Записные книжки Л. Г. Дейча

1930 год

При попечителе Магницком в Казанском университете профессор математики преподавал слушателям, что «гипотенуза в прямоугольном треугольнике есть символ сретения правды и мира, правосудия и любви, через ходатая бога и человека, соединившего горнее с дольним, небесное с земным». (Не похоже ли это на некоторые современные заявления?).

Под влиянием перечитанной статьи П. Бер[нштейн]а (Сборник «Группы освобождения труда». III) вспоминаю мои последние беседы с умиравшим Плехановым, его сообщения о встречах с Энгельсом в 90-х гг., рассказ последнего о преувеличениях Гер[мана] Лопатина в его известном письме к народовольцам (Ошаниной, Тихомирову и др.) о будто-бы полном единомыслии Энгельса с ним и пр. На вопрос Плеханова, почему Энгельс не опровергнул эти преувеличения, тот ответил, что считал это неуместным, т. к. Лопатин находился в Шлиссельбургской крепости.

Далее вспомнилось мне наше положение в первое десятилетие объявления себя марксистами, когда даже Маркс и Энгельс считали его для России излишним, находя более действительными приемы народовольцев — террор и пр., приведшие, как известно, только к продолжительной реакции. Мы почти не сомневались, что живи Маркс после появления «Гр[уппы] Осв[обождения] Тр[уда]», он так же скептически, а то и отрицательно, отнесся бы к ее появлению, как и Лавров; писал же он Зорге с сарказмом о нашей пропаганде из-за границы, забывая при этом, что он с Энгельсом и др. тоже долгое время делали это, за что подвергались насмешкам со стороны «истинных» социалистов.

Таким образом, наша группа подвергалась обстрелу с противоположных сторон. Вспоминается, каким одиноким чувствовал я себя в моральном отношении, когда очутился на Каре. Там изображенный в преувеличенно ярких красках Прибыловым «сильнейший» будто-бы «диалектик», «образованнейший», умнейший и пр. И. Волошенко разливался в насмешках по поводу марксизма вообще, а Плеханова в особенности, не понимая и не зная почти как о том, так и о другом (см. «Каторга и ссылка», № 3).

В этом с ним были солидарны почти все до единого заключенные, не исключая и Рехневского, которого теперь Ф. Кон старается изобразить марксистом, еще до прихода на Кару.

Мне, однако, пришлось быть очевидцем противоположных отношений как к марксизму, так и Плеханову, когда, бежав из Благовещенска, я очутился в эмиграции (в 1901 г.). Тогда для преобладавшей части последней, не исключая отчасти и противников, Плеханов являлся авторитетом. Перед ним преклонялись все до единого, его боялись не только г. г. рабочедельцы, эсеры и т. п., но также Ленин, Мартов, Потресов. Каждое его слово было чуть ли не законом, с ним на собраниях не решались спорить, за исключением анархистов, которых он изрядно побивал. Так продолжалось с некоторыми колебаниями до конца 1905 г., когда он стал терять свое исключительное положение.

И вот с октябрьским переворотом вошло в обычай критиковать этого же «властителя дум» как самого последнего изменника. Лица, не осмеливавшиеся раньше разинуть рта, смотревшие ему заискивающим взором в глаза, обрушились на него самым грубым, нахальным образом. Сигнал к этому дали те же лица, которые столь многим ему обязаны. А теперь дошло до того, что какие-нибудь Теодоровичи, Татаровы, Ярослабские, которые не посмели раньше пикнуть, всячески глумятся над Плехановым, конечно, извращая, клевеща на него и его взгляды несмотря на вышедшие 22 т. т. его сочинений. Но многие ли их читают, а тем более, понимают?

Какой хаос! Бедлам! Можно ли было это себе представить в начале настоящего столетия?!

Любопытно, как в течение короткого периода времени лидер народовольцев противоположно отзывался о деятельности К. Маркса: мне весной 1883 г. он характеризовал ее как вредную, его самого ругал самыми отчаянными эпитетами вроде лжеца, подлеца и пр. А вот как он же в «Вестнике Народного просвещения», № 1, 1885 (стр. 260–270) отзывался об этом же «Капитале»: «Нам приходилось уже защищать К. Маркса от дружеских приветов российской кафедры, а теперь приходится выгораживать его от солидарности с подпольным доктринерством. Замечательно, что имя К. Маркса, составляющее в Европе живой символ социалистической революции, у нас усердно и безбоязненно эксплуатируется разными постепеновцами. Маркс открывает тайну европейской революции. Его слово является откровением для пролетария и страшным для буржуа. Но русские буржуа и революционеры не находят у Маркса формулы русского революционного процесса. Его анализ русских исторических условий был далек от той полноты и глубины, с какими им была изучена западноевропейская действительность. Там был „не только великий ученый, но и политический вождь. У нас он не имеет этого последнего значения. И вот что поныне привлекает к нему благосклонное внимание разных постепенцев“».

Едва ли Тихомиров сам понимает, что он здесь написал, и от своих поползновений он будто-бы брал Маркса под свою защиту. Но, очевидно, здесь он высказывает высокое одобрение тому самому человеку, которого всего за два года перед тем всячески поносил, устно и в печати. Этого, конечно, не признают уцелевшие старые народовольцы несмотря на то, что он [Л. Тихомиров] давно превратился в ярого мракобеса, защитника православия, самодержавия и всякой кнутовщины.

Вспомнилось сегодня, что нам отпускалось на каторге 2 1/2 ф. хлеба, 1/3 ф. мяса, известное количество круп, зелени, сала и пр. Сравнительно с тем, что теперь получаем, мы прямо роскошествовали на каторге. Нужно ли лучшее доказательство того, что мы «быстрыми шагами двигаемся к социалистическому] строю?»

Разговор с Рейнштейком, твердо верящим в блестящие последствия пятилетки, произвел на меня удручающее впечатление. Неужели все кругом наблюдаемое — разорение, обеднение, нужда, фикция, обман, а мы, в действительности, быстрыми шагами идем к социализму? Или я слеп или он в оптическом обмане. Я утверждал, что ни через два, ни пять лет не будет войны, т. к. западным странам не до того. И все же в ближайшие годы должен наступить какой-нибудь поворот, изменение, которое обеспечит, наконец, необходимые средства существования населению. От души желаю, чтобы я оказался никуда не годным пророком, и сам первый признаю это, если действительность меня опровергнет.

Неимоверно тяжело чувствовать себя совершенно одиноким: как в моральном, так и в идеологическом отношении. В сущности я ближе всего к б[ольшеви]кам и, тем не менее, не могу мириться с их приемами осуществления социализма. Читал доклад Кирова на Леноблсъезде по поводу вредительства, в том числе академика Е. Тарле. Позор!

Трусость, подхалимство, угодничество не имеют границ. С разных концов присылаются ходатайства о награждении Ст[алина] орденом Ленина. Чем это лучше прежних возвеличений «начальника» его подобострастными сослуживцами? Стыдно становится не только за других, но и за себя…

Приходил Арх-р.: произвели у него обыск — искали (по доносу) «валюту», ничего не нашедши, его все же забрали; затем спустя 2-ое суток выпустили; теперь вся обширная семья по ночам дрожит, боясь нового посещения. Просил «заступиться», как-будто я что-либо могу сделать. Посоветовал не бояться; ушел успокоенный.

Невский против издания моих произведений ввиду 75 л., потому, мол, что я — в противоположность Фигнер и Фроленко, являющихся действительно «инвалидами, мертвыми трупами», — еще «живой» человек, к тому же, будто-бы, опасный, вредный б[ольшеви]кам, могу еще помешать им. Вздор! Я тоже уже мертв — все из меня выжили.

Несколько иначе к этому же плану Булатова отнесся Рязанов; он как будто отнесся сочувственно, обещал подумать, назначил другое свидание этому подростку, но в назначен […].

Ужасное положение насчет продуктов: бесконечные хвосты, 1–2 ч. надо для их получения в минимальных количествах; в некоторых местах пуд рязанского хлеба стоит 13 р., а то — 16–20 и даже 32 р., в Саратовской губернии, мясо 40 и более пуд. В селах и деревнях кооперативные лавочки совершенно не имеют продуктов, но много водки, которую пьют крестьяне в неимоверных количествах.

По общим сообщениям колхозы распадаются, бегут из них, очень немногие остаются. Утверждают, будто в погоне за валютой режут молодой скот ради шкур, продаваемых за границу. Сплошное разорение!

«В вопросах темпов индустриализации строител[ьства] правые топчатся на том же достаточно изъезженном месте. Они по-прежнему к решению вопросов индустриализации страны, к основным вопросам социалистического строительства страны подходят исключительно с точки зрения „узких мест“ — очередей, заминок в продовольственном снабжении и проч., отражая во всем этом ограниченность обывателя, лишенного исторической перспективы и правильного понимания всего того, что делается вокруг». (Из статьи: «Правые» и «левые» оппортунисты перед XVI съездом ВКП(б), «Правда», № 174 от 26.VI, статья К. Мальцева).

Крупнейшим событием этого месяца был XVI партийный съезд, констатировавший чрезвычайные успехи, сделанные во всех сферах за 2 1/2 г., протекшие после XV. В особенности поразителен сдвиг в земледелии, рост колхозного и совхозного движения. Колоссален также успех в индустриализации. И рядом с этим — неимоверная нужда в самых первых продуктах питания, повсюду крик: «Есть нечего!» Очереди во всевозможных лавках бесконечные. В последних пусто, продавцы стоят сложа руки. Контраст между восторженными отзывами ораторов съезда по поводу наших успехов и жалобами полуголодного населения по поводу все увеличивающейся нужды — небывалый, как, думаю, нигде, ни в одной стране.

Замечателен этот съезд еще отчаянной разноской лидеров правого уклона: Рыкова, Томского, Бухарина. Оправдательные речи двух первых производят жалкое впечатление накуралесивших мальчиков. Сверх общего ожидания, они выбраны в ЦК партии, а Рыков даже в Политбюро. Странно!

В двух фельетонах «Пр[авды]» любопытные рассуждения некоего М. Митина о философии, причем уже делает параллель между Лен[иным] и Плехановым], в которой признает первого «на голову выше последнего» (см. вырезку).

К некоторым лицам, снисходительно относящимся к лгунам, вполне применимо сравнение со сватью из «Женитьбы» Гоголя, говорившей: «Что же делать, это так уж ему бог дал, что ни скажет слово, то соврет. Он то и сам не рад, да уж не может, чтобы не прилгнуть: такая уж на то воля божия».

В отделе «Со всех концов Советсоюза» сообщение, что «коллегией ОГПУ расстреляны девять чел., у которых найдены серебряные монеты и иностранная валюта» (см., вырезку от 22.VIII, № 231).

Напечатано в газетах постановление ОГПУ о расстреле 48 вредителей рабочего снабжения (см. газету от указанного числа). Многие находят такую тайную расправу возмутительной, что она инсценирована для оправдания господствующего в стране недостатка в продуктах, сбываемых за границей себе в убыток, лишь бы получить валюту, нужную для оплаты покупаемых там машин, для содержания дорого стоящих торгпредств и полпредств.

Вот уже 3-й месяц, как находится в заключении Сем. Ерем. [неразб.]. Неизвестно, в чем он обвиняется. Я справлялся в ГПУ, мне сказали, что его «на днях освободят», но с тех пор прошло пять недель, а его все нет. Между тем он больной старик, 72 л., на котором не может не отразиться крайне гибельно долгое пребывание в тюрьме.

Прочел в «Известиях» фельетон Горького «Об умниках». Многого совсем нельзя понять — плохой он мыслитель, а что понятно, то очень странно слышать от бывшего пролетария; так он изумляется по поводу лиц, недовольных отсутствием масла, мяса и пр. А он-то сам терпит-ка малейшие лишения? Нисколько!