Запах гари

14

Котиль проснулся от холода, который сковал всё тело, пробрал до костей. Тайга наполнилась мягким светом, проснулись и принялись деловито шуршать в зарослях смородины птицы, перекликиваясь и перепархивая с ветки на ветку. Огромные ели в предрассветной полутьме казались сказочными воинами, которых заколдовал чёрный маг и поставил здесь во веки вечные охранять покой этих пределов.

Котиль приподнялся на ложе из веток, набросанных как попало, лишь бы не лежать на голой земле. Вместе с утренним ознобом, будучи в одной футболке, он чувствовал упадок сил и подступившее с пробуждением удушье. «Ах, какой свежий воздух!» — с накатившей вдруг злобой вспомнил он расхожее выражение, когда обыватели, в кои-то веки вырвавшись на природу, восхищаются проблесками утраченного единства с миром. Для него теперь свежий воздух был убийственным. Обострившееся чутье говорило ему, что воздух далеко не чист и свеж, что нигде теперь нет по-настоящему чистого воздуха, даже на полюсах. Но для него концентрация угарного газа, нефтяных испарений и прочих атрибутов техногенного века была недостаточной. Неосмотрительно пошел он вчера дальше от буровой. Теперь придется ему подбираться к ней, как лисице к курятнику, несмотря на то, что там люди, которые ненавидели его, хотели растерзать, и наверняка уже объявили на него, изгоя, охоту.

Первым делом надо было восстановить силы. Голода он не чувствовал, хотя с середины вчерашнего дня почти ничего не ел. Он знал, что ему на какое-то время хватило бы воды, загрязненной нефтью, бензином, мазутом — чем угодно, что составляло теперь основу его плоти и крови. Река, подумал он, славная речушка, зарождавшаяся где-то в глубине тайги, ниже по течению от буровой убитая стоками, с дохлой рыбой, которая устилала поверхность мертвой воды, с водорослями которые гнили, с высохшим камышом по берегам, раздутыми лягушками у осиротевших камней. Надо идти к реке.

Сориентировавшись, он поднялся и пошёл, разминая члены, согреваясь. Он старался не шуметь, помня об опасности, которая исходила от людей. Солнце уже поднялось над тайгой, пока еще бледное и холодное, птицы настороженно перекликивались, словно наблюдая за человеком, на стволе одной из сосен Котиль заметил деловито сновавшую белку. Движение постепенно согрело его. Через некоторое время он, как зверь добычу, почуял запах отходов и понял, что вода близко. Вскоре он вышел на берег. Дохлая рыба плавала брюхом вверх, издавая сладкий для Котиля запах. Маслянистые разводы, местами переливаясь яркими цветами, покрывали поверхность реки, обволакивали камыши, пластиковые бутылки и прочий рукотворный мусор.

Котиль, жадно вдыхая запахи, уже не чувствовал холода, хотя это вряд ли остановило бы его. На пару мгновений, отвернувшись от реки, он застыл и прислушался, затаившись, как злодей перед опасным делом. Но ничто не давало повода для тревоги, ни зрение, ни слух, ни шестое чувство, зарождавшееся в нём, на которое он надеялся всё больше, не сообщали ему ничего подозрительного. Он разделся и вошел в воду.

Он напился, выбрав место, где маслянистых разводов было больше. Он пил и пил, упиваясь сладким вкусом нефтяных отходов, наслаждаясь божественным запахом, чувствуя безграничный восторг, удовлетворение, уверенность в себе. Путник, умиравший от жажды в пустыне, которому провидение послало глоток води, не чувствует такого наслаждения. Напившись, он бросился в воду и поплыл, ощущая, как силы возвращаются к нему, по жилам разливается энергия, всё внутри трепещет от возрождения. Он нырнул, под водой поплыл быстро, упиваясь мощью тела и стремительностью движения. Вода словно стала для него не плотнее воздуха и почти не оказывала сопротивления. Преодолев под водой метров пятьдесят, он почувствовал, что здесь, на средине реки, где течение сильнее, вода чище.

Это была опасность, несомая чужеродной средой. Он вынырнул и поплыл обратно, поближе к маслянистым пятнам. Подхватив одну из дохлых рыбин, он перевернулся на спину, оторвал легко отделившийся кусок тухлятины и изящно опустил его в рот. Рыба показалась ему слаще мёда, и он выбирал те куски, где поменьше костей — на животе, там и больше протухло, и было мягче.

Выбравшись на берег, он постоял немного, обсыхая и рассматривая свое серое, в некоторых местах покрывшееся серыми бородавками тело. Он уже стал привыкать к нему, привыкать к самому себе, и тело уже не казалось ему таким уродливым. Восторг, наполнивший его от еды и питья, которые подходили его обновленному организму, радость от слияния со стихией, которая стала ему необходимой, успокаивала его и примиряла с такой жизнью. Всё, что ни делается — к лучшему, подумал он, и тут же почувствовал жестокую боль утраты того мира, в котором жил совсем недавно.

Вдруг по чувствам его что-то резануло, что-то изменилось в окружавшем его пространстве, нарушило благоденствие и покой, царившие вокруг. Он еще не видел и не слышал, но уже понял, что здесь появились люди, непрошеные гости, явившееся по его душу. Люди, которые довели его до такого состояния, и вот теперь он им такой неугоден!

Он быстро стал одеваться, натягивать одежду на мокрое тело, не забывая прислушиваться и поглядывать по сторонам. Интересно, думал он, выжил ли Бардаганов, не погиб ли кто другой в пожаре. Он был не прочь узнать, что ему станут вменять в вину, и насколько решительно настроены охотники за ним, необычным зверем. Плевать, тут же подумал он, дурак, выругал он себя, и еще раз плевать, кто там погиб, кто нет! Он изгой, он должен рвать и метать, а с такими мыслями, размягчавшими ум и тело, он долго не протянет. Не собственной волей он превратился в нечто, отличное от человека, пусть теперь кто-нибудь ответит за это!

Он двинулся вдоль берега, укрываясь за кустами можжевельника. Непроизвольно он шёл по направлению к буровой — с другой стороны приближались охотники. Чахлая трава, зеленевшая короткое лето, смягчала его шаги, обостренные чувства позволяли не наступать на сушняк, не глядя под ноги. Он слегка пригибался, чтобы не дать обнаружить себя раньше времени. Углубившись в хвойное царство тайги, он обернулся и заметил позади, как мелькнула среди зарослей форма полицейского. Он услышал крик, предназначенный для его ушей; его увидели и пытались остановить, ему угрожали смертью. Вслед за криками он услышал, как передёрнули затвор автомата. Злоба на людское коварство тотчас затопило его.

Он понимал, что они не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить волю хозяев. Тупые служаки, которые получают удовольствие от дозволенного садизма. Он для них — зверь, выродок, лесное убожество, которое угрожает их сытому существованию. Понятно, что его попытаются если не уничтожить, то посадить в клетку и производить опыты, чтобы узнать, как лучше и быстрее наштамповать сотни таких же выродков, а уж применение им найдётся.

Всматриваясь в мелькавшие в зарослях форменные куртки, Котиль ясно осознал, почувствовал кожей, что это такое, когда человек сталкивается с тупой силой, которая не признает никаких доводов, слепо отбрасывает любые аргументы. Это уже не люди, а зомби, запрограммированные на одну цель, и ничто не в силах заставить их поступить иначе.

— Ах, вы ж, твари, — сквозь зубы прорычал Котиль, — попробуйте!

Он побежал в сторону буровой, мерно качавшиеся насосы которой были видны за деревьями. Сладкий запах нефти приятно будоражил ему ноздри. В считанные секунды достиг он границы вырубки, за которой шли эстакады нефтепроводов в теплоизоляции и складские постройки. Справа по грунтовой дороге, покачиваясь на ухабах, ехал подъёмный кран, возле одного из складов копошились двое в рабочих комбинезонах. Котиль побежал к ним, не зная ещё, зачем, и что он им скажет. По мере того, как он приближался к складу, злость на них охватывала его.

— Ну что, всё горбатитесь на ту сволоту?! — прорычал он, переходя на шаг и бросая свирепые взгляды.

— Тебе чего? — недовольно протянул старший рабочий, сверкнув золотым зубом.

— Стой, тебе говорят! — донесся до них крик. Трое полицейских вышли из зарослей вслед Котилю, ещё два появились в стороне, ближе к отстойникам.

— Это чего, за тобой, что ли? — спросил другой рабочий, молодой паренек, худой, как жердь, в висевшей мешком робе. Он с удивлением рассматривал незнакомца, словно беса из преисподней. — Прячешься?

Произнёс он это с такой интонацией, что Котиль понял: он бы спрятался.

— Чёрта с два я буду прятаться! — рявкнул он в ответ. — Не надоело прятаться? Ну-ка, что тут у вас?

— Э-э, ты куда?

Котиль вошел в растворённую дверь, которая являлась частью массивных железных ворот склада, осмотрелся и направился к сложенным на поддонах трубам. Рабочий, который был постарше, суетливо догнал его и схватил за руку. Тотчас Котиль, ожидая этого, развернулся и толкнул его в грудь. Тот отлетел метров на пять и упал на бетонный пол, с маху едва не угораздившись головой.

— Ты чего творишь?! — закричал молодой дрогнувшим голосом. — Я сейчас бригаду позо…

Он умолк, глядя как Котиль поднял две тяжеленные трубы, взявшись за края пальцами, и с ними легко пошел к выходу.

— Зови, — коротко и безразлично сказал он, проходя мимо изумлённого парня. Выйдя со склада, Котиль увидел, что трое полицейских уже совсем близко, шагах в сорока от него. Двое из них сжимали в руках автоматы. Он бросил одну из труб на землю. Гулко ухнув, она застыла у его ноги. Другую, взявшись поудобнее и раскачав, словно на качелях, он швырнул в сторону полицейских. Труба, взмыв в воздух, с тупым звуком обрушилась на землю, отлетела от нее, вращаясь, и задела одному из преследовавших ногу. Тот коротко вскрикнул и упал на колено, выронив автомат, после чего опрокинулся набок и мучительно застонал.

— Ну, как оно? — злорадно взревел Котиль и захохотал. Коротко размахнувшись второй трубой, он швырнул и ее, но полицейские уже были настороже и вовремя отскочили.

— Стой, полиция, стрелять буду! — заорал майор и выстрелил из пистолета в воздух.

— Во дурак! — крикнул в ответ Котиль. — Смерти захотел?!

Он бросился внутрь склада, миновав старшего рабочего, который держался за поясницу и отходил от потрясшего его падения. Котиль, охваченный жаждой разрушения, схватил деревянный поддон, сбитый из толстых досок, немилосердно рассыпав при этом сложенные на нём железки. Размахнувшись, он такой силой швырнул его в ворота, что поддон с громким треском рассыпался на куски. За поддоном последовала труба, угодившая в стену, рядом с воротами. Часть кирпичной кладки, медленно, словно не желая покидать привычное место, вывалилась из стены и обрушилась. Пыль, которая поднялась при падении, заволокла распахнутую дверь, и с глаз Котиля на время исчезли преследователи, осторожно, медленно, но упорно приближавшиеся к воротам склада. Он быстро и мягко, словно рысь, подлетел к воротам, и сквозь пыльную завесу осмотрел поле боя.

Полицейских он увидел теперь четверо. Пятый лежал на земле, держался за ушибленную ногу, издавая громкие стоны. Двое его товарищей, не забывая с опаской поглядывать в сторону склада, подошли к нему с намерением помочь. Майор держал пистолет наготове и пригибался, упрямо семеня в сторону ворот. За ним шёл сержант с автоматом, который он снял с шеи, чтобы лямка не мешала стрелять.

Котиль знал, что это не все, кто явился по его душу. Он словно приобрёл способность видеть сквозь стены, и за кирпичной кладкой, как на проявившейся на долю секунды фотопленке, внутренним взором увидел ещё одного. Он подбирался к складу по правую сторону от ворот. Со стороны задней стенки не было никого, и Котиль отметил это направление как возможный путь к отступлению.

На какое-то время он застыл в нерешительности. Так же, неподвижно, не зная, что предпринять, неподалеку от него стояли двое рабочих, которые оказались заложниками ситуации. Молодой отошёл в сторону и с округлившимися от возбуждения глазами, не без задора наблюдал за тем, что происходит. Тот, что постарше, низвергнутый на бетонный пол могучей рукой незваного гостя, сидел на ящике, приложив руку к груди. В затравленном взгляде его ясно читался испуг и нежелание иметь лишние проблемы.

Котиль вздрогнул, сбрасывая оцепенение, огляделся, схватил массивный кран с круглым вентилем и запустил его в полицейских. Кран, вращаясь с бешеной скоростью, просвистел в воздухе как снаряд. Один из преследователей едва успел увернуться, ничком упав на землю. Кран угодил в кабину нефтевоза, который стоял неподалеку, помяв дверцу, стекло на которой покрылось сеткой трещин. Котиль тотчас схватил другую железку, что попалась под руку, и снова запустил. Деталь была еще более массивной, он бросил её выше, ни в кого не целясь, а желая продемонстрировать силу. Железка взмыла в воздух, описав параболу на уровне самых высоких елей, и с глухим гулом упала неподалеку.

— Ну что, ещё хотите иметь со мной дело?! — рявкнул он, выглядывая в дверь. — Давайте, подползайте, что вы застыли!

Полицейский, ушибленный трубой, не переставал мучительно стонать и кататься по земле. Двое пытались ему помочь. Один хватал его за руки и уговаривал потерпеть, другой лихорадочно вытряхивал из коробочки какие-то таблетки.

— У него перелом, — сказал один из них Мурдякову, который подошёл неспешным шагом. — Надо скорую вызывать.

— Никаких скорых, — резко ответил Мурдяков. — Никаких посторонних людей. Это очень важно. Вы поняли?

— Вызовите скорую! — слабым хриплым голосом выплюнул пострадавший, не отпуская сломанной ноги. Лицо его покрылось каплями пота, глаза округлились.

— Потерпишь, — холодно возразил майор.

— Да кто это такой? — спросил лейтенант, утирая пот со лба. — Я эту трубу, что он швырнул, один край еле от земли оторвал! Никакой чемпион так не бросит!

— Много будешь знать — скоро состаришься, — отрезал майор. — Никто не забыл, что нам надо взять его живым?

— Что? — не понял лейтенант. — Живым, после этого? Каким образом? Он стены руками разбивает!

— Я сказал — живым.

Майор помолчал, взглянув в сторону складских ворот. Пыль из проломов в стене уже села, но внутри склада никого видно не было.

— Ты что, не понимаешь ни черта? — спросил майор, наблюдая растерянность на молодом, гладко выбритом лице лейтенанта. — Нам надо взять его, и отдать… по инстанции. Пусть делают с ним, что хотят. Я еле добился, чтобы они не совали сюда своих носов, пообещал, что справимся сами! Ты хочешь, чтобы хозяйство Бардаганова перетрусили на пыль? Надоела прибавка к зарплате? Погоны посрывают и вообще посадят, и надолго!

— У него вся нога в крови, — пробормотал сержант, склонившись над раненым.

Майор холодно взглянул на пострадавшего. Часть штанины пропиталась кровью и потемнела. Он снова застонал, лицо, по-прежнему в каплях пота, побледнело.

— Помогите ему, чем можете, — обронил майор. — А нам надо взять его живым. Тогда нас оставят в покое, закроют глаза на буровую. Бабки, мужики, бабки. Как всегда. Есть что-то надо?

Он поднял пистолет и двинулся в сторону ворот. Спина его сгорбилась, ноги присогнулись, он был весь внимание, чтобы успеть увернуться, если из дверей склада вдруг вылетит очередной сюрприз.

В дверном проёме показалось лицо Котиля, грязно-серого цвета, с заметными бородавками, с выражением ярости, решимости идти до конца. Это заставило майора остановиться. Он покрепче сжал рукоятку пистолета, всматриваясь во врага. Краем глаза, не смея отвлечься, он проконтролировал, где находятся его подчиненные. Те были неподалеку и тоже застыли, впервые в относительной близости увидев преследуемого.

— Ну и красавец, — пробормотал майор. — Начудили они в своих лабораториях.

Решительно прогоняя охватившую его слабость, он стиснул зубы и сделал полшага вперед.

— Слушай, ты! — крикнул он, направляя пистолет в сторону Котиля, — если хочешь жить, сдавайся по-хорошему!

В ответ, Котиль засмеялся, зловеще и издевательски.

— У меня двое заложников! — рявкнул он. — Хотите увидеть их живыми — бросайте оружие и валите отсюда! С буровой можете распрощаться! Это мой мир!

— Да плевать я хотел на твоих заложников! — крикнул в ответ майор. — Можешь поотрывать им головы! Выходи по-хорошему, иначе пристрелим, как собаку!

— Поотрывать головы? А это идея!

Котиль нырнул внутрь, и майор снова медленно двинулся к воротам склада, сделав знак своим следовать за ним. Те пошли, горбясь и выставив автоматы наизготовку. Майора догнал лейтенант и обронил сквозь зубы:

— Майор, не слишком ли смело вы блефуете? Он и правда что-то сделает заложникам.

— А я не блефую.

— В смысле?

— Прямом. Мне нужен он. Живым. А с заложниками пусть делает, что хочет.

— Как, что хочет?

— Мало работяг на свете?

— Да вы что, майор?

— Бардаганов найдет ещё тысячу.

— Вы с ума сошли?

— Командую здесь я, лейтенант.

— Да пошел, ты, майор!

— Я приказываю….

— Я не буду исполнять таких приказов!

Мурдяков молча, неожиданно, без тени эмоций, развернулся и выстрелил лейтенанту в ногу. Тот вскрикнул, схватился за рану и припал на колено. Майор подошел к нему и вырвал пистолет.

— Такой, как ты, ещё и в спину выстрелит. С предателями разговор короткий.

Он обернулся к складским воротам и выкрикнул в полный голос:

— Ты видишь, что ты наделал? Уже двоих покалечил! Мы тебя всё равно возьмем, тебе некуда деваться! А если нет — пристрелим! Ты ведь хочешь жить? Выходи по-хорошему!

Вместо ответа из дверей, по-прежнему распахнутых, вылетел мешок. В нем было что-то округлое. Полицейские вздрогнули, готовые отскочить в сторону. Прокатившись по траве, мешок остановился неподалеку от майора.

— Ты сам подал мне идею, — крикнул Котиль, выглянув наружу. — Там голова. Ты хочешь получить вторую? Если нет — валите отсюда! Я не хочу больше никого убивать!

— Да плевать я хотел, кого ты убьёшь! Неужели ты до сих пор ничего не понял?

Майор спокойно стоял, широко расставив ноги, в тридцати шагах от входа, сжимая в каждой руке по пистолету. Двое с автоматами по обе стороны от него застыли, слегка побледнев.

— Но, майор… — неуверенно проговорил один из них.

— Сержант, закрой рот, — выплюнул Мурдяков, и, понизив голос, продолжил: — Молча выполнять приказ. Вперед. Не стрелять. Не дай бог вы пришьёте его!

— Не убивай заложников! — закричал вдруг раненый лейтенант страшным голосом, всё так же стоя на колене. — Ты им нужен живым! Они ничего тебе не сделают, только вешают лапшу на уши! Уходи, беги! Тебе ничего не угрожает!

Майор резко развернулся и злобно посмотрел на лейтенанта, глаза его были страшными, нижняя челюсть подрагивала.

— Ты мне никогда не нравился, лейтенант. Чистоплюй ты.

Он вскинул пистолет, коротко прицелился и выстрелил. Пуля попала лейтенанту в лоб и вышла с обратной стороны, разнеся ползатылка. Лейтенант упал в траву, разбрызгивая мозги и кровь.

Котиль, видевший это, отскочил от двери как ужаленный. На секунду застыв в неподвижности, он вдруг скорчился, словно от сильной боли в желудке, глаза закрылись, лицо исказилось мукой.

— Что…. там? — едва оттягивая голос, спросил молодой рабочий, стоявший поодаль.

— Что там? — переспросил Котиль, в упор, зло зыркнув на него. — Что там? — он повернулся к старшему, который сидел на ящике и не знал, что и думать. — Там он хладнокровно убил своего. А вы слышали, как он сказал, чтобы я убивал вас? Ему все равно, понимаете или нет? Им плевать на все, на ваши жизни, ваши руки-ноги, которые отрывает у вас во время каторжной работы! Бросьте это все! Вы — люди! В отличие от меня!

— Нет, — едва слышно проговорил старший, а молодой покачал головой.

— Пошлите их всех!

— Нет.

— Идите со мной!

— Нет.

На некоторое время Котиль снова застыл, как восковая фигура, не зная, что предпринять. Отчаяние затопило его, парализующее отчаяние, убивающее все надежды. Он был один, как пуля в полете; никто не поможет ему в борьбе, ничто не изменит этих людей. Способность к бунту, желание бороться за своё, кровное, гордость свободного существования вытравлена из них навеки. Лейтенант взбунтовался, и тут же был убит. Его простреленная голова, мозги, разбрызганные по траве, стояли перед глазами Котиля.

— Лучше бы я ваши головы выбросил им в мешке, а не тряпки! — взревел он, поднимая очередную тяжеленную трубу. — Назад! — орал он уже в сторону ворот, к которым, он знал, упрямо подбирались его недруги. Коротко размахнувшись, он швырнул трубу в ворота. От мощного удара одна из петель лопнула в месте сварки, и ворота накренились наружу. Котиль побежал к противоположной стене, и, ухватившись за металлическую стойку, на которой были аккуратно разложены детали для бурильного оборудования, обрушил её на пол. Железо громко ударило о бетонный пол, зазвенело, грохнуло на разные лады, подскакивая и разлетаясь по всему складу. Рабочие отбежали к воротам, опасаясь показаться наружу, боясь, что полицейские будут стрелять по всем без разбору. Котиль схватил толстую трубу, качнул её, как таран, и ударил в заднюю стену. Кирпичи повыскакивали из кладки, подымая пыль. Он ударил рядом, расширяя дыру, и, хотя уже после первого удара она была достаточного размера, чтобы он мог пролезть, он снова бил, повинуясь охватившему его демону разрушения. Он почувствовал, когда надо прекращать, когда опасность станет слишком большой. Бросив трубу, он выскочил в пролом, а через долю секунды бетонные перекрытия стали угрожающе крениться.

Полицейский, обходивший склад с тыла, отшатнулся, театрально взмахнув пистолетом. В доли секунды, как хищник, долго поджидавший жертву, и, наконец, подгадавший момент, с нечеловеческой скоростью Котиль обрушился на него. Повалив на землю, он вырвал у него оружие и приставил к виску. Полицейский побледнел, капли пота выступили у него на лбу. Почувствовав чудовищную силу противника, он не пытался сопротивляться, только тяжело дышал и со страхом в глазах смотрел в серое лицо изгоя.

— Убью, собаку! — прорычал тот.

— Это ничего тебе не даст, — хрипло пробормотал полицейский, — я здесь ни при чем.

Котиль сам знал, что это ничего ему не даст. Если они безжалостно разносят головы своим, дерутся как шакалы за кусок гнилого мяса, обрекают на смерть заложников, — то их мало что способно остановить. Неужели страх перед смертью у них слабее страха потерять свои деньги, свою кормушку? Что это за люди?

«Будет вам кормушка», — злобно подумал Котиль и ухмыльнулся.

Отпустив полицейского, он побежал в сторону отстойников. Тотчас услышал он позади себя крики, за которыми сухо щёлкнул пистолетный выстрел. На бегу он развернулся и тоже выстрелил в воздух, после чего забежал за ряд местами проржавевших мусорных баков, и под их прикрытием засеменил к эстакаде трубопроводов. «Здесь должна быть нефть, ваша жизнь, ваша собачья кровь. Посмотрим, как вам это понравится».

Сходу, злобно зарычав, радуясь новым разрушениям, он саданул ногой по трубе, завернутой в изоляцию. Труба с лязгом слетела с опоры и оказалась в сантиметрах от земли, провиснув под собственным весом. Он подскочил и ударил еще пару раз. Изгиб трубопровода в соединении достиг критического угла, ткань изоляции потемнела, намокнув, и на землю закапала, а затем и густо полилась нефть. Котиль выстрелил в этот всё увеличивающийся поток, но ничего не произошло. Тогда он приблизил ствол почти вплотную к коричневатой пахучей жидкости, и выстрелил снова. Нефть вспыхнула, огонь охватил изоляцию, игривой змейкой побежал по земле. Повалил смолистый дым, весело треплемый разыгравшимся ветром.

— Ты что делаешь, сволочь! — заорал майор, устремившись к пожару. Котиль выстрелил в воздух и упал на землю. Майор тоже выстрелил, не целясь, и вместе с двумя автоматчиками, бежавшими за ним поодаль, залег в низкой траве.

— А ты думал, я не найду на вас управы! — рявкнул в ответ Котиль и злорадно рассмеялся. — Не нравится?! Но теперь это всё — мое! Этого я вам не отдам!

Он на полную грудь вдохнул дымного воздуха и застонал от удовольствия. Услышав гудение автомобильного мотора, он обернулся и увидел пожарную машину, по грунтовке вдоль эстакады, подпрыгивая на ухабах, спешившую к месту пожара. Машина ещё не успела остановиться, как из кабины выскочил пожарник в брезентовом комбинезоне и каске, и, лихорадочно суетясь, стал разворачивать рукав. Второй включил пенообразователь, рукав стал надуваться, становясь похожим на полного сил удава, и из раструба белыми хлопьями повалила пена.

— Ты что это?! — крикнул Котиль, подбегая к пожарнику и хватаясь за раструб. Пожарник не отпускал, недоуменно разглядывая серую физиономию незнакомца, но тот толкнул его в грудь, и пожарник, нелепо взмахнув руками, упал на спину. Котиль отшвырнул раструб, извергавший пену, подальше от огня.

— Я пристрелю его! — зло рявкнул один из полицейских.

— Стреляйте по ногам! — велел Мурдяков.

Котиль засмеялся во весь голос, упиваясь местью. Второй пожарник, стараясь ступать тихо, подкрался к Котилю сзади и с усердным мычанием обхватил ему шею. Котиль двинул его локтем в живот, сжал и выкрутил ему руку с такой силой, что тот, издав невнятный звук, повалился на траву.

Ударила короткая автоматная очередь, и Котиль упал в траву, извлек из кармана джинсов пистолет и выстрелил в небо. Полицейские прижали головы к земле, но через пару секунд, озлоблённые, поползли вперед.