Запах гари

2

Марина вышла из ванной, кутаясь в махровый халат и поправляя влажные белокурые волосы. Войдя в кухню, она зло грохнула на плиту кофеварку и повернула краник, автоматически загорелся газ. Лениво подняв руку, пальцем с ярко-красным ногтем она дотронулась до сенсорной кнопки на блестевшей хромом вытяжке. Едва слышно загудел двигатель. Проделав это, с недовольным выражением лица она неспешно продефилировала в спальню и стала надевать колготки.

На кровати полированного дерева размером с хоккейную площадку спал Бардаганов. В который раз мелодично отозвался будильник, но на него он не произвел никакого воздействия — он всё так же похрапывал, раскинув руки и почти сбросив на пол подушку.

— Вставай! — рявкнула Марина, презрительно взглянув на мужа. Тот едва заметно пошевелил ногой и приоткрыл опухшие глаза.

— Тебе не будильник надо, а гвоздь в одно место! Опять нажрался, как свинья! Ты хоть помнишь, что вчера вытворял?

— Рот закрой, — прохрипел Бардаганов, не двигаясь.

— Ты мне рот не затыкай! — с остервенением выдала Марина, застёгивая бюстгальтер. — Я твоя жена, как — никак. Не то, что эта твоя шлюха!

— Какая?.. Я уже забыл…

— Ой-ой, забыл! Хоть не ври! Зато я ничего не забыла! Ты про жену забыл, это да.

— Ты что, не видишь…

— Я всё вижу, всё. Тебе верить — себя не уважать. Мы на Бермуды вообще-то собирались, ты и это забыл.

— Да лети, кто тебя держит!

— Нет уж, вместе собирались.

— У меня работа, у меня… — медленно, с натугой выговаривал Бардаганов, бессильно лёжа в постели.

— Да, да, работа у тебя, пьянки до полусмерти, шлюхи у тебя!

— Тебе явно надо на острова. Голову на солнышке погреть, чтоб тараканы оттуда поразбегались.

— А я уже не хочу никуда. Вернее хочу, но не на неделю.

— Вали хоть на месяц, в чём проблема?

— Проблема в том, что я хочу туда навсегда! — повысила голос Марина. — Не на Бермуды, но куда-нибудь туда. Туда! Туда! Навсегда! Чтоб глаза мои не видели всего этого!

— Уедем, я же тебе говорил. Но здесь ещё дел по горло, ещё денег надо выбить, пока есть возможность.

— Так выбивай!

— А я чем занимаюсь, по-твоему?

Он решительно и злобно отбросил одеяло, словно это оно было виновато во всех проблемах, и поднял могучее, спортивное, но уже начавшее заплывать жирком тело с кровати. На левой щеке его алел шрам, который тянулся почти от глаза до рта. Тотчас, схватившись за виски, он мучительно застонал и уселся обратно.

— А, чёрт! Выбивай… Это с меня выбивают! Все словно с цепи сорвались. Деньги, деньги! А тут еще эти зелёные, журналисты и прочая мразь — снова прибегут со своими плакатами, со всем этим барахлом!

— Забей на зеленых, на журналистов!

— Я давно на них забил. Да на всех не забьёшь.

— Забей на Москву, на всех!

— Не лезь, куда не надо!

— Так ты никогда ничего не добьёшься! Продай всё, всё к чёртовой матери, и поехали отсюда!

— Закрой, наконец, пасть!

— Или дай мне денег, я уеду, а сам делай, что хочешь! Только нормальных денег, а не жалкую подачку! — Марина уже почти орала визгливым голосом, требуя своё, кровное, словно речь шла о жизни и смерти.

— Денег тебе! Ты ж их спустишь за месяц!

— Тебе какое дело? Половина всего — моя!

— Не переживай, когда коньки отброшу — всё твое будет.

— И когда ж это ты осчастливишь меня? Может, поведаешь хоть, когда такое событие произойдет? Что у тебя там по плану — очередная пьянка до полусмерти, или раньше пристрелят?

Бардаганов припарковал «Джип» возле конторы, не торопясь вывалился из него и с маху хлопнул дверцей, всей грудью вдыхая привычный и вездесущий запах нефти. Подпухшее лицо его со шрамом и ожесточенно-зверским выражением не гармонировало с приличной светлой рубахой из дорогой ткани и тёмными брюками. Вокруг кипела работа, сновали люди в промасленных спецовках, перемешивая кирзовыми сапогами грязь. Неподалеку от конторы размеренно и плавно, как колодезный журавль, бил поклоны штанговый насос, из отстойников порывы ветра несли запах гнили. Возле проржавевших мусорных баков двое рабочих, матерясь, о чем-то спорили.

Бардаганов зло толкнул жалобно скрипнувшую конторскую дверь и вошел, проигнорировав мокрую тряпку у порога, оставляя на недавно вымытом полу грязные следы. Промычав что-то бессвязное в ответ на приветствие секретарши, которая мгновенно приняла занятой вид, он вошел в кабинет.

Его уже ждали. Семеро человек, его боевой штаб, начальство буровой и перерабатывающего завода, сидело за длинным, с вытертым по краям лаком столом. Восьмой был в форме майора полиции. Он флегматично двигал мощными челюстями, мусоля жвачку, и без интереса поглядывал в окно.

— Мы все на восемь, как вы и сказали, — прокашлявшись, сообщил мужичок с залысиной в центре головы, который сидел ближе всех к входной двери. — Полтора часа сидим.

— А-а … будильник чёртов… — пробормотал Бардаганов, грузно усаживаясь в кресло во главе стола. — Я, конечно, извиняюсь… Что там у нас?

— С утра пораньше хорошие, в кавычках, новости. Резво сработали. Только позавчера сброс был, а они уже…

— Да пошли они!.. С этими попугаями все ясно. Всё, как всегда, пусть юристы пудрят им мозги. Если будут слишком уж вой подымать, сам поеду, все утрясу.

— На стоке кран не держит. Без всяких сбросов будет течь. Да и потери…

— Сделайте кран!

— Сколько раз уже делали! — спорил мужичок с залысинами. — Менять надо, и не один кран, а весь узел. Да ещё и…

— Опять расходы! Обойдётся пока, пусть течет.

— Охломоны всякие… журналисты и прочие… наверняка снова явятся со своими плакатами, будут дороги перекрывать, работе мешать.

— Пожарную машину на дорогу! — краснея, рявкнул Бардаганов. — Заранее пусть поставят, и только явятся — сразу искупать сволоту!

— Вениаминов сказал, что больше не будет их обливать. Напор, мол, сильный, в прошлый раз одному чуть глаз не выбило, в травмопункт бегал, потом в полицию…

— Какую еще полицию? Полиция здесь сидит! — крикнул Бардаганов, сурово зыркнув на майора. Тот безразлично зевнул.

— Ну, я… — протянул майор и сделал непонятный жест рукой. — Ясно, что спустили все. Очередное заявление нацарапали, ну да пусть пишут, бумаги не жалко. Только особо упрямые в область ездят, там всех трясут.

— Так что с областью?

— Есть там один правильный.

— Правильный! Сломаешь хребет правильному! Бабки доят и доят, — Бардаганов с тоской посмотрел куда-то вдаль, — а правильных на место поставить не могут. А Вениаминову скажешь, — он обратился к начальнику, почесывавшему лысину, — добавлю я ему штук двадцать к зарплате, пусть не переживает насчёт выбитых глаз. Пусть хоть головы им поотрывает — может, тогда угомонятся!

Он умолк и с ненавистью уставился в столешницу. С минуту все молчали, под потолком нагло и громко гудела муха.

— Еще один вопрос давно надо решить, — отозвался мужичок с залысинами. — Сырья уже много выкачали, надо воду заливать, много воды. Оседание пластов на пределе. Трясти со дня на день начнет, город ещё разрушит.

— Воду, воду! — рычал Бардаганов. — Где я возьму столько воды? С реки нельзя брать …. пока нельзя. С лесных озер трубу тянуть надо, а это далеко; опять деньги. Позже, подождем ещё.

— С лесных озер за месяц всё выкачаем, если не быстрее, из-за этого снова вой подымут. Озёра исчезнут.

— Плевать! — взъярился Бардаганов и грохнул кулаком по столу. — Пусть хоть озёра, хоть что исчезнет к чертям собачьим! Нефть важнее всего! Это жизнь, это деньги! Ты согласен голодать из-за этих?.. Или ты? И я не собираюсь. Это моя буровая! Я плачу всем, кому не лень руку протянуть, и я буду решать, каким озёрам жить, а каким — нет!