Записки Клуба Лазаря

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

На следующий день после того, как с Брюнелем случился удар, я снова был на палубе «Великого Востока», когда он отплыл по реке в сторону Северного моря и Ла-Манша. Перед отъездом я еще раз справился о здоровье Брюнеля, и Броди сообщил мне, что его состояние оставалось стабильным, но пока не было никаких признаков улучшения. Броди боялся, что, даже если инженеру удастся оправиться, паралич не пройдет до конца дней.

Снова почувствовав запах денег, судовладельцы пустили на борт корабля сотни пассажиров, каждый из которых заплатил крупную сумму за привилегию отправиться в первое плавание. Однако у этого вояжа не было конечного пункта назначения. Корабль должен был доплыть до пролива, где его двигатели подверглись бы ряду испытаний, а затем вернуться назад в реку, где он с таким трудом появился на свет. Какая жестокая насмешка судьбы — Брюнель потратил столько сил и времени на этот корабль, но из-за болезни не смог отправиться в первое плавание.

Я все никак не мог понять, почему он поручил эту миссию именно мне. Наша провокация не вызвала ни малейшего интереса к механическому сердцу со стороны членов клуба, к тому же я все еще с трудом верил в виновность Рассела. Его реакция на известие о случившемся с Брюнелем ударе не подтвердила мои опасения. Поприветствовав меня на борту корабля, Рассел выразил беспокойство по поводу состояния своего коллеги и изъявил желание как можно скорее посетить его.

Я согласился выполнить просьбу Брюнеля и проследить за его партнером. Однако задача оказалась не из легких. Рассел ни минуты не сидел на месте и постоянно перемещался из одной части корабля в другую. С блокнотом в руках и в сопровождении группы ассистентов он пробирался через толпу бродивших по палубе пассажиров и все внимательно изучал. Он то подходил к гребному колесу, то останавливался около нактоуза, чтобы проверить работу компаса, закрепленного достаточно высоко, чтобы изолировать его от металлических частей корабля. По возможности я старался держаться поближе к нему, но не пошел за Расселом, когда он спустился в трюм и довольно долго пробыл в машинном отделении. Когда мы подплыли к Пурфлиту — первому месту нашей стоянки, — Рассел, явно удовлетворенный работой корабля, пригласил меня пообедать с ним.

Мы сидели в отдалении от столика, где расположился капитан с самыми высокопоставленными гостями. Я подумал, что Рассел с большим удовольствием отобедал бы в этом изысканном обществе, и сказал, что мог бы спокойно поесть и в одиночестве.

— Ерунда, мой дорогой доктор; я даже рад, что у меня есть предлог не садиться за их стол. Эти чертовы пассажиры… От них одни неприятности. Сам не могу понять, как мы умудряемся работать, пока они бродят повсюду как стадо баранов. Брюнель давно бы посадил их на лодки и отправил восвояси. Нет, я рад, что капитан развлекает их.

Во время обеда Рассел с сожалением говорил о болезни Брюнеля.

— Есть ли какие-нибудь шансы на восстановление? — спросил он, когда официант в белых перчатках унес пустые тарелки из-под супа.

— Не знаю, — признался я. — Он может поправиться, но, боюсь, никогда уже не будет таким, как прежде.

— Как говорится, самая яркая свеча сгорает быстрее остальных?

— Полагаю, что да. Но еще не все потеряно, мистер Рассел.

— Однако вы думаете, что паралич не пройдет, даже если он выживет?

— Увы, но похоже на то.

— Тогда будет лучше, если он умрет, — с мрачной уверенностью заявил Рассел. — Вы же хорошо знаете его, Филиппс. Можете представить себе, чтобы такой человек продолжал жить в подобном состоянии?

Я покачал головой, соглашаясь со сказанным, после чего Рассел продолжил:

— Наступает момент, когда двигатель уже нельзя починить, и тогда остается лишь одно — потушить котлы и ждать, пока он остановится.

Я мысленно вернулся в машинное отделение.

— Как жаль, что он так и не закончит работу над механическим сердцем. — Слова вырвались прежде, чем я успел осознать сказанное.

Лицо Рассела напряглось при упоминании об этом устройстве.

— Неужели вы верите, что эта дьявольская штука может работать?

— А мог ли кто-нибудь сто лет назад предположить, что мы достигнем такого прогресса? Возможно, наступит момент, когда мы сможем заменять больные органы как детали в вашем двигателе.

— Даже если и так, кто дал нам право вмешиваться в Божий промысел? Будет лучше, если мы забудем об этом устройстве. Если бы Брюнель уделял больше времени важным проектам вроде этого проклятого корабля и не забивал себе голову пустыми мечтами, то…

— Что тогда, сэр?

— Тогда, возможно, он не оказался бы сейчас в таком плачевном положении.

Его слова снова показались мне искренними, и я подумал, что лучше будет завершить разговор на эту тему.

— А ваш корабль? Вы довольны им?

— Пока рано говорить. Надо подождать, пока он завтра выйдет в канал. Тогда мы сможем набрать настоящую скорость.

Но его оптимизм оказался преждевременным, поскольку в тот же момент к нашему столику быстрыми шагами подошел молодой человек, в котором я узнал ассистента инженера. Его лицо было встревоженным.

— Восток, что стряслось? — спросил Рассел.

— Мистер Рассел. Мы… у нас проблемы, сэр. Там…

Рассел бросил на стол салфетку и поднялся.

— Прошу извинить меня, доктор Филиппс. У «малыша» начинают прорезываться зубки. Вы же знаете, как это бывает.

— Конечно. И не важно, большой малыш или маленький.

Прежде чем вернуться в свою каюту, я решил пройтись по палубе, чтобы проветриться перед сном. На палубе было людно, как на набережной Брайтона летним вечером. Разве что здесь не было кебов и торговцев, а дувший с востока ветер приносил с собой ощутимую прохладу. Палуба была освещена рядами газовых ламп, заправляющихся от корабля. Где-то там, далеко, в темноте лежал берег, присутствие которого выдавали лишь огоньки стоявших у воды домов.

В рекламной листовке я прочитал, что если обойти палубу три раза, то преодолеваешь расстояние в одну милю. Я застегнул пальто, чтобы не замерзнуть, и отправился на прогулку.

Я двигался по часовой стрелке, так чтобы ветер дул мне в спину, и направлялся к кормовой части. Надеялся, что прогулка поможет мне обдумать все факты, связанные с Расселом и моими сомнениями относительно его виновности. Но вскоре суматоха на палубе прервала мои размышления. Я заметил двух матросов, которые залезли в шлюпку, висевшую на шлюпбалке сбоку от корабля, у одного из них в руке был фонарь. Минуту спустя они выбрались на палубу, поспешили к следующей шлюпке и также внимательно осмотрели ее.

Я почти не сомневался: какое бы известие ни принес ассистент Расселу за обедом, эти поиски имели к нему непосредственное отношение. Обыскивали не только лодки. Когда я повернул у кормы и направился к носу (теперь ветер дул мне в лицо), то заметил еще двух матросов. Они тоже искали что-то или кого-то, заглядывали в люки, засовывая руки в вентиляционные отверстия и иллюминаторы. Вдалеке двое матросов осматривали шлюпки с другой стороны корабля.

Затем я увидел Рассела. Он сказал что-то офицеру и велел ему идти к ближайшей лестнице. Рассел хотел последовать за ним, но, заметив меня, остановился.

— Что происходит? — спросил я, глядя на матросов в шлюпках.

Он задумался на минуту, вероятно, размышляя о том, как мне об этом сказать.

— Похоже, кто-то решил прокатиться на корабле зайцем.

— Безбилетный пассажир вызвал такой переполох? — спросил я, наивно полагая, что на кораблях нечто подобное было в порядке вещей.

— Мы опасаемся саботажа, — признался Рассел.

— Саботажа? Но почему?

Рассел проследил за тем, как шли поиски.

— На то есть много причин. Наш корабль может оставить без работы много маленьких пароходных компаний. А теперь прошу извинить меня, доктор, но я должен спуститься вниз. И пожалуйста, ничего не говорите пассажирам. Не хватало нам только паники.

— Конечно, — ответил я.

Рассел спустился по лестнице, я подождал некоторое время и последовал за ним. Я заметил его двумя пролетами ниже — он прошелся по лестничной площадке и исчез за дверью. Переступив через ее порог, я покинул широкую, устланную ковром лестницу и оказался в помещении, пол и стены которого были сделаны из чистого, не обитого деревянными панелями металла. Даже воздух здесь был другим — пропитанным вязким запахом масла. Вероятно, я находился поблизости от машинного отделения. Постояв немного наверху винтовой лестницы, я прислушался к голосам внизу, один из них принадлежал большому шотландцу. Когда они стали удаляться, я осторожно спустился вниз.

Добравшись до самого дна корабля, я подождал немного у овального люка, находившегося в нише у подножия лестницы. Голоса все еще были слышны, но теперь доносились издалека. Пройдя через люк, я оказался в длинном коридоре с высоким потолком, к которому крепились различного размера трубы. Вдоль одной стены стояли огромные железные печи; внутри их тлели угли, которые жгли ночью. У противоположной стены находились заполненные углем ниши.

Рядом с печами стояли котлы — огромные цистерны, где вода превращалась в животворящий пар, доставляемый к двигателям по артериальной системе труб. Между котлами поднималось основание трубы, проходящей сквозь три внутренние палубы над моей головой и уходящей в небо еще на тридцать футов. Впереди, за котлами и печами, виднелась еще одна ниша, похожая на ту, что находилась позади меня. Я решил, что там расположен люк, открывавший проход в похожее помещение. Брюнель рассказывал мне, что всего было пять подобных отсеков — для каждой трубы.

Убедившись, что Рассел и сопровождавшие его люди прошли в соседнее помещение, я направился к двери, но в следующее мгновение был опрокинут на спину и услышал, как кто-то бросился к люку, через который я только что вошел. Когда я встал и огляделся, то не обнаружил уже никаких следов человека, который появился непонятно откуда и сбил меня с ног.

Встав, я отряхнул пальто и уже собирался отправиться на поиски Рассела, как вдруг из люка передо мной высунулась голова, а вслед за ней и мощный обнаженный торс. Еще один незнакомец бросился ко мне — его лысая голова устремилась на меня, как выпущенное из пушки ядро. Я понял, что его не остановить, и, желая избежать столкновения, отступил в сторону. Но под ногу мне попал кусок угля и я рухнул навзничь. Человек-ядро, который, судя по его обнаженному торсу и перепачканной углем коже, был кочегаром, склонился надо мной и поставил свой огромный ботинок мне на запястье, пригвождая к полу. Позади него послышалась какая-то возня, люк раскрылся, и появились еще несколько человек.

— Мы поймали его, сэр! Схватили этого ублюдка! — крикнул захвативший меня в плен.

— Молодец! — похвалил его Рассел, подходя к мужчине.

Третий человек поднес к моему лицу фонарь так близко, что он опалил мне брови.

— Филиппс! — воскликнул Рассел. — Ради Бога, что вы здесь делаете?

— Я искал вас, — пробормотал я, угольная пыль щекотала мне горло. — Эта большая обезьяна бросилась на меня и наступила на руку.

— Мне врезать ему, сэр? — с энтузиазмом спросил человек-ядро.

— Нет-нет, — оборвал его ошеломленный Рассел. — Отпусти его и помоги подняться.

Кочегар тут же выполнил приказ — убрал ногу с моей руки, схватил за больное запястье и потянул вверх.

Рассел вытер платком пот со лба.

— Извините, но вам не стоило приходить сюда, Филиппс. Так что вы там говорили?

— Возможно, я смогу вам помочь.

— При всем моем уважении к вам, доктор, вы пассажир, и вас это не касается. Эта зона закрыта для всех, кроме членов команды.

— Я полагаю, что человек, которого вы ищете, был здесь.

— Что?

— Я шел за вами следом, как вдруг кто-то выскочил из темноты и толкнул меня. Он побежал назад через тот люк.

— Когда это было?

— Прямо перед тем как этот громила набросился на меня.

— Вы смогли бы опознать его?

— Я его даже не видел. Он подошел сбоку, сбил меня с ног и исчез. Думаю, он прятался за кучей угля. Вероятно, вы не заметили его, когда шли сюда.

Рассел повернулся к кочегару.

— Проклятие, Симмс! Я же велел тебе оставаться здесь и следить за ситуацией. Теперь этот человек сбежал, и одному Богу известно, что он замышляет!

— Извините, сэр, я только отлучился, чтобы проверить третий котел. Хотел убедиться, что он нормально работает, а потом тут же вернулся.

Несмотря на то что Симмс обошелся со мной грубо, мне было почти жалко этого нерасторопного гиганта.

— Он оказался скользкой рыбешкой, — посочувствовал я. — Вероятно, этот человек уже возвращался назад, когда появился я, и скорее всего решил, что лучше иметь дело со мной, чем… чем с Симмсом.

— Вполне вероятно, — согласился Рассел, взяв лампу у своего помощника. — Восток, проводите доктора Филиппса в его каюту, я должен здесь все осмотреть. Спокойной ночи, доктор.

Меня разбудил звон цепей, бьющихся массивными звеньями о нос корабля. Со дна реки поднимали якорь. Вода в стакане у моей кровати заволновалась, как маленькое море, от вибрации двигателей, приводивших корабль в движение. Я еще толком не проснулся, но мне уже хотелось поскорее очутиться на палубе, пока корабль не отчалил. Я быстро оделся и решил, что побреюсь позже. Выглянув в иллюминатор, я увидел, что день выдался прекрасным, небо было почти безоблачным, а на море, в отличие от вчерашнего дня, не было белой пены.

На палубе уже толпился народ — люди собрались у перил, чтобы полюбоваться окрестностями, и я поспешил протиснуться в узкое пространство между двумя пассажирами. По реке плыли маленькие суда, и собравшиеся на них люди в свою очередь рассматривали нас. Несколько пассажиров взобрались на высокий кожух гребного колеса, откуда открывался самый лучший вид с корабля, разумеется, не считая верхушек мачт. Те, кто не смог взобраться на кожух, но не хотел ничего пропустить, выстроились на пешеходном мостике, который тянулся вдоль палубы между двумя колесами.

Кожух гребного колеса по краю был заставлен ящиками, но если встать чуть поодаль и посмотреть вниз, то можно было увидеть, как его лопасти исчезали под водой. Послышались приветственные возгласы, когда колесо начало поворачиваться, разрезая воду и помогая огромному винту на корме сдвинуть корабль с места. Я надеялся, что маленькие суда не окажутся настолько безрассудными, чтобы попытаться переплыть водоворот, который образовал при отплытии наш корабль.

Когда мы миновали маяк Нор, устье реки стало расширяться по мере того как мы приближались к просторам Северного моря, затем мы взяли курс на юг, к Ла-Маншу. Корабль плыл достаточно близко от берега, чтобы можно было рассмотреть, как тысячи зевак собирались у воды, чтобы проследить за нашим плаванием. Я как раз намеревался спуститься вниз и позавтракать, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел Рассела. Черные круги под глазами говорили о том, что прошлая ночь выдалась для него неспокойной.

— Я хочу извиниться за неприятное происшествие прошлым вечером, мистер Филиппс. Надеюсь, ваша рука не пострадала?

— Все в порядке, — заверил я его и для убедительности пошевелил рукой. — Не нужно извиняться. Ваш человек думал, что поступает правильно. Как вы сказали, мне вообще не следовало ходить туда, ведь я знал, что на корабле не все спокойно. Вы нашли того человека?

— Боюсь, что нет. Мы тщательно обыскали котельную, но не обнаружили ничего необычного. Если бы вы не столкнулись с ним, я списал бы все на ложную тревогу. Надеюсь, вы понимаете мое беспокойство, учитывая важность этого путешествия?

— Ну конечно.

— Тогда желаю вам хорошо провести день. А я должен обсудить сегодняшние испытания с капитаном Харрисоном.

Я был уверен, что Рассел знал больше, чем сообщил мне, но, прежде чем выяснять дальнейшую информацию, решил все-таки позавтракать.

Покончив с едой, я вернулся в свою каюту, где посвятил некоторое время дневнику и сделал несколько коротких заметок, которые собирался расширить по возвращении домой. Через час или около того я вернулся на палубу, чтобы проверить, как идут дела. Корабль все еще плыл рядом с берегом, но его скорость постепенно увеличивалась. Причина ускорения стала ясна, когда мачта позади меня заскрипела под тяжестью раздутого паруса. Теперь на мачтах вздымались белые паруса, отбрасывая тень на палубу.

На горизонте появился маленький город. Как мне удалось выяснить у одного из пассажиров, он назывался Гастингс. Довольно милое место с замком на вершине холма и тянувшимся в нашу сторону длинным волнорезом. Хижины рыбаков теснились вдоль берега, а у самой воды снова собрались люди. Паруса на рыбацких суденышках в сравнении с нашими напоминали носовые платки. Некоторые смельчаки подплывали к нам на лодках, чтобы получше рассмотреть корабль, и наш пароход отвечал им приветственным свистком. Мне было интересно взглянуть на паруса со стороны, и я пошел на нос, откуда можно было видеть весь корабль.

Но не успел я добраться до носового шпиля, как весь корабль вдруг страшно вздрогнул и палуба под моими ногами завибрировала. Мгновение спустя послышался оглушающий рокот, и небо осветила ослепительная вспышка белого света. Мощная волна воздуха вырвалась из-под палубы, сорвав одну трубу и все, что находилось рядом, с невероятной, неземной силой. Труба зазвенела, как разбитый колокол, и упала на палубу; ее железный кожух был измят и порван. Куски дерева, обломки металла и стекла и даже стулья из салона внизу посыпались на нас дождем. Пассажиры, в первый момент замершие от ужаса, бросились врассыпную.

Пар со свистом выходил через зиявшую в палубе дыру и заволакивал нос белыми клубами. Крики мужчин и женщин слились с оглушающими рыданиями раненого корабля и стуком падающих на палубу обломков. Я приблизился к месту происшествия, когда клубы пара стали постепенно рассеиваться. Паруса на передней мачте были изорваны, их края тлели, а горящие клочья ткани трепетали на ветру, как осенние листья. Ошарашенные люди бродили по палубе, некоторые были окровавлены, но по чудесному стечению обстоятельств никто серьезно не пострадал.

Под ногами у меня трещало стекло — в основном осколки вылетевших иллюминаторов, но некоторые имели серебристый отблеск и явно принадлежали зеркалам из салона внизу. Все сомнения по поводу того, что масштаб разрушений под палубой оказался значительнее, чем наверху, отпали, когда я услышал крики человека, выбравшегося из люка рядом с образовавшейся воронкой. Взрывная волна изорвала его одежду, кожа несчастного была обескровлена от воздействия пара, обгоревший скальп свисал с головы, словно сорванный порывом ветра парик. Его мучения были столь сильны, что он видел для себя лишь один способ освобождения. Прежде чем кто-то успел остановить его, бедняга прыгнул за борт. Когда я подбежал к перилам, мужчина вцепился в перекладину, прикрепленную к передней части гребного колеса, его ноги и тело были скрыты под холодной водой. Но облегчение было кратковременным, силы быстро покинули его, он отпустил перекладину, и его засосало в колесо, которое продолжало безжалостно вращаться, унося корабль дальше. Бедняге нельзя было помочь, я даже не увидел его обезображенного тела, но ужас на этом не закончился.

— Нет! Не трогайте его! — крикнул я пассажиру, который подбежал к люку, чтобы помочь еще одной ошпаренной жертве взорванного котла. Но было поздно — добрый самаритянин отшатнулся, когда кожа с руки, которую он только что держал, стянулась, словно перчатка, по самый локоть, обнажив обваренную до костей плоть.

Я попытался взять ситуацию под контроль и попросил офицера, чтобы он не подпускал пассажиров к выбиравшимся на палубу жертвам.

— Принесите сюда как можно больше смоченных водой одеял, — сказал я ему, пока он теснил людей и раздавал приказы матросам.

Люди, пострадавшие особенно сильно, падали на палубу; те, кому повезло чуть больше, стояли лицом к ветру, надеясь, что холодный воздух облегчит их страдания. Один из пострадавших потерял оба уха, кожа на его лице приобрела странный блеск, а впоследствии превратилась в ужасающую, покрытую волдырями массу. Я усадил его и велел не дотрагиваться до лица, а затем сосредоточил внимание на человеке, который пострадал еще сильнее. Крупный мужчина лежал на спине, зубы и обожженные десны проступали через обгоревшие губы. Он с трудом дышал, и я боялся, что его внутренности также опалены. В воздухе стоял невыносимый запах горелой плоти, как будто я попал на адову кухню. В раненом я с трудом узнал Симмса — гиганта, который пригвоздил меня своим ботинком к полу, — и мне показалось, что в его глазах промелькнуло сожаление, прежде чем они закрылись в последний раз.

Принесли одеяла, и появился джентльмен, который представился корабельным врачом и вместе со мной принялся за работу. Мы накрывали людей мокрыми одеялами, надеясь, что это поможет уменьшить температуру их тела и размягчит волдыри. Больше мы ничего не могли сделать.

Вскоре появился Рассел вместе с капитаном Харрисоном. Нам с корабельным врачом нужно было позаботиться как минимум о пятнадцати раненых. Двое из них уже погибли, и я боялся, что число жертв продолжит расти. Я попытался убедить растерянного Рассела, что он здесь ничего не сможет сделать, и тогда они с капитаном спустились на нижнюю палубу, чтобы оценить повреждения и, возможно, выяснить причину взрыва, хотя в свете недавних событий ни у кого из нас почти не оставалось сомнений, что это было результатом деятельности призрачного террориста.

Раненых нужно было убрать с палубы, поэтому я оставил моего коллегу ответственным и пошел искать место, которое можно было бы приспособить под временный госпиталь.

Большой салон я даже не рассматривал, поскольку пол и потолок в нем превратились в зияющую дыру. Некогда роскошный зал был изуродован до неузнаваемости. Просто чудо, что все пассажиры находились на палубе. Окажись кто-то из них в салоне, они наверняка погибли бы при взрыве. Мебель разлетелась в щепки, стены потрескались. Несколько колонн, украшенных витым кованым железом, валялись изломанные, словно были сделаны из стекла, а немногие уцелевшие зеркала потускнели и больше не отражали окружавших их людей и предметы. Подойдя к краю дыры в полу, которая была размером с целую каюту, я набрался мужества и посмотрел сначала на небо, а затем — вниз, через обломки половиц на палубу под моими ногами. Если бы я потерял равновесие, то упал бы прямо в разрушенную котельную на самом дне корабля.

И хотя часть корабля серьезно пострадала, почти все разрушения были сосредоточены вокруг оставшейся после взрыва воронки. Это была большая удача и, что еще важнее, очередное доказательство инженерного таланта Брюнеля. Остальные двигатели продолжали работать, несмотря на взрыв, и, как я позднее узнал от Рассела, вопреки тому, что несколько котлов вышло из строя. Корабль сильно сбавил скорость и двинулся в сторону Уэймута, чтобы отправить раненых на берег и заняться ремонтом.

Когда я наконец нашел Рассела в его кабинете, он буквально утопал в море планов и чертежей, разбросанных по всей комнате. На каждом из них были отображены разные этапы работы над кораблем. Он повернулся и уставился на меня пустыми глазами. На столе перед ним стояла наполовину опорожненная бутылка виски.

— Есть какие-нибудь новости о пострадавших? — спросил он глухим голосом, выпрямляясь в кресле.

— К сожалению, сегодня днем мы потеряли еще двоих. Теперь общее число погибших достигло четырех человек… и я сомневаюсь, что этим все ограничится.

Он поморщился и показал на лежавшие на полу бумаги.

— Я пытаюсь выяснить причины этого несчастного случая… то есть происшествия.

— Значит, это все-таки был саботаж? — спросил я, перешагивая через разбросанные бумаги и садясь на кожаный диван.

— Без сомнения.

— Бомба?

— Нет, мы не нашли бомбу. Ему не нужна была бомба.

— Даже так?

— Он просто закрыл клапан одного из охлаждающих рукавов. Давление росло до тех пор, пока не произошел взрыв. Злоумышленник превратил корабль в бомбу. — Рассел взял лежавший у его ног чертеж и посмотрел на него.

— Получается, нужно искать человека, который прекрасно ориентируется в котельной и, возможно, знает устройство корабля?

— Вероятно, так. Он хорошо знал свое дело. Он все так ловко подстроил, что, если бы его не заметили там, где ему не следовало быть, можно было все списать на несчастный случай.

— Вас это устроило бы гораздо больше?

— О чем вы говорите?

— Давайте не будем больше играть в шарады, — сказал я, чувствуя, что моему терпению приходит конец. — Вы знаете гораздо больше, чем хотите показать. И, думаю, вам известно, кто за этим стоит. Расскажите мне все.

Он ничего не ответил.

— Я знаю о торпеде и о той роли, которую должно было играть в ней изобретение Брюнеля. Он считает, что вы виновны в убийстве Уилки, но я всегда сомневался в этом. Однако теперь и я начинаю склоняться к этой точке зрения.

Чертеж соскользнул на пол, Рассел налил себе еще стакан.

— Ситуация вышла из-под контроля. Поверьте мне. Я не думал, что все так случится.

— Продолжайте.

— Проклятие! Если бы только Брюнель поделился с нами своим драгоценным изобретением! Сначала мне это показалось странным. Он никогда так не беспокоился о своих изобретениях. Вы знаете, что за свою жизнь он не оформил ни одного патента? — Я кивнул. — Но затем я выяснил, что он делал все возможное, лишь бы меня уволили из проекта. — Рассел замолчал и отхлебнул виски. — Брюнель сказал, что это был единственный способ заставить меня все понять.

— Но почему он хотел, чтобы вас уволили? Ведь проект не смог бы продолжаться без вас. Корабль строили на вашей верфи.

— Он обнаружил дыры в бюджете, ошибки в расчетах, расходы на производство были сильно занижены.

— И эти расчеты производились вами?

— Да, мной! Мы… я… я обанкротился из-за смехотворной щепетильности Брюнеля. Он не прислушивался к голосу разума. Требовал, чтобы все было так, как хочет он, и не важно, сколько бы это ни стоило.

— Но вы сознательно сокращали расходы, чтобы сохранить заказ? Вы прекрасно знали, что не сможете построить корабль за ту сумму, которую озвучили.

— Вижу, Брюнель посвятил вас в детали кораблестроительного дела. Да, возможно, я переоценил свои перспективы в качестве подрядчика. Но я был уверен, что смогу наверстать упущенное, особенно когда он изобрел газовый двигатель, а затем и сердце. Оно мгновенно решило бы все наши финансовые проблемы. Только использовать его нужно было не так, как планировал Брюнель. Сердце могло стать недостающей деталью в механизме, над которым я работал уже много лет.

— Торпеда.

Он кивнул.

— Она произвела бы революцию… самонаводящийся снаряд, способный перемещаться под водой и топить корабли после одного взрыва. Единственная проблема заключалась в том, что приводящая его в движение система должна была иметь маленький размер и работать бесперебойно. Устройство Брюнеля идеально подходило для этих целей.

— Но вы не говорили Брюнелю, для чего собирались его использовать? Возможно, он помог бы вам, если бы вы были с ним честны.

— Мои клиенты не позволили бы мне этого сделать. Они заявили, что если я расскажу кому-нибудь о торпеде, то сделка не состоится.

— Клиенты? Вы продали идею?

Рассел снова приложился к стакану с виски.

— В этом и заключается корень всех проблем. Я предложил торпеду одной организации, и они готовы были заплатить достаточно, чтобы вывести нас из финансовых затруднений, в которые мы попали. Однако без изобретения Брюнеля эта торпеда стала бы очередным белым слоном, бессмысленной горой мусора.

— Поэтому вы пошли на обман при заключении сделки?

— Я не совершал ничего противозаконного. Когда стало ясно, что Брюнель не хочет участвовать в проекте, я пошел к клиенту и вернул все, что мне заплатили.

Теперь мы подошли к сути дела.

— Давайте я попробую угадать, что было дальше. Они не стали вас слушать? И решили сами заполучить устройство?

— Да, и тогда они убили Уилки.

— А что теперь?

— Мне сказали, что, если я не возьму ситуацию под контроль и не заполучу устройство, они сделают что-нибудь с кораблем и снова разорят меня. В результате произошел взрыв.

— И вы больше не предпринимали попыток уговорить Брюнеля или заполучить устройство?

— Думаете, был смысл? Брюнель не хотел со мной разговаривать и к тому же перестал работать над сердцем. Я даже рад был услышать об этом. Казалось, это положит всему конец.

— Но они так не думали.

— Мой клиент дал обещание другим клиентам, которые не могли принять отказ.

— Это все слишком сложно. Так с кем вы имели дело? Кто стоял за всем этим?

Рассел на минуту задумался.

— Это Хоус? — спросил я.

Рассел покачал головой и собрался, чтобы наконец произнести имя.

— Перри. Это был Перри.

— Кораблестроитель.

— Кораблестроитель? Ха! Этот человек не слепит и снеговика.

Перри был в списке моих подозреваемых, как и все другие члены Клуба Лазаря.

— Но почему он? — спросил я, продолжая давить на него.

— Он был агентом верфи «Блит» в Лаймхаусе. Помимо всего прочего, они строят корабли для иностранных компаний и снабжают зарубежные службы оружием.

— Хотите сказать, они занимаются торговлей оружием? Так кому нужна была торпеда?

— Я не знаю.

— И он ничего вам не говорил?

Рассел покачал головой.

— Этим занимается «Блит». Вам предоставляют только ту информацию, которую считают необходимой. У Перри был клиент, но, клянусь, я не знаю, кто это.

Я поверил ему.

— Но кто бы это ни был, они оказывали давление на «Блит», поскольку хотели получить свой товар. Какая мерзость. Вы попались на их удочку лишь потому, что не вписались в бюджет при строительстве корабля. Как вы думаете, что они предпримут теперь?

— Попытаются убить меня.

— Почему вы не хотите обратиться в полицию или даже к правительству? Они наверняка попытаются помешать иностранным службам заполучить британское оружие.

— Я не могу. В любом случае правительству будет выгодно, если они испытают новое оружие в деле, чтобы затем военное министерство приняло решение, покупать его для своих нужд или нет. Видите ли, Филиппс, все упирается в деньги. Только и всего.