Записные книжки Л. Г. Дейча

1910 год

Делегатами на Копенгаг[енский] Инт[ернациональный] конгр[есс] по взаимному соглаш[ению] между Плехановым], приезжавшим специально сюда, в Париж, с Лениным, у которого он (Плеханов. — А. П.) уже на буксире ходит (как это уже было после 2-го съезда и литовского), — выбран Вогрский — поляк — это от русской-то партии! — и Ольгин! Я возмущен, огорчен, расстроен. От м[еньшеви]ков предложен был (бунд[овец], латыш и поляк.) Аксельр[од]. В случае отказа послед[него]- Мартов, который и поехал. Я высказал ему (и Дану), что у Ленина денег не взял бы на поездку. Акс[ельрод] не согласен со мною, так как, мол, деньги не Ленина. Мож[ет] б[ыть], они и правы. Не думаю. Дан предсказыв[ает] Ленину судьбу американского вожака непримиримых — полную изолированность, оторванность. Не думаю, чтобы это так было: Л[ени]н слишком хитер, ловок, и чересчур уж много имеются на Руси дураков, среди которых он всегда будет иметь успех.

Такие ли также ненормальные отношения в так называемой «р. с.-д.р.п.» будут существовать и к следующему интерн[ациональному] конгр[ессу]? Стыд и позор, что в делегаты выбираются не наиболее деятельные, старые, испытан[ные]члены, а всякие подхалимы, подтявкивающие во всем Плеханову (Ольгин) и Ленину (Вогрский). За первым (Ольгиным) мне известна лишь та заслуга, что он умудряется одновременно жить с двумя женами. Но за эту способность выбирать в депутаты — немного много.

Спорили с Э[сфирь] о том, что скоро ли Плех[анов] расплюется с Лен[иным]. Я допускаю, ч[то] их союз может никогда не расторгн[уться], т[ак] к[ак] их связывает общая ненависть к Март[ову], Дану и Ко — и они живут чересчур далеко друг от друга, чтобы могли встречаться резкие разногласия между ними. Э[сфирь] предполагает., что через год, а мож[ет] быть, скорее или немного позже П[леханов] с Л[ениным] должны разойтись, так как первый скоро убедится, ч[то] ему не по пути со вторым. Посмотрим, кто из нас окажется пророком.

В течение цел[ого] вечера я доказывал Э[сфирь], что не стоит мне жить: 1) в обществ[енном] отнош[ении] я от всего отстранен, во 2) в материальн[ом] не вижу возможн[ости] прокормиться, в 3) всем тоже не гож[усь] и в 4) физически я плох, т. к. начинаю развинчиваться]. Она доказывала: 1) что с начал[ом] какого-ниб[удь] обществен[ного] движ[ения], независимо от «лидеров», можно найти себе работу в рабочей среде; 2) просто интересно жить, чтобы быть свидет[елем] крупных политич[еских] событий, напр[имер], как немцы прогонят своего импер[атора] Вильгельма] II, как испанцы провозгласят у себя респ[ублику]; 3) пока здоровье позволяет, хочется работать; 4) занятие интересное и у меня имеется — писать и читать. А средства для существования найдутся.

Я ей рассказыв[ал], как в 1905 г. в Рос[сии] меньшевики меня оттирали от всякого дела. Она привела аналогич[ный] случай с нею. Я сообщил, ч[то] с меньшевиками всегда мне невозмож[но] было ладить. Она соглашал[ась], ч[то] они неумелы, бестолковы, негодны как деят[ели]. В шутку я говорил, что готов, чтобы помогать им, соединиться с Л[ени]ным, иначе, подобно Фаусту, продаться Мефистофелю. Она возмущена одной такой мыслью. Скорее, она допускает соединение с Пл[ехановым]. Ну, уж с ним — ни за что! Это такой вздорный, нелепый в практическом отнош[ении] челов[ек], с которым не знаешь, как, на какой манер поладить, но силен как теоретик. Тут он незаменим никем. Она напомнила мне, что я же сам ей доказывал, ч[то] револ[юционер] не вправе кончать с собою. Это верно. Но раз находит такое настроение, перестаешь обращать внимание, считаться с самыми верными взглядами — отвечал я ей.

Да, я в очень скверном настроении. Материально — ничего, мы обеспечены на 2 месяца и имеются надежды на будущее. Но что толку в этом?!.. Чем-то кончится это мое настроение.

И да здравствует весь мир! Все учение Т[олстого], весь смысл жизни, до которого он дошел, мучительно прост: в любви и самоотвержении. Смысл жизни, счастье в том, чтобы жить для других, оплатить добро… Только полно и широко живущий человек способен к действительной, ненадсадной любви и самопожертвованию.

Подтверждение от Ингерм[ана] приглашения меня приехать в Америку для редактир[ования] газеты. Мое согласие. Первое впечатление — удовольствие. Сообщ[ил] близким и знакомым. Их недоумение и одобрение. На второй день — опасения насчет высылки денег на дорогу и вообще неуверенность в аккуратн[ости] Ингер[мана] и др., когда на мое 1-ое письмо он мог 6 нед[ель] не отвечать! Тревоги как насчет сдачи квартир, продажи мебели, абонемента Э[сфирь] М[арковны] в школе и пр., так и относительно Амер[ики] вообще, что она не оправдает наших надежд и ожид[аний], что мы будем сильно разочарованы. Что нас ждет там через год?!

Опасность очень, что разного рода мелкие и крупные недостатки америк[анских] условий жизни заставят нас чувствовать себя еще не по себе, как в чужой стране, непривычно, несимпатично. Но все же мы ничего, в сущности, не теряем, принимая это предложение, хуже, чем в Париже, кажется, нам не может там быть, а лучше — возможно. Посмотрим!