Запах гари

15

Нефть, выливавшаяся из трубы, полыхала неровно гудящим, всё набиравшим силу пламенем. Огонь играл на ветру как живой, подымался до уровня невысоких молодых елей, росших за дорогой. Густой чёрный дым, который витиеватыми клубами рождался из огня, то возносился к солнцу, то припадал к земле, подчиняясь порывам таёжного ветра. Возле насоса, качавшего нефть, бегали люди в чёрных робах, озабоченно перекрикиваясь и матерясь. Некоторые из них, с лопатами и огнетушителями, побежали в сторону пожара, но, увидев полицейских с автоматами и услышав звуки выстрелов, повернули назад.

Котиль понял, что сейчас выключат насос, гнавший нефть по трубопроводу, и огонь погаснет. Он вскочил и, пригибаясь, побежал к машине. Один из пожарников хотел перекрыть пену, но, увидев искажённое яростью, страшное лицо Котиля, уже испытав на себе его сверхъестественную силу, неуклюже переставляя ноги, отбежал в сторону. Котиль вскочил в кабину; двигатель работал. В армии ему приходилось несколько раз садиться за руль «Урала», и навыков он не забыл. Включив передачу, он вдавил педаль газа в пол.

Он повёл машину по дороге, вдоль эстакады; временами обзор ему застилал густой дым пожара, терзаемый ветром. За машиной волочился пожарный рукав, широкий раструб которого, движимый напором пены, разбрасываемой во все стороны, выполнял немыслимые пируэты. Котиль повернул налево, где стояли огромные блестящие цистерны с нефтью, с многочисленными громоотводами на макушках. Недолго думая, Котиль добавил газу и направил машину на одну из цистерн.

Вдруг он почувствовал, что ход машины замедлился. Благодаря чутью он понял, что в одно из задних колёс попала пуля. Но он вдавил педаль газа до упора, включив четвёртую передачу и упрямо понесся к цели. Впереди замелькали люди в робах. Один из что-то кричал, указывая на мчавшуюся машину, другие отбегали в сторону, подальше от возможных последствий. «Что, тараканы, смываетесь?!» — заорал Котиль и открыл дверцу кабины. Мощный грузовик снёс, словно игрушечное, сеточное заграждение, жалобно лязгнувшее при ударе. Огромная цистерна стремительно приближалась, заслоняя весь мир. Котиль выждал еще секунду и выпрыгнул из кабины.

Набрав приличную скорость, машина долетела до бака и с глухим скрежетом врезалась в него, сминая металлическую конструкцию как бумажную коробку. Из образовавшихся разломов тотчас хлынула нефть, мощным потоком обрушилась на машину, соскочила, как живая, с кабины и хлынула на землю. Котиль, поднявшись, бросился в сторону от потока, который бурлил и приближался. Отбежав, он выхватил из кармана джинсов пистолет и хотел выстрелить, но вовремя остановился, сообразив, что нефть не загорится от пули; только горячие пороховые газы могут воспламенить ее. Движимый жаждой разрушения, он бросился обратно, приблизил оружие вплотную к одному из живых, трепетавших потоков, множеством которых нефть из огромного хранилища разливалась по округе, и выстрелил. В обойме оставалась всего одна пуля.

Огонек, подмигнув синим глазком, с нараставшим гудением быстро превратился в безудержное пламя, которое устремилось назад, к изуродованной цистерне. В короткое время огонь охватил хранилище и взметнулся ввысь, ревя, безумствуя и выбрасывая столб черного густого дыма, который поднимался до облаков. Из рукава пожарной машины по-прежнему шла пена, в направлении, противоположном пожару. Её слабая по сравнению с разыгравшейся стихией струя была словно насмешкой над человеческими возможностями.

Котиль отбежал от огня, сжимая в руке пистолет. Остановившись напротив соседней цистерны, несколько которых выстроились в аккуратный ряд, он хотел выстрелить, но патронов больше не было. Он знал это без всякой логики и подсчётов, но всё же нажал на курок, так, на всякий случай, и услышал ожидаемый щелчок. Широко размахнувшись, он с силой швырнул бесполезное оружие в сторону цистерны. Пистолет звякнул о нержавеющую сталь и отлетел, оставив лишь царапину.

Разглядев сквозь пелену дыма бегущие фигуры полицейских, Котиль быстро двинулся в противоположную сторону и остановился. На какое-то мгновение его охватила неуверенность, он не знал, что ему делать дальше. Он вспомнил, что ему кричал лейтенант, застреленный майором. Его не собираются убивать, его хотят любой ценой изловить и посадить в клетку для опытов. Ради него они отдают человеческие жизни, ради него не считаются ни с чем. Такое упорство, такой цинизм, стремление добиться своего любой ценой вызвали у него прилив недоумения и ужаса. Ему пришло в голову, что жизнь за тридцать пять лет ничему его не научила — разве когда-нибудь где-нибудь было иначе?

Он глубоко вдохнул задымленного воздуха и побежал в обход пылавшего хранилища. Огонь, не утихавший, а всё набиравший ярости, заслонял его от преследователей. Он подошёл к бушевавшей стихии настолько, что кожу лица и рук стало припекать, и он с удовольствием воспринимал это горячее дыхание стихии. Быстро обежав пожар по кругу, он увидел, что полицейские семенили в сторону его отступления, уже удаляясь от него. Один из них отстал, замыкая цепочку, и Котиль, не теряя времени, со всей возможной скоростью понёсся ему вслед.

В короткое время, бесшумно, как бесплотный демон, догнал он полицейского, который неуклюже пригибался и не ожидал нападения сзади. Сходу, толкнув в спину, он сбил его с ног. Соизмеряя силы, не намереваясь убивать, он прыгнул на него и пару раз ударил кулаком по голове. Оглушенный сержант, коротко вскрикнув, затих, благоразумно решив, что лучше не сопротивляться. Котиль вырвал из его ослабевших рук автомат и отбежал назад.

Майор обернулся на крик и, прищурившись, выстрелил, почти не целясь. Котиль припал к земле, развернулся удобнее, прицелился и дал очередь. Майор застонал, схватившись за ногу, упал на колено и завалился набок.

— Что ты творишь! — заорал один из полицейских, быстро припав к земле. — Сдохнуть хочешь? Сдавайся по-хорошему!

В ответ Котиль злобно рассмеялся и выдал короткую очередь поверх голов.

— Это вы сдохнете! Я вас всех перестреляю, поджарю в огне! Убирайтесь отсюда, тогда я не трону вас!

— Помогите мне! — слабым голосом вскричал майор, окровавленными руками зажимая рану на бедре. — Не стреляйте, пусть уходит, пусть проваливает отсюда!

Котиль снова рассмеялся, громко и торжествующе.

— Во как запел! Сначала ты убиваешь своих, плюешь на заложников… а себя пожалел! Своя рубаха ближе к телу! Сволочь!

— Пусть они помогут мне, не стреляй! Будь человеком!

— Ты видел мою рожу? Кто тебе сказал, что я человек? — голос Котиля звучал зловеще, голос существа, дошедшего до крайнего отчаяния. — На кой чёрт вам этот майор?

— Всё, успокойся!

— Бардаганов найдет ещё десяток майоров!

— Помогите, я истекаю кровью!

— Что значит какой-то майор!

— Пусть перевяжут мне рану!

— Пристрелите его, как он пристрелил лейтенанта!

— Тебе не спустят моей смерти!

— Я подымаюсь и иду помогать ему! — закричал сержант. — Я без оружия, с поднятыми руками! Не стреляй!

Котиль замер, всматриваясь и вслушиваясь. Такого поворота он не ожидал — среди них попадаются ещё люди! Это выбивало его из седла. Лучше бы они все оказались мерзавцами, тогда бы ему легче было пристрелить их. Он подумал о лейтенанте, подумал о том, что порядочные всегда погибают первыми. Если в тебе есть хоть капля человечности, шансы отправиться на тот свет возрастают в разы; реальность рано или поздно перемелет тебя своими жерновами в пыль.

Между тем сержант поднялся, оставив автомат на земле и демонстрируя пустые руки. Котиль видел, как побледнело его молодое лицо, на котором застыло детское выражение, выражение школьника, который не подготовил урок и шёл к доске. Котиль припал к автомату и поймал его фигуру на мушку. Палец его, повинуясь дьявольскому соблазну, лег на спусковой крючок.

— Я иду помочь раненому! — снова выкрикнул сержант, голос его дрогнул. Дым пожарища, повелеваемый таежным ветром, легкой завесой окутал его, словно пытался защитить от опасности. Котиль приподнял ствол и дал короткую очередь в воздух. Сержант остановился и мимовольно пригнулся, словно ударившись о невидимую стену, и побледнел еще больше.

— Я без оружия, — прохрипел он изменившимся голосом, — не стреляй!

— Ты хочешь помочь убийце! — выплюнул Котиль. Он пристрелит тебя, как лейтенанта!

— Я помогу ему! — упрямо пробормотал сержант и снова медленно двинулся.

Котиль хотел крикнуть ещё что-то, но слова застряли у него в горле. Быстро вскочив на ноги, он скрипнул зубами, и, пригибаясь, побежал прочь.

— Куда ты, идиот? — заорал майор. — Твоя жена у нас! Хочешь увидеть её?

Но Котиль словно не слышал. Лишь на какое-то мгновение полусогнутая спина его едва заметно выпрямилась, после чего он побежал быстрее.

Несмотря на рану и потерю крови, майор пристально наблюдал за ним. Ослабевшей рукой он поднял пистолет. Пелена застилала ему глаза, рука дрожала, и он опустил оружие, так и не выстрелив. Сержант подбежал к нему, вынул из кармана бинт и принялся перевязывать рану.

— Он слабак, — прохрипел майор, — добренький. Это нам на руку. Никуда он не денется. Возьмёте его тепленьким.

— Без меня, — коротко ответил сержант, завязывая бинт. — Я увольняюсь. К чёртовой матери. И уезжаю отсюда.

— Две недели ты ещё будешь делать то, что я тебе…

— Да пошел ты со своими двумя неделями! А чтоб ты не стрелял мне в спину…

Резким движением он вырвал из руки майора пистолет, поставил на предохранитель и швырнул в сторону пожара.

— Делайте, что хотите.

Упругой походкой, поглядывая по сторонам, он двинулся в сторону города.