Запретная механика любви

Глава 7

— Да это неважно. Любое дело.

Дерек кивнул в сторону свежих папок, которые лежали на столе господина Гверца, его непосредственного начальника. Сам же Гверц, высоченный, иссиня-черный, с копной белых кудрявых волос, заплетенных в бесчисленное количество косичек, посмотрел на своего подчиненного так, словно хотел понять, не сдвинулся ли Дерек умом на службе его высочеству.

— Уверен? Ты же только с поезда. Посидел бы хоть дома до завтра, очухался?

Гверц был грубоват, но к подчиненным относился с искренней заботой. Дерек отрицательно мотнул головой. Ему хотелось рухнуть в работу, чтобы вытряхнуть из головы тот слепой взгляд, которым Анна всю дорогу смотрела в окно.

— Ну бери тогда Марту Хонивер. Ковисский удел. Только что прислали запрос.

За годы службы Дерек успел набегаться по всякой глухомани, но в Ковисский удел еще ни разу не попадал. Гверц обернулся к огромной карте Хаомы, которая висела на стене за его спиной, ткнул пальцем куда-то в земли, граничащие с Заболотьем, и произнес:

– Марта Хонивер из города Фиссен. Сообщают, что она варит из молока и шиповника напиток, который должен был вытравлять плод, но вместо этого поселял в чреве ядовитых змеек. Четыре смерти за месяц, только после этого полиция додумалась написать нам.

— Долго же они размышляли, — вздохнул Дерек. Гверц опустился на стол, подгреб к себе стопку бумаг и, выписывая направление, произнес будто бы невзначай:

— Лица на тебе нет.

Дерек лишь пожал плечами. Час назад они с Анной вышли из поезда на столичном вокзале — там их встречал небольшой отряд, который состоял из полицейских не в самых низких чинах и инквизиторов — они, облаченные в парадную форму, черный мундир с золотыми застежками-разговорами и ярко-алые плащи, были похожи на снегирей и смотрели на полицейских с плохо скрываемым презрением. Из вагона — особого, запломбированного — вынесли ящик, в который Джона заключили в Шонго, и Дереку невольно пришла в голову мысль о гробе и похоронах.

Анна не сказала Дереку ни слова. Ни тем вечером, когда оживила его артефакт, чтобы спасти Джона, ни потом, когда стражи порядка упаковывали Джона в ящик, словно вещь в посылку, ни после того, как они с Дереком заняли купе, и поезд двинулся обратно в столицу. Дерек ждал, что она расплачется, и боялся ее слез, но она провела всю дорогу, глядя в окно на заснеженные поля, леса и городки, и не проронила ни слезинки.

— Я понимаю, что тебе тяжело, — сказал Дерек, когда поезд уже подходил к столице, и было ясно, что через несколько минут они расстанутся навсегда. — Но я не заслужил ни твоей ненависти, ни твоего презрения. Ты неправа, Анна.

Она не ответила. А на вокзале их разнесло в разные стороны, и сейчас Дерек думал, что это к лучшему. Он уже не мог выносить эту девчонку, голова раскалывалась от нее.

— Ну так-то я не на курорте был, — натянуто улыбнулся Дерек. За годы службы он успел узнать, что душевные проблемы можно полностью растворить в работе — трудной, грязной, привычной. Сейчас охота за очередной ведьмой казалась ему спасением.

— Что ж, — вздохнул Гверц, протягивая Дереку направление, заполненное его идеальным каллиграфическим почерком. — Ты точно от этого не отъедешь?

— Скорее я отъеду, если не возьмусь за новую работу, — ответил Дерек. Гверц снова вздохнул.

— К доктору Холигеру зайди на всякий случай. И в добрый путь, раз уж тебе так невтерпеж. Это, конечно, не медаль святого Антония, а просто двадцать карун премии. Не самая злокозненная дрянь, не Ческа Кариди.

Дерек понимающе кивнул и покинул кабинет начальника.

Поднявшись на третий этаж, где располагались архив и библиотека и сейчас было немноголюдно, Дерек свернул в сторону зала отдыха — там можно было посидеть на мягких креслах, выпить чаю из огромного самовара и даже вздремнуть на одном из диванов. Это место напоминало джентльменский клуб, и Дерек всегда испытывал здесь что-то похожее на умиротворение. Сейчас в зале отдыха почти никого не было: двое молодых парней из группы захвата играли в шахматы, да на диване валялся с газетой кто-то из канцелярских, Дерек не был с ним знаком, просто несколько раз видел в секретариате с бумагами. Он кивнул помощнику, который заваривал чай, и прошел мимо него в сторону большой уборной.

Заперев за собой дверь, Дерек прошел к раковинам и открыл воду. Угрюмый молодой мужчина в зеркале смотрел так, словно его убили много лет назад, и он только сейчас понял, что умер. Дерек умылся, вытер лицо бумажным полотенцем и, потянувшись к своему рюкзаку, принялся переодеваться.

Значит, Марта Хонивер. Значит, змейки в женских утробах. Вот и прекрасно. Он получит ведьму, которую у него никто не отнимет. Никто не ляжет с ним в постель ради собственного душевного спокойствия, никто не сунет руки в ту глубину его души, которую он считает своей.

Прекрасно.

Дереку хотелось разозлиться. На Анну, взбалмошную идиотку, разбалованную барышню, на принца Эвгара, который гладил его по щеке, словно любовника, на самого себя за то, что никак не мог успокоиться. Но злость не приходила, и от этого было еще тяжелее.

— Тобби! — окликнули его из-за двери. — Дерек Тобби, ты там?

— Там, заходи, — Дерек откинул задвижку, и в уборную заглянул Борис, секретарь господина Гверца — показал темно-красную папку, в каких передавали особые распоряжения и документы, и сообщил:

— Поздравляю! Первый помощник господина Гверца, плюс жалованье по особой расчетной сетке, плюс квартира в Карнабере от департамента! Ну ты поднялся, кто б мог подумать.

Карнабер был одной из центральных столичных улиц — там селились аристократы, знаменитости и те, кого так или иначе приближали к королевской семье. Неудивительно, что Борис смотрит с такой отчаянной завистью — Дерек рванул из квартала святого Сонти с такой скоростью, что долетел бы до Луны.

— Кто ж тебе мешает, — усмехнулся он. — Иди вон тоже, по болотам за ведьмами полазай. Рванешь туда же.

— Я, конечно, люблю деньги, но не до такой степени, — признался Борис. — Жопу в болоте мочить это вот прямо совсем не мое. Я лучше так, потихоньку, с бумажками.

— Разумно, — согласился Дерек и вспомнил, как предложил Анне выйти за него замуж. Переехала бы сейчас в Карнабер, была бы женой уважаемого человека… Ну нет, так нет, кто ж ей доктор, раз она такая дура? К нему теперь выстроится очередь из девушек на выданье.

Дерек повторял это себе, чтобы отвлечься и разозлиться.

Но злости не было. Не приходила она, и все тут.

— Госпожа Кло?

Когда они с Дереком вышли из вагона, то он протянул руку, чтобы Анна могла опереться. Она спустилась сама, не нуждаясь ни в помощи, ни в чужих хороших манерах. Дерек посмотрел на нее с какой-то густой тяжелой усталостью, а потом толпа народа, которая собралась на перроне, разнесла их в разные стороны, и Анна вздохнула с облегчением.

Она знала, что Дерек поступил так, как должен был. Он делал свою работу и делал ее хорошо. Ему приказали найти Джона и доставить его в столицу — и он нашел и доставил.

Было бы очень глупо думать, что он закроет глаза и скажет: уходите отсюда, я вас не видел и не знаю — и Анна взяла бы Джона за руку, и они сбежали бы от всех. Глупо. Дерек никогда бы так не поступил.

— Слушаю вас, — Анна обернулась к человеку, который придержал ее за руку. Он был неприметным, с какими-то бледными, смазанными чертами лица — отвернись и забудешь, что видел. Незнакомец улыбнулся и продемонстрировал Анне темную папку.

— Принц Эвгар просил передать вам это. Большой королевский суд вернул вам наследство вашего приемного отца. Деньги и дом.

Наследство, повторила Анна про себя. Слово казалось неживым, за ним ничего не стояло. За ним была пустота.

Она обернулась — из вагона выносили большой ящик, в который был заключен Джон. “Похороны, — подумала Анна. — Это похороны, а я ведь так хотела, чтобы этого не случилось, чтобы мы просто встретились и посмотрели друг другу в глаза. А потом пошли бы своими дорогами”.

Желание казалось чужим, ненастоящим. Оно словно никогда не принадлежало Анне. Впереди мелькнула шляпа Дерека, и Анна подумала, что у господина старшего следователя колоссальные перспективы. Вот он поймал опаснейшего преступника и теперь получит новые чины и медали. О нем снова напишут в газетах, и он наконец-то переедет из окраин в приличный центр, как всегда мечтал. Пожалуй, это стоило того, чтобы смять Джона в лепешку у нее на глазах.

Виски начали ныть. Незнакомец поймал взгляд Анны и вздохнул так, будто его сочувствие было искренним.

— Здесь все документы, которые подтверждают ваши права, — негромко произнес он. — Ничего больше делать не нужно, ваше вступление в наследство состоялось. Вы можете ехать домой, госпожа Кло.

Домой. В особняк, в котором она выросла, в котором убили ее отца. Гейба Коннора больше нет, Джона тоже — а она осталась. Как быстро примчатся первые сваты к завидной невесте?

— Могу ехать домой, — повторила Анна. Ящик с Джоном пронесли в сторону вокзала, и Дерек окончательно затерялся среди своих коллег. “Он ничего не мог сделать, — сказала себе Анна. — Он пленник своей грязной работы, и ему никогда не вырваться из этого плена. Никогда”.

Всю дорогу от Шонго до столицы Дерек пытался вывести ее на беседу. Анна видела, что ему нужно услышать от нее хоть слово, но все слова, которые она могла бы сказать, скомкались в горле так, что она сомневалась, что сумеет заговорить хоть когда-нибудь. За окнами пролетали заснеженные леса, поля и бесчисленные городки и поселки, утонувшие в зиме, Джона везли в ящике в соседнем вагоне, и Анна не могла произнести ни слова.

— Да, госпожа Кло, можете, — кивнул незнакомец и едва уловимо улыбнулся. — Экипаж вас уже ждет.

Через полчаса экипаж остановился возле знакомых ворот, из которых совсем недавно Анна выбегала, словно преступница. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь… Спустившись на землю, Анна пошла к дому по расчищенной от снега дорожке — здесь, в саду перед домом все было, как всегда зимой. Деревья склоняли ветви от снежной тяжести, статуи примерили шапки и шубы из белого меха, воздух пах морозом, яблоками и чем-то неуловимым, что бывает только в детстве. Когда Анна поднялась по ступенькам, то дверь отворилась, и она услышала голос Майзона, дворецкого, который начал работу еще при старом Брэдфорде Конноре:

— Добро пожаловать домой, миледи!

Анна вошла в дом — слуги выстроились, чтобы встретить ее, новую хозяйку. В просторной гостиной все было, как всегда, словно и не было всех этих дней, переполненных тоской, потерями и болью. На мебели ни пылинки, рамы картин начищены до блеска, алый ковер покрывает ступени лестницы на второй этаж, все так и сверкает роскошью — дом ждал ее, и Анна вернулась. Она мечтала о возвращении, но и подумать не могла, что ей будет настолько тоскливо и горько.

— Здравствуйте, — сказала она, и слуги поклонились. — Обед уже готов?

Анна понятия не имела, о чем спросить, и слова об обеде будто бы сами по себе сорвались с ее губ. Да, надо жить дальше, и почему бы не пообедать?

— Да, миледи. Куриный суп с сыром, пастуший пирог и говядина с грибами, — ответил Майзон. — Прикажете подавать?

Он держался с поистине королевским достоинством, понимая, что очень скоро отойдет на второй план, утратив ту власть, которую имел в этом доме. Там, где юная леди живет одна, нужна домоправительница, а не дворецкий, таков порядок. Анна кивнула.

— Да, подавайте. Моя комната..?

— Там же, где была, миледи, — с готовностью откликнулась Ринна, старшая служанка. — Господин Итан приказал сделать в ней гостевую и выбросить ваши вещи, но мы все вернули на место.

Ловко же добрый дядюшка Итан взялся за дело! Анна невольно усмехнулась: как сильно он хотел почувствовать себя настоящим хозяином этого дома, что истребил все, что могло напомнить о приемной дочери его брата. А потом пришли люди принца Эвгара, обыскивали дом… как ни ставь вещи туда, где они были, они все равно сделались другими, оскверненными чужими прикосновениями.

Или это сама Анна сделалась другой?

Ее комната теперь выглядела по-другому. Слуги, конечно, вернули почти все из того, что поспешил выкинуть Итан Коннор, но теперь комната, в которой Анна жила с детства, казалась декорациями к спектаклю. Она заглянула в ящики стола — все ее тетради с дневниковыми записями были на месте, но их брали в руки и читали то, что там написано. Задвинув ящики, Анна прошла к шкафу с одеждой — вот знакомые платья, вот белье на полках, наконец-то можно одеться не по-походному, в то, что успела схватить, убегая из дома, а нарядно, старательно выбрав то, что нравится.

“Ничего мне не нравится. Ничего я не хочу”, — устало подумала Анна. Вынула из шкафа первое, что попалось под руку — панталоны и сорочку из тонкого батиста, богато украшенные кружевом и вышивкой, она взяла вешалку с сиреневым платьем, которое выглядело достаточно торжественно и строго и решила, что бросит в печь ту одежду, в которой провела все дни своих скитаний.

Избавиться, забыть и никогда не вспоминать.

Дерек приехал в Фиссен поздним вечером и прямо на вокзале уловил растрепанную нить магии ведьмы в общих энергетических потоках городка. Он постоял под фонарем, глядя, как разносчица горячих бутербродов, пирожков и картофеля с мясной подливой волочет металлические короба со своим лакомым товаром к вагонам третьего класса, из которых уже выглядывают голодные путешественники, а потом неспешно побрел мимо здания вокзала по улице, которая здесь, похоже, была главной.

Скоро наступит новый год. Дерек решил, что встретит его уже в квартире в Карнабере — и пусть начнется новая жизнь. Каждую дверь в Фиссене украшал венок из еловых ветвей, перевитых синими лентами, в воздухе плыл аромат пирога с яблоками и изюмом, кругом было не протолкнуться от гуляющих горожан. Дерек шел, забросив рюкзак с пожитками за спину, и нить ведьмы вела его, с каждым мгновением делаясь толще и крепче. Вот от нее отделилось волокно, утекло к круглой вывеске “У святого Хорхе и дракона” — святой с драконом обнимались, поднимая кружки с пивом. Хозяином паба был Никлас Шу — судя по тому, что было написано в документах, которые Дереку выдал господин Гверц, Магда Хонивер лечила его жену от опухоли, и сперва лечение пошло на лад, но потом женщина умерла. Во время вскрытия из ее лона выползла змея и едва не укусила доктора, который проводил экспертизу.

В пабе подавали не только три вида пива, но и вполне приличную еду. Дерек заказал кружку пива и большую мясную тарелку и, устроившись у камина, вытянул ноги и скользнул по заведению оценивающим заклинанием. Нить Магды Хонивер здесь была такой отчетливой, что в носу начинало щипать — она убегала по лестнице на второй этаж, туда, где были жилые комнаты. Ведьма была здесь регулярной посетительницей.

Но ее нить не была гнилой. В Магде Хонивер не было зла, и это не вязалось со змеями в утробе.

— Приятного аппетита! — девушка с тяжелыми светлыми косами поставила перед Дереком пинту пива и деревянный поднос с сардельками, колбасками, горячим картофелем и квашеной капустой. Платье у девушки было с глубоким вырезом, и она будто бы невзначай повела плечами, небрежно демонстрируя все, чем ее наградила природа. — Вы, кажется, раньше у нас не бывали?

— Не бывал, — кивнул Дерек. Девушка улыбнулась. Наверно, это была дочь покойной госпожи Шу — обычно именно дети хозяев прислуживают в таких пабах.

Он всмотрелся — да, в глазах девушки еще сохранилась краснота от слез, несмотря на то, что сейчас она выглядела спокойно и непринужденно.

— Надолго к нам?

— Я землемер, — с ходу соврал Дерек. Лишнее внимание перед охотой было ему ни к чему. — Пройду по болоту, нанесу метки на карту, да и все.

Девушка присела на скамью рядом с ним и, бросив быстрый взгляд куда-то в сторону стойки, за которой Никлас Шу, здоровенный краснолицый толстяк в белой рубашке и синем жилете, разливал пиво, и негромко посоветовала:

— Вы уж осторожнее, прошу вас. На болота недавно ведьма ушла, она мою матушку погубила. Запустила в нее змею!

Дерек сделал глоток — темное пиво было очень приличным.

— А вы ее видели? — спросил он. — Змею?

Девушка провела ладонью по лбу.

— Господи, помилуй, нет! Я бы от страха на месте умерла. Вот доктор Граймс — тот видел.

— Эвга! — рыкнул толстяк из-за стойки, и девушка тотчас же подпрыгнула, словно ее огрели плетью. — Сколько раз говорил, не болтай с посетителями! Три пинты господину Лукасу, живо!

Эвга махнула юбками и ушла к стойке, где уже ждало пиво. Дерек еще раз пробежался по нити Магды Хонивер: никакой тьмы и гнили, никакого зла. Что, если никаких змей не было, и их подложил этот доктор Граймс?

На ведьму надо было посмотреть лично, и как можно скорее. Если она удрала на болота, то не сидит там на голой кочке — наверняка заняла какую-нибудь хижину лесника или что-то в этом роде. Расправившись с сардельками и картофелем, Дерек прикинул направление, мысленно развернув перед собой карту Ковисского удела. Ночью только идиот пойдет в лес и на болота, но Дерек решил не откладывать дела в долгий ящик.

Утром Магда может отправиться куда-нибудь в другое место. Так что незачем тратить время.

Расплатившись за ужин — хозяин паба посмотрел сперва на полукаруну, а затем на пустое деревянное блюдо таким взглядом, словно не мог поверить, что такой, как Дерек, способен столько съесть — Дерек вышел из “Святого Хорхе и дракона” и пошел по улице туда, куда его вела нить Магды. Он скользил по ней взглядом, мысленно перебирал ее в пальцах, пытаясь найти в ней хоть каплю, хоть кроху той тьмы, которая заставила Магду запускать змей в жительниц Фиссена.

Тьмы не было.

Нить вывела Дерека из городка и заструилась по дороге, которая поднималась на холм и уходила к заснеженному лесу. Мороз похрустывал под ногами, в прорехах среди туч мелькала луна, и Дереку казалось, что каждый шаг уводит его из привычного мира людей в неизведанный таинственный край. Там не было ни арниэлей, ни чужих секретов, и от этого становилось легче и проще. Он обернулся — увидел лежащий внизу городок, усыпанный огнями, и понял, что поднялся достаточно высоко. Чуть в стороне чернела лента железной дороги и вдалеке мягко горел зеленый фонарь.

Дерек медленно втянул носом воздух. Впереди лежал черный край леса, и в нем сейчас не было никакой мелкой лесной нечисти. Ворсы, похожие на кошек с большими ушами и копытцами, полухвосты с круглыми золотыми глазами, даже жабуны, которые зимовали под корнями деревьев — все сейчас куда-то подевались. Это тоже был знак: ведьма притягивает к себе тьму, и сейчас лес и болото должны были просто кишеть ее порождениями.

Но — никого. Даже самая завалящая русалка не выползла.

Нить ведьмы нырнула куда-то под деревья. Дерек оценил высоту сугроба и пробросил перед собой еще одно заклинание. Под ноги легли серебристые полосы, он осторожно наступил на них, потоптался на месте, осваиваясь, и полосы, словно лыжи, мягко повлекли его по сугробам. Он двигался неторопливо, успевая разбрасывать оценивающие заклинания — лес был погружен в зимний сон, с ветвей деревьев мягкими хлопьями сыпался иней, и каждая лесная впадина была наполнена чернотой.

Здесь царила тишина, которую нарушало лишь дыхание Дерека да взвизгивание снега под его ногами.

Но вот сквозь тишину проступило едва слышное потрескивание и в безмолвии ночи проплыла едва уловимая лента запаха — где-то впереди весело трещали дрова в очаге, и в котле над огнем булькала похлебка. Нить Магды теперь была уже не ниткой, а толстым шнуром — Дереку казалось, что можно протянуть руку и смять ее в пальцах.

Ведьма была впереди. Ведьма готовила ужин и не ждала гостей.

Вскоре Дерек вышел на поляну — там, под огромной заснеженной сосной стояла избушка, которая, должно быть, служила общим приютом для всех путников в этом лесу. Золотился квадрат окна, из трубы поднимался дымок, и рядом не было ни следа обережных и заслонительных чар. И это было странно. Ведьма в бегах просто обязана обнести свое укрытие черепом на ветке, чтобы скрыться от преследователей.

Но эта ведьма не сделала ничего подобного.

Дерек подошел к дому. Заглянул в окно — сквозь мутное стекло трудно было разглядеть что-то во всех подробностях, но он увидел очертания каких-то предметов и темный женский силуэт. Вот ведьма вздрогнула, словно почувствовала на себе чужой взгляд — Дерек скользнул к двери и подумал: “Если она глупа, то откроет и посмотрит, кто здесь. А если умна, то открывать дверь буду уже я”.

Дверь скрипнула, и негромкий женский голос прошелестел:

— Заходите, прошу. Я ничего не скрываю.

Еще удивительнее. Дерек вышел из тени и увидел Магду — молодую женщину с провинциально круглощеким лицом сердечком и каштановыми косами, уложенными вокруг головы. Ведьма куталась в старый пуховый платок, ее темное платье знавало лучшие времена, и Дерек, глядя на нее вот так, прямо, не видел никакой гнили.

Перед ним была просто женщина с даром.

— Добрый вечер, — произнес он, решив, что и держаться нужно соответствующе. — Дерек Тобби, старший следователь департамента инквизиции, к вашим услугам.

Магда понимающе кивнула.

— Я знала, что кто-то из инквизиции придет. Проходите.

В избушке было жарко натоплено, и только оказавшись внутри, Дерек окончательно понял, насколько было холодно в зимнем лесу. Он снял шляпу и пальто, повесил на крюк в стене — обстановка в избушке была самая скудная: стол, скамья да лавка. Но ни в одном охотничьем доме не будет столько книг, и не по магии, а по медицине — они лежали на какой-то ветоши, расстеленной на полу. Поймав взгляд Дерека, Магда объяснила:

— Да, это мои книги. Успела забрать, когда сбегала из города.

— Медицина? — Дерек подошел к книгам, осторожно взял одну из них. Нет, не морок, который могла напустить ведьма, чтобы замаскироваться. Обычные книги с приклеенными ценниками книжных лавок. — Справочник женских болезней?

Магда кивнула.

— Я всегда хотела лечить женщин, — сообщила она и торопливо добавила: — Лечить, а не запускать змей в утробу. Может, чаю?

— Не откажусь, — согласился Дерек, и Магда пошла к печи. — И вы их успешно лечили, верно? Никто не жаловался, все выздоравливали.

Магда снова качнула головой.

— Наш священник, отец Генрих, гневался, — ответила она, поставив перед Дереком стакан с горячим травяным чаем. Он скользнул по нему заклинанием: ничего особенного, обычные бодрящие травы. — Он всегда говорил, что если женщина занялась врачеванием, то она ведьма. Лечить могут только мужчины.

Дерек понимающе усмехнулся. Да, в Хаоме все было именно так. Если ты девочка, то можешь рассчитывать только на место санитарки, которая обрабатывает пролежни больных. Врач — слишком уважаемая и денежная профессия, чтобы туда пускали женщин.

— Но вы не ведьма, — сказал Дерек. — В вас просто есть дар… — он прищурился, оценивая свою собеседницу, и Магда выпрямилась и сжала губы в нить так, словно ей было больно, и она всеми силами пыталась унять эту боль. — Довольно сильный, но он чист.

Магда нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду. Дерек отвел от нее взгляд, и женщина вздохнула с облегчением.

— Видите ли, такой дар есть у многих людей, — объяснил Дерек. — Он позволяет работать с артефактами. Знаете, что это такое?

Магда утвердительно качнула головой и смущенно улыбнулась.

— Слышала однажды о таком артефакте, который позволяет оперировать без боли. Человек просто засыпает, а потом просыпается, когда все закончится. Никакого опаивания травами для обезболивания. Такой правда есть?

— Есть, — Дерек сделал еще глоток и продолжал: — Но иногда, после неких трагических событий, дар, подобный вашему, начинает гнить… ну то есть я определяю этот процесс как гниение. Вот тогда и появляется ведьма.

Некоторое время они молчали, а потом Дерек спросил:

— Сколько лет вы практикуете в Фиссене?

На щеках Магды проступил румянец.

— Восемь.

Достаточно для того, чтобы добиться уважения у местных. Когда приходит зима и поют белые ветры, а город отрезает метелями от остального мира, то тебе наплевать, кто именно сварит лекарства — лишь бы они были и помогали.

— Когда в Фиссен приехал доктор Граймс?

Глаза Магды расширились от удивления.

— Полгода назад, но… При чем здесь доктор Граймс?

Дерек улыбнулся.

— Расскажите о ваших отношениях. Подробно, ничего не скрывая.

Магда нахмурилась и задумчиво дотронулась до щеки — на мизинце сверкнуло колечко, простенькое, без узоров.

— Я очень обрадовалась, когда он приехал. Это ведь настоящий врач! Я пришла к нему, рассказала, кто я, и попросила взять меня в помощницы. Мы бы столько смогли сделать вдвоем! Но он отказался, да еще и с таким видом, словно я обидела его. Сказал, что… — Магда сделала паузу, словно ей неприятно было вспоминать. — Что не нуждается в помощи всякой дряни. А если я еще раз подойду к нему, то он напишет в инквизицию.

Дерек рассмеялся. Протянув руку к рюкзаку, он вынул папку с делом Магды и вынул из нее рисунок, выполненный цветными карандашами — красно-черная змейка с двумя золотыми пятнами на шее смотрела свирепо и холодно.

— Этот рисунок прислали в столицу из Фиссена. Узнаете, кто это?

Магда неопределенно пожала плечами.

— Это змея, но я такой никогда не видела.

— Неудивительно, в этом регионе они и не живут, — Дерек убрал рисунок в папку и продолжал: — Это хорнский дурбаган, в Южноуделье их хоть отбавляй, и знаете, что? Там их держат в качестве питомцев. Барышни носят таких змеек на запястьях, словно браслеты. Как хорнский дурбаган сюда попал?

Магда, кажется, дышать перестала.

— Как же? А хотя… — она запнулась, и ее лицо сделалось похожим на трагическую маску. — Понятно. Доктор Граймс раньше практиковал в Южноуделье.

— И заказал этих змеек, когда решил избавиться от вас. Ему не нужны конкуренты.

Магда нахмурилась. Ее лицо вдруг сделалось растерянным и несчастным, словно она никак не могла взять в толк, что такого плохого сделала доктору Граймсу, чтобы обвинять ее в колдовстве.

— Вспоминайте, зачем к вам приходили те женщины, в которых потом обнаружили змей, — приказал Дерек. Магда подняла глаза к потолку и принялась считать, загибая пальцы:

— Марглета была с опухолью яичника, там уже никто бы не помог, слишком запущено. У Ханны было выпадение матки от тяжелой работы, но умерла она не от этого. Скоротечный жабс. Альга Шу жаловалась на сухость и зуд, но…

— От этого не умирают.

— Ну да. Она замерзла… поругалась с мужем, он выставил ее из дому ночью в одной сорочке.

Дерек вспомнил Никласа Шу — да, от человека с такой физиономией ничего хорошего ждать не приходится. Что хуже всего, с точки зрения закона он не сделал ничего предосудительного. Жена находится в полной власти мужа, он имеет полное право наказывать ее за все, что взбредет ему в голову, и отделается разве что штрафом. Поэтому и дочь ни словом не упомянула о том, что именно случилось: в таких местах никто не выносит сор из избы, а если есть ведьма, то на нее все и свалят.

Вряд ли Эвга хочет умереть так же, как ее мать.

— А четвертая?

— Керли? У нее были болезненные регулы, я собрала для нее травяную смесь. Но умерла она от порока сердца. Она с детства болела.

И доктор Граймс решил подсуетиться — поскольку он проводил вскрытие умерших, то вынуть змеек из их животов для него было парой пустяков. Почему бы и не убрать конкурентку, раз карта легла настолько хорошо? На его стороне общее невежество и ненависть к ведьмам. Люди охотно поверят в то, что он им покажет, и Магда Хонивер больше не будет мозолить ему глаза своими медицинскими талантами. Теперь все заболевшие пойдут к нему, а не к ней.

— Почему вы открыли мне дверь? — с улыбкой спросил Дерек. Магда пожала плечами.

— Потому что я ничего не скрываю. Потому что я ни в чем не виновата.

— Вы же знаете, как про нас говорят. Что замучить ведьму нам в радость.

Магда нахмурилась. Посмотрела на Дерека, и он почувствовал осторожное прикосновение призрачных пальцев к лицу. Он замер, позволяя Магде изучить себя — должно быть, именно так она дотрагивалась до женщин, которые приходили к ней, и видела все, что с ними произошло.

Анна точно так же прикасалась к нему в ту метельную ночь — словно хотела дотронуться к чему-то, что Дерек скрывал в самой глубине души, тому, что прятал от самого себя. Он только сейчас вспомнил об Анне: она выступила из снежной тьмы неуловимым мгновением весны и исчезла.

— Ну вот, — негромко сказал он, когда Магда убрала пальцы. — Теперь вы сами видите, что я не такой.

— Вижу, — кивнула Магда, и на ее губах расцвела теперь уже живая улыбка, полная тепла и надежды. — Что же теперь будет?

— Собирайтесь, — бросил Дерек и, вынув из рюкзака записную книжку, вырвал страницу и принялся писать письмо. — Берите все, что сможете унести, сюда вы уже не вернетесь.

Магда почти выбежала из-за стола. В большой заплечный мешок, который она вытащила откуда-то из-за печки, полетели банки и склянки с зельями, книги, какое-то тряпье. Когда Дерек закончил писать и сложил свое послание, то Магда набросила на плечи потертый тулуп, подхватила свой мешок и с готовностью спросила:

— И куда теперь?

— В Проречье, — ответил Дерек и протянул ей записку. — Там сейчас эпидемия легочного жабса, так что любая помощь им очень пригодится. Пойдете к Герхарду Бруни, отдадите ему мое письмо, и он вас устроит. Выпишет документы на новое имя. Официально инквизиция закрывает дело об убитых в Фиссене… — он сделал паузу и добавил: — Потому что я убил ведьму и сжег ее логово.

Когда-то Дерек спас Герхарда от сердцегонки — смертоносного заклинания, брошенного в него одной из ведьм. Вот и пришло время вернуть услугу… Магда посмотрела на Дерека так, словно только сейчас окончательно поняла, что он в самом деле был способен на убийство.

Они вышли из избушки, и от морозного воздуха голова Дерека сделалась свежей и ясной. Сунув руку в карман, он извлек артефакт для перемещения, похожий на тяжелую серебряную монету — вещь была редкая и дорогая, Дерек приобрел ее буквально по случаю, но сейчас не вспомнил ни о редкости, ни о том, сколько заплатил за нее. Магда стояла рядом, сжав записку в руках; Дерек вручил ей артефакт и объяснил:

— Бросьте рядом с собой. А потом просто шагнёте в дым — и вы уже в Проречье.

Магда кивнула и ее улыбка сделалась мягкой и растерянной, как у ребенка. Стянув с мизинца кольцо, она протянула его Дереку на раскрытой ладони и сказала:

— Это все, что я могу вам дать за вашу доброту. Спасибо.

Дерек надел тонкий серебряный ободок рядом с кольцом, которое подарила ему Анна, и сердце сжалось от тоски. Он отвернулся, чтобы Магда не увидела его лица, и бросил через плечо:

— Идите, Магда, идите! Мне еще нужно сжечь эту избу.

— Ваш отец, дорогая Анна, создал поистине уникальное существо.

Принц Эвгар развалился в кресле с бокалом хорошего красного вина, которое привез с собой. Анна сидела напротив, как и полагается хозяйке дома, держала в руках такой же бокал и боролась с желанием выплеснуть вино в лицо его высочества.

— Я знаю, — ответила Анна. То, что Эвгар пришел к ней, означало только одно: с Джоном что-то не так. Он не выдает им информацию о документах, собранных отцом — значит, сведения нужно из него извлечь. И хорошо, что Эвгар приехал для разговора, а не позвал Дерека, который привел бы Анну и Джона в казематы инквизиции и взялся бы за привычную работу.

“Я не видела от Дерека ничего, кроме добра, — подумала Анна, — но я не могу не думать о нем без отторжения и гнева. Потому что люблю Джона. Потому что ушла сама, как и хотела”.

— Самое уникальное в нем то, что он не открывает мне свои секреты, — с нескрываемой горечью признался принц. — Ваш дядя с удовольствием согласился на сотрудничество с нами, но даже при всех его знаниях он не смог извлечь из Джона сведений о бумагах Гейба Коннора. Это очень человечно, вы не находите?

Значит, Джона пытают. Анна представила голову со снятой черепной крышкой и десятки инструментов, вонзенных в механический мозг, чтобы извлечь из глубин разума то, что удовлетворит допросчика. И дядюшка Итан всеми силами старается добыть нужную информацию из неподатливого арниэля — принца, который выпустил его из-за решетки, следует порадовать, но Джон молчит, и Итан приходит в бешенство…

— Нахожу, — согласилась Анна. — Стойкость и нежелание предавать близких это в самом деле человечно.

Эвгар улыбнулся, и Анне показалось, что он сейчас вновь попробует проникнуть в ее мысли — но теперь здесь не было Дерека, который мог бы его остановить. С момента их приезда в столицу прошло три дня, Дерек никак не проявился, а Анна не стала его искать.

Должно быть, он занят переездом из квартала святого Сонти. Не стоит ему мешать.

— У меня была мысль о том, чтобы превратить вас в наживку, — признался принц. — Трудно видеть, как любимую женщину терзают и мучают, и сохранять молчание.

Да, Джон пытался уберечь Анну именно от этого — и оказался слабее своего стремления как раз потому что в нем было слишком много любви.

— Так что ж вас удержало? — спросила Анна резче, чем собиралась.

— Вы мне нравитесь, — беспечно признался Эвгар. Анна удивленно посмотрела на него, не задавая новых вопросов, и он продолжал: — И моему другу Дереку вы тоже нравитесь. Кстати, почему вы не спрашиваете, как он?

— Потому что вряд ли его пытают! — выпалила Анна. Что плохого может случиться с Дереком Тобби? Наверняка полирует новую медаль и кладет в сундучок очередную стекляшку с мерзким содержимым. Чем бы ему еще заниматься?

Анна старательно раздражала себя, чтобы не думать о том, сколько Дерек успел сделать для нее за эти дни — видимо, Эвгар это понял, потому что поставил бокал на низенький столик с перламутровой инкрустацией, который отец купил в Поднебесной империи, и мягко произнес:

— Вы знаете, Анна, на свете не так уж много людей, которым вы нужны живой и здоровой. Друзья вашей семьи, которые прикидывали, за кого из их сыновей вы пойдете замуж, моментально отвернулись, когда ваш отец умер. После всего, что случилось, ваша репутация, скажем так, слишком скандальна, чтобы вы блистали в свете. Ваш дядюшка спит и видит, как бы исхитриться и свернуть вам голову — с вашими знаниями об арниэлях вы для него конкурент. Я? Не стоит выдавать желаемое за действительное. Да, вы прелестная барышня, но в столице таких, как вы — на монетку пучок. Вы нравитесь мне не настолько, чтобы разрушить мой покой. Остается только Дерек. У него, конечно, свой букет добродетелей, но я клянусь вам — цветочки в этом букете не самое страшное, что вы можете увидеть. У тех людей, которых вся столица считает порядочными, букеты намного гаже.

Анна вздохнула. Сделала глоток из бокала — вино в самом деле было хорошим. Такой человек, как Эвгар, не стал бы пить дешевку.

— Вы пришли, чтобы поговорить со мной о Дереке?

— Он расстроен, — сообщил Эвгар, и Анна невольно ощутила укол стыда. — А я не хочу, чтобы важные для меня люди были несчастны. А еще я хочу, чтобы вы пообщались с Джоном. И убедили его в том, что сохранять молчание — неразумно.

Эвгар сделал паузу и признался:

— Я люблю, когда люди работают на меня по собственной воле, а не потому, что я приставляю пистолет к их виску. Проявите разумный эгоизм, Анна. Будьте умницей. Убедите Джона отдать мне бумаги вашего отца. Я вернул вам дом и деньги — и могу вернуть арниэлей. Отправлю вашего дядюшку за решетку так, что он оттуда уже не вернется.

Анна задумчиво посмотрела на белоснежные розы в высоких вазах у камина. Сейчас, зимой, они были безумно дорогими, но принц не пожалел денег — когда Анна вошла в дом, в нем плавал тонкий цветочный аромат. Эвгар дарит ей розы, а может взмахнуть рукой, и Анна поковыляет допрашивать Джона, как послушная кукла.

— Что потом? — спросила она. Эвгар улыбнулся — кажется, ему понравилось, что Анна задавала вопросы.

— Потом надо будет очистить его разум от того, чему там не место. И он будет жить дальше. Поверьте, мне не нужны мертвецы, я предпочитаю общаться с живыми. Для вас тоже найдется работа — старые арниэли относятся к вам лучше, чем к вашему дядюшке. Все будут счастливы, все будет хорошо.

На мгновение Анна очень сильно захотела поверить ему.

И не смогла.