение двух любящих сердец.

У Иртихала ртом пошла пена.

— Посидишь в своей комнате — одумаешься! — произнес он фразу из арсенала всех классических злодеев. «Оскаром» ему в печень, паразиту!

Гневно поджав губы и стиснув кулаки, я молча зыркнула в его сторону, абсолютно не собираясь уточнять тот важный факт, что если я и буду думать, то уж явно не о нем!

Бог смерти вскочил, как чем-то припаленный в заднюю точку, и рванул к двери, замаскированной в стене. Дернул на себя и только заорал:

— Ко…

Не знаю, что именно он имел в виду под «ко»… но дверь распахнулась, и в ту же секунду в гостиную ворвалась стая неизвестных науке существ. По богу радостным галопом протопотало стадо белоснежных высокорослых «пуфиков» с длинной, до пола, шерстью. И топотало это стадо прямиком ко мне! Лично мне, как девушке осторожной, это нашествие животных со внешностью мебели весьма не понравилось. Я вскочила на кресло, выставив вперед кадуцей.

— Куда? — заорал очухавшийся брюнет. — А ну пошли отсюда!

Животинки развернулись и протопотали по нему в обратную сторону. Я такое благородное начинание отпустить на самотек спокойно не могла и на свой страх и риск свистнула, позвав:

— Красавчики!

«Пуфики» сноровисто проделали свой путь в третий раз по распятому на полу телу, чем вызвали у меня несказанный прилив любви ко всему живому!

Как выглядел черный бархатный костюм красного от злости Иртихала после их променада рассказывать нужно? Белая шерсть на черном бархате — как раз то, чего для полной представительности мужчине и не хватало. Я возлюбила «пуфики» неимоверно, со страшной силой!

— Гав-в-в! — сказал мне передний «пуфик», после чего я признала в нем собаку. И полез «целоваться». Делал он это качественно, со смаком, елозя по моему лицу шершавым влажным языком. Фу-у!

— Может, не стоит так фамильярно? — уперлась я в массивную грудь широко улыбающегося песика. Ну хотелось мне верить, что это мужчина!

Лохматый пес тихо гавкнул, заверяя: мол, ничего страшного, он не в обиде. И белоснежный «персидский коврик» на четырех лапах опять набросился на меня с поцелуями. О! Вспомнила! Вы когда-нибудь южноукраинскую овчарку вживую видели? Песик был точь-в-точь! Глазок и прочего не видно точно так же. Наружу торчит один нос плюс гора белого меха на крепких лапах. Ростом мне по грудь.

— Проклятые аралёзы![21] — этот стон песней можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, звуком скрипучей двери, разваливающейся от старости.

Фонтанирующая энергия смертоносного бога внезапно иссякла. Лишившись ее, лицо Иртихала значительно подрастеряло прежнюю привлекательность, и он перестал в точности походить на моего мужа.

Неудивительно. Если вспомнить, сколько лет этому престарелому ловеласу, то ничего странного… Впрочем, я к нему сейчас отношусь предвзято.

— Пошли вон! — замахал бог правой рукой, левой закрывая физиономию. — Я сказал — вон!!! Пока на живодерню не отправил!

Аралёзы понурились, поджали хвосты и поплелись к двери, изредка поворачивая головы в мою сторону. Не знаю, что там было во взорах: обещание любви до гроба или желание зализать опять-таки до гроба, но мне их «Прощание славянки» ве-эсьма понравилось.

Еще больше мне понравилось, когда каждая из двадцати двух собачек потерлась об Иртихала и, отчаянно гавкая, отдавила ему ноги.

— Отстань! — слышалось оттуда. — Не трогайте меня. Убирайтесь! Ап-чхи! Скотины безмозглые!

— Гав-в-в! Р-р-р-р! — Клац-клац!

— Скотины с мозгами! Когда вы закончитесь?!! Ап-чхи!

— Гав-в-в-в!

— Если желаешь мне здоровья, то шевели своим хвостом!

— Р-р-р-р!

— Вон! Ап-чхи! Все вон!!! — Громко: — Ап-чхи! Ап-чхи! А-ап-чхи!!!

Я просто наслаждалась. Музыка для ушей. Кто бы поверил: у бога смерти, похоже, аллергия на животных.

Наконец последний «пуфик» с рычанием вымелся за дверь. И теперь я могла разглядеть последствия неожиданного визита. У Иртихала жутко распух нос, слезились глаза и общее состояние как-то… не очень. Красивее только в домовину кладут.

Интересно, у них чисто теоретически можно заказать этот предмет ритуала?.. Будет прекрасный подарок богу смерти в честь моего посещения.

— Кларитином лечиться пробовал? — с легким ехидством осведомилась я, разглядывая навязчиво-гостеприимного хозяина.

А вы как думали?.. Ему можно, а мне нельзя?

— Не поможет, — махнул он рукой. — У меня не аллергия.

— А что? — удивилась я.

Впрочем, любопытство не порок, а источник знания. Знание — сила! Сила есть — ума не надо. Ну и так далее…

— У нас энергетическая несовместимость, — хлюпнул носом бог, начиная спадать с лица. В смысле отек стал спадать. Лицо, к сожалению, осталось на месте.

— У них энергия жизни, у меня — энергия смерти, — поделился Иртихал. — Вот и мучаемся. Они меня не переносят, а я их.

— Тогда зачем держишь?.. — поразилась я неприкрытому мазохизму.

— Зачем-зачем, — пробурчал брюнет. — Обычно они по дворцу не шастают, а к тебе вот на огонек, видимо, заглянули. Как у вас там в сказках: «Тьфу-тьфу-тьфу, русским духом пахнет»?

— Намекаешь — от меня чем-то смердит? — смертельно оскорбилась я, подозрительно принюхиваясь.

— Нет. Просто предлагаю после страстной встречи с собачьими поцелуями принять ванну, — усмехнулся уже полностью пришедший в норму красавчик.

— А чашечку кофе чего не предлагаешь? — окрысилась я в ответ, соображая, можно ли это считать за намек на вытекающие последствия?

— Хочешь?! — У кого-то загорелись глаза и начали раздуваться ноздри. Тоже мне инструктор по верховой езде!

Ой, что-то тут не так! Все это гостеприимное употчевание крайне подозрительно. Подозрительнее не бывает. То спаивает, то в ванне, как сельдь пряного посола, замачивает, то кофе травит. Чем я ему так не приглянулась?

— Нет! — в который раз отказалась я. Перевела стрелки: — А зачем ты держишь аралёзов?

Иртихал закатил глаза и вдруг честно сказал:

— Из вредности! Выиграл когда-то в карты у Рицесиуса в юности по глубокому подпитию и с тех пор с ними и мучаюсь.

— Так отдай обратно, — посоветовала я, удивляясь божьим отношениям.

— Фиг ему! С добрыми глазами! А не обратно… — как-то не по-взрослому отреагировал бог. — Он со мной властью не делится, а ведь мы родные братья! И я старший! Я!!! А не он!

— Хм-м, — озадачилась я, начиная кое-что соображать. — Так вы в контрах? По-братски, так сказать?..

Иртихал кивнул.

— И ты, значит, мечтаешь отомстить?

Небрежное, даже сказала бы ленивое пожатие широких плеч.

— И я, следовательно, дура и крайняя?! — Внутри начало клокотать.

— Учти, это не я сказал, — фыркнул Иртихал.

— И весь сыр-бор из-за каких-то столетних детских обид?.. Я буду отдуваться за черт знает кого вообще неизвестно с какой дури?!

— Да вот как-то так…

— Угу-у, — согласилась, прокручивая в мозгу последствия своего необдуманного поступка и тихо офигевая.

Как же я вляпалась! Это ж надо было так умудриться! Повелась на родственные связи! Ага.

Не зря же меня Севда с Терейном отмазывали, как могли, и никуда с зеленоглазым «дедушкой» не пускали. М-дя-а-а, если мозгов нет, так своих не вложишь… А если попробовать договориться?

— Иртихал, — я призывно заулыбалась, скалясь, словно Дед Мороз на Рождество, и трогательно прижала к груди наволочку и кадуцей, — а на каких условиях ты меня отсюда выпустишь?

— Ни на каких! — с несказанным удовольствием осклабился брюнет. — Ты мне здесь нужнее. Кстати, — поднял указательный палец вверх. — Могу тебя поздравить — для всех остальных ты умерла.

— Что сделала?! — воззрилась я на него в который раз. Умеет мужчина поражать воображение!

— У-мер-ла. — Еще шире его улыбка, и еще гадостнее на моей душе. — Добровольное сошествие в царство мертвых приравнивается к смерти, потому что отсюда никто не возвращается. Смирись и учти — в моем обществе, дорогая, тебе придется провести долгие-долгие годы…

Может, ему на черный бархат поверх белой собачьей шерсти еще и плюнуть? Раза три? Или пять?..

— Пожалеешь ведь, — пообещала я, разрываясь от душевной боли. — Горько и неоднократно…

— Не думаю, — злорадствовал Иртихал. — Ради того, что ты сама притащила сюда символы власти Рицесиуса, я готов стерпеть многое… Даже тебя.

Я просто стояла молча и старалась не заплакать. Как бы больно ни было на сердце, но эта брюнетистая скотина меня рыдающей не увидит!

— Где я буду жить? — спросила угрюмо.

— Прошу, — галантно распахнул он дверь.

Мы прошли по длинному извилистому коридору, утыканному канделябрами с горящими свечами. Стены его были оклеены богатыми шпалерами цвета морской волны с золотым тиснением.

Меня завели в будущую комнату.

Кто тут о саркофаге мечтал? Получите и распишитесь! Темнее только у… в… неприлично упоминаемом месте!

— Располагайся! — радушно предложил зеленоглазый негодяй, выскакивая наружу.

Против ожидания, дверь за ним не захлопнулась с жутким грохотом и даже не противно заскрипела. Просто бесшумно закрылась, оставляя меня наедине со жгучими муками совести.