Заработать на смерти

Глава 11

«Я виновен, — писал доктор Джоэл Педикью, — в преступлении столь ужасном, что не могу далее жить с сознанием вины, испепеляющей мою душу. Смерть двух невинных женщин и деградация прекрасной молодой девушки тяжким грузом лежат на моей совести. Я могу искупить свою вину лишь одним-единственным способом, но предварительно обязан дать этот правдивый отчет, дабы ни у кого не осталось сомнения, что вся ответственность за содеянное целиком ложится на мои плечи.

Уже с детства на мне лежало проклятие сатанинской жажды познания, вовлекшее меня во многие позорные предприятия (хотя я и рано утратил всякое чувство стыда). В конце концов, это привело к трагической развязке, которую суд, без сомнения, квалифицирует как матереубийство… Чтобы избежать этого несправедливого приговора, я и пишу это признание. Я уже сам осудил себя как фактического убийцу миссис Брайтон, равным образом как и Шарлотты Хант.

Расстроенный интеллект стал моим оружием, но я сознаю, что следует вернуться в прошлое, дабы надлежащим образом объяснить события последних дней.

Научный эксперимент необходим… без него невозможен дальнейший прогресс науки… но безрассудное стремление к познанию может ожесточить душу и привести к поистине дьявольским последствиям, если исследователю не свойственно чувство меры и он не чувствует своей ответственности перед Богом и обществом.

Не только мысль об искуплении заставляет меня написать это признание. Перед Богом клянусь, что я не ищу себе оправданий. Еще в дни моей юности я начал сознавать, что некая странная внутренняя сила толкает меня к действиям, которыми я противопоставляю себя Богу и человечеству. Я оказался в положении одержимого демоном, изгнать которого оказалось выше моих сил.

Думаю, сказанного вполне достаточно для мотивировки моего поступка. Я не могу сослаться ни на внезапное затемнение сознания, ни на неведение относительно присутствия дьявола в подобной богопротивной практике. Припоминаю, что еще ребенком меня крайне интересовало, способен ли цыпленок прожить без перьев.

В нашем дворе имелось несколько выводков. Однажды я ощипал живого цыпленка… и потом горько рыдал над его холодным тельцем…

Снова и снова одна и та же дурацкая драма повторялась в моей жизни. Меня неудержимо влекло к повторению моих страшных опытов, невзирая на всевозможные последствия… и вопреки горькому чувству раскаяния после очередного жестокого эксперимента.

Вот с таким нравственным багажом я приступил к изучению медицины. Излишне подробно рассказывать, как эта зловещая опухоль, лелеемая все расширяющимися возможностями, постепенно разъедала мою душу, подавляя своими зловещими метастазами то хорошее, что еще оставалось внутри меня…» — губы Шейна слегка дрогнули, когда он прочел этот пассаж, — «омрачая мою жизнь и обращая в ничто будущую блестящую карьеру.

Уже на первой стадии моего профессионального обучения я пришел к заключению, что познание человеческого сознания представляет куда более богатое поле для моих замыслов, нежели банальное изучение физиологии организма. Исходя из этого, я посвятил все свое время сравнительному изучению психологии, психиатрии, психометрии и, в конечном счете, начал специализироваться в психофизике — науке, изучающей как психические, так и физические возможности человека.

Здесь на грани с метафизикой лежала практически неизвестная человеку страна, представляющая неограниченные возможности для научного эксперимента. Я был покорен и очарован одновременно.

Я не стану перечислять длинный список моих неудач, ужасные последствия моих опытов. Я полностью погрузился в работу, уверяя себя, что настоящий ученый обязан принести свою жертву на алтарь науки. Мне становится не по себе, когда я представляю сегодня, через сколько разрушенных судеб я перешагнул в моей практике. С изобретательностью, заслуживающей лучшего применения, я стремился проникнуть сквозь тонкую грань, отделяющую психику нормального человека от безумия, и постичь секрет совершенного равновесия между ними.

Но совершенство ускользало от меня, тогда как помраченный рассудок моих подопечных оставался реальным и трагическим фактом. Подобное положение не могло меня удовлетворить. Я чувствовал, что обладаю всеми необходимыми данным и, чтобы добиться успеха. В самом себе я достиг того совершенного баланса, которого столь неудачно пытался добиться у моих пациентов. Написав эти слова, я невольно чувствую себя в пустоте, в которую безрассудно отправил так много доверившихся мне людей. Я спрашиваю себя, как долго могу оставаться в этом состоянии, и спешу закончить это признание, прежде чем меня настигнет заслуженное возмездие.

Постараюсь быть кратким: в течение нескольких лет я работал над гипотезой, смысл которой состоит в том, что некоторые лекарства, введенные в человеческий организм в сочетании с определенной формой внушения, названной мною «психокатализатором», в противоположность психоанализу способны вызывать различного вида психические расстройства. Я всегда верил, а сейчас убежден, что разработанная мною методика, если она будет реализоваться последовательно и доводится до логического конца, сделает возможным успешное лечение многих тяжелых случаев психических заболеваний.

Фантастическая теория? Химера? Может быть. Теоретически она представляется мне вполне обоснованной. Мечта, способная стать реальностью благодаря усилиям более талантливых, чем я, людей. Я завещаю мои разработки одному из моих коллег, способному довести до конца начатое мною дело. Самому мне это уже не по силам.

Предложение стать лечащим врачом семейства Брайтонов оказалось для меня сущей находкой. Несколько месяцев назад я был вынужден закрыть мою частную клинику в Нью-Йорке для больных с психическими отклонениями. Внушительный список моих неудач на избранном мною поприще подорвал доверие в мои возможности. Отсутствие человеческого материала для дальнейших экспериментов в тот момент, когда я был так близок к успеху, едва не погубило меня. Предоставленная возможность сопровождать пожилого больного человека и двух молодых людей в Майами, где я мог бы беспрепятственно продолжать свои опыты, показалась мне подарком судьбы. Я не страну вдаваться в подробности, каким образом я сумел добиться превращения здоровой и интеллигентной молодой девушки в шизофреничку, жаждущую крови собственной матери… бродящую по ночам в поисках своей жертвы. Все они должным образом зафиксированы в моих записках по данному делу и интересны только для специалистов.

Достаточно будет сказать, что немедленно по прибытии в Майами я посвятил все свое время младшему поколению Брайтонов. Для наблюдения за пожилым человеком, очевидно находившимся между жизнь и смертью, я пригласил местного врача, освободившего меня от этого скучного занятия.

В моих прежних экспериментах я установил, что каждый индивидуум обладает некой скрытой формой фобии или комплекса (более или менее хорошо выраженными), что открывает возможность добиться желаемого психического эффекта путем их стимуляции специально подобранными лекарствами и гипнозом.

Выбрав для начала Кларенса, я быстро обнаружил в подростке неестественную склонность к гомосексуализму. Попытавшись развить эти зачаточные инстинкты, я был неприятно поражен, когда убедился, что его мозг практически не реагировал на избранный мною метод воздействия. Скорее всего здесь сыграли свою роль определенная умственная неполноценность, слабое интеллектуальное развитие и заторможенные рефлексы подростка. Мне стало очевидно, что Филлис представляет собой более благодатное поле для моих экспериментов. Терпеливо исследуя ее психическое состояние, я скоро установил слабо выраженную, но тем не менее позитивную склонность к лесбиянству и еще менее выраженные симптомы комплекса Электры. Надежды на развитие психических аномалий оставались весьма слабыми, но объект находился в столь превосходных физических и интеллектуальных кондициях, был настолько чувствительным к посторонним раздражителям, что прогресс оказался на удивление быстрым. Действуя предельно осторожно, в строгом соответствии с принципами Фрейда, я попытался заложить в ее подсознание нереализованное желание отомстить своей матери за любовь несчастной женщины к своему мужу. В то же время (под предлогом лечения расстроенного воображения) я получил возможность периодически подвергать ее гипнозу. Последствия не заставили себя долго ждать. Филлис Брайтон достигла стадии, при которой уже не могла отдавать себе отчета в поступках, совершенных под воздействием гипноза, и сохраняла лишь смутные воспоминания о них при возвращении в нормальное состояние. Благодаря умелому использованию внушения и тщательной дозировке лекарственных препаратов мне удалось добиться почти невероятных результатов.

Мои эксперименты достигли критической стадии, когда миссис Брайтон объявила о своем намерении присоединиться к семье. Пути назад у меня не было. Оставалось провести заключительный опыт, чтобы выяснить, смогу ли я контролировать реакции девушки в присутствии матери.

Первые сомнения появились у меня накануне приезда миссис Брайтон. Мой эксперимент протекал настолько успешно, что сознание объекта мгновенно реагировало на самое незначительное воздействие с моей стороны. И фактически ее состояние стало критическим.

Опасаясь за последствия, которые могли возникнуть в ходе непредвиденной коллизии, я отправился в Майами к мистеру Шейну. Его рекомендовали мне как осмотрительного и способного детектива. Я осторожно объяснил ему создавшуюся ситуацию в той мере, какую мог себе позволить, и он согласился обеспечить безопасность миссис Брайтон от возможных трагических случайностей.

Я почувствовал себя более уверенно. Мистер Шейн не стал проявлять излишнего любопытства и произвел на меня впечатление исключительно способного человека. Миссис Брайтон прибыла в надлежащий срок. Дочь приветствовала ее с выражением странной смеси ненависти и любви, что дало мне повод для новых размышлений. Я продолжал внимательно наблюдать за ней, делая необходимые пометки для будущих экспериментов. Ситуация предельно накалилась в течение обеда. Филлис была раздражена и неуправляема. Я испытывал удивительное ощущение творца, наблюдающего за созданием своих рук. Я чувствовал себя Богом, или, если хотите, гениальным музыкантом, способным по своему желанию извлекать из инструмента восхитительную гармонию или ужасающий диссонанс звуков. Инструментом моим была Филлис Брайтон. Моя воля стала для нее законом. И все бы могло окончиться спокойно, если бы я не поддался дьявольскому искушению провести последний, заключительный эксперимент.

Меня охватило желание узнать, смогу ли я принудить девушку убить свою мать, а затем заставить ее мозг снова функционировать нормально.

Я не рассчитываю на понимание или прощение. Мною овладело безумие. Я шел на сознательное хладнокровное убийство. Но я должен был знать, что означала для меня жизнь какой-то глупой женщины в сравнении с ощущением полного, безоговорочного успеха.

После обеда я отозвал Филлис в сторону и поговорил с ней. У меня была приготовлена необходимая доза наркотика, и я убедил ее принять лекарство. Филлис ушла от меня наполовину сонной, с трудом вскарабкавшись по лестнице в свою комнату. Я отправился в библиотеку, где собирался дождаться прибытия мистера Шейна и результатов моего последнего отчаянного эксперимента.

Остальное вы знаете. Девушка вырвалась из-под моего контроля, прежде чем я получил возможность даже убедиться в своей способности вернуть ее в прежнее нормальное состояние. Сегодня ночью она бродит по улицам с пистолетом в руке… беспомощная против кровожадных инстинктов, которые я вложил в ее сознание… Да простит меня Господь!

Чудовище, которое когда-то было Филлис Брайтон, нанесет свой удар уже сегодня. Она будет убивать и убивать, пока сама не будет уничтожена, наподобие Франкенштейна. Я сотворил монстра. Когда безжизненное тело Шарлотты Хант было принесено в дом минувшим вечером, я осознал, какую угрозу для общества я создал своими руками.

Повторяю, я не ищу себе оправдания. Для меня существует лишь один выход, и я сумею им воспользоваться. Перед собственной совестью и перед Богом я признаю себя виновным в ужаснейшем преступлении нашего столетия.

Филлис Брайтон должна быть найдена и безжалостно уничтожена. Что касается меня, я сам приведу в исполнение вынесенный себе приговор. Я ухожу, чтобы дать ответ Господу за свои поступки.

Джоэл Педикью.

Прочитав заключительные слова рукописи, Майкл Шейн подошел к окну и, набрав полные легкие свежего воздуха, отложил листки в сторону. Ему казалось, что он не дышал с тех пор, как взял в руки этот документ. Слова признания Педикью сверлили ему мозг.

Тишина камеры смерти была нарушена воем сирен приближающихся полицейских машин. Шейн закурил сигарету и, высунувшись из окна, наблюдал за дорогой, ведущей к дому. Из остановившейся машины показалась знакомая фигура Питера Пэйнтера. Детектив отошел от окна в тот самый момент, когда шеф полиции Майами-Бич занес ногу на ступеньки лестницы. Шейн чиркнул спичкой и поднес слабый огонек к листкам бумаги, содержащих посмертное признание доктора Педикью. Тонкая бумага ярко вспыхнула. Небольшой костер заполыхал в пепельнице, то затухая, то вспыхивая вновь, по мере того, как детектив торопливо кидал в него скомканные листы.

Последний клочок документа обратился в пепел в тот самый момент, когда Пэйнтер ворвался в комнату.