Зараза

Глава 18

Интересно, есть на свете место, где я могу появиться и не застать там Дульсинею? Даже любопытно было бы узнать.

— Ханна, если ты приперлась ругаться с Ари, то лучше отправляйся обратно потому, что у меня и голос громче и словарный запас богаче!

Вот кто бы спорил. Громче, чем у моей подружки, голос разве что у старого Мерлина. Ну а словарный запас…

— Дуся, до Кардагола тебе все равно далеко.

— Что?! Когда это ваш великий и ужасный успел меня переплюнуть? И, главное, в чем?!

— Тебе по пунктам расписать? Во-первых, он архимаг…

— Ну и что? Я тоже почти архи, когда с тапком!

— Во-вторых, он намного-намного тебя старше.

— Тоже мне преимущество! Зато глянь, как я сейчас выгляжу! Арик постарался.

Хм, выглядит она, действительно, весьма привлекательно. Только вот с чего бы это мой почти-зять так расстарался?

— Кардагол тоже очень хорошо выглядит, — с мстительными интонациями в голосе проговариваю я, — а кроме того, к чему я, собственно, и веду, его словарный запас гораздо богаче. И вообще, я не затем пришла. Вечно ты меня уводишь в сторону! Аргвар, мне нужно с Вами поговорить.

— Прошу Вас, присаживайтесь, — вежливо произносит дракон и тут же рядом с Дусей появляется кресло — высокое, красивое, удобное даже на вид.

Опускаюсь в него, обдумывая, с чего бы начать разговор. Кошусь на Дусю. Нет, говорить ей о том, что я хотела бы побеседовать с Аргваром наедине, бесполезно.

Дракон смотрит на меня внимательно и молчит, явно ожидая, что я сама начну диалог.

— Понимаете, Аргвар, сегодня я разговаривала с дочерью. Она сообщила мне о расторжении помолвки. Это так?

— Да, Ваше величество, так. Она не желает меня больше видеть.

Киваю.

— Адриана рассказала мне и о причине, по которой вы вынуждены были расстаться.

— И что же она Вам сказала?

— Она решила, что Вы ограничиваете ее свободу.

Аргвар задумывается, после чего медленно произносит:

— Возможно, в каком-то смысле это было именно так. Вы не одобряете мои действия?

— Напротив! Я считаю, что Вы полностью правы! То, что она хотела сделать — полное безрассудство!

— Я тоже так считаю! — тут же встревает Дуся.

— Вы прибыли сюда, чтобы мне об этом сообщить? — интересуется дракон, склоняя голову набок, заставив всколыхнуться пряди его длинных голубоватых волос. Красиво, кстати.

— Не только.

Делаю вздох и выпаливаю то, что должна была:

— Я хочу, чтобы вы помирились!

Аргвар откидывается назад и глядит на меня в изумлении.

— Вы, люди, все же, странные существа, — потрясенно проговаривает он, — только вчера Вы сожалели о том, что меня не убили, а сегодня хотите, чтобы я оставался с Вашей дочерью? Я правильно понял?

— Правильно. Она — очень упрямая девочка, и ни за что не пойдет на контакт первой. А Вы — опытный, зрелый мужчина, я хочу, чтобы Вы с ней поговорили. Она вспылила и может натворить глупостей, о которых кто-то из нас с Вами пожалеет. А, кроме того, она очень переживает по поводу вашей размолвки.

— Серьезно?

— Да.

— Ханна, — опять вмешивается Дуська, — а тебе самой не кажется, что это странно — приходить сюда и просить Арика помириться с Дриной? Насколько я поняла, твоя ненормальная дочурка обругала его по-всякому, съездила ему по физиономии и велела выметаться к чертям собачьим.

— Что-то недалеко он вымелся! — в сердцах произношу я и тут же слышу тихое хихиканье дракона.

— Ты права, мама. Я не вымелся только лишь потому, что надеюсь на появление Адди. Она — совершенно ненормальная, но мне нравится. Понятия не имею, что скажу ей, но очень хочу, чтобы все было, как раньше.

Кусаю губы.

— Знаете, Аргвар, я, конечно, выслушав Дрину, изменила свое мнение о Вас. Но мне очень хочется Вас предупредить вот о чем — если Вы еще раз назовете меня мамой, я напрягу всю фантазию, но придумаю для Вас что-нибудь исключительно болезненное. Вам понятно?

Дракон фыркает.

— Да, ма… моя дорогая королева, я Вас понял.

Собираюсь уже было прощаться, но тут на крыльце появляется Адриана в сопровождении бессменного Вайруса, который здоровается и тут же удаляется, верно оценив обстановку.

— Что ты здесь делаешь? — рычит дочь, обращаясь к своему экс-жениху. — Я же велела тебе убираться!

— А здороваться тебя не учили? — спрашивает княгиня.

— Здравствуй Дульсинея, между прочим, в гости я тебя не звала, — тут же отзывается Дрина и добавляет, — тебя, мама, кстати, тоже.

— Я уже собиралась уходить, — заявляю я. Подобное поведение дочери меня задевает. Можно подумать, родители могут быть незваными гостями. Я со своими, кстати, никогда так не разговаривала. Посмотрела бы я, осмелься Дрина сказать такое Вальдору!

— Вот и уходи, и подружку свою с собой забирай! И этого тоже!

"Этот", чье лицо стало серьезным и даже напряженным каким-то, поднимается и произносит:

— Адди, нам нужно поговорить.

— Никакая я тебе не Адди! Меня следует называть Ваше высочество Адриана, и разговаривать я с тобой не собираюсь.

— Адди, я был неправ.

О! Ну надо же, он и такое смог произнести! Прямо-таки верх самоунижения.

— А мне насрать! — кричит принцесса и топает ногами. — Прав ты или неправ — мне насрать! Вали к своей дочурке! Можешь помочь ей, кстати, а то она бедняжка с уничтожением мира не справляется! Может, вам двоим это быстрее удастся!

— Адриана, ты несправедлива, — лепечу я.

— Да дура просто! — безапелляционно добавляет княгиня.

Аргвар лишь хлопает ресницами и молчит.

— Я — дура?! — взвизгивает дочь, — да, я дура! Дура, потому что вообще с ним связалась!

Дульсинея наклоняется к моему уху и шепчет:

— Что-то она совсем разбушевалась. С чего бы это?

— Полагаю, Кир не допустил ее к командованию, — тихо отвечаю я. Но, видимо, недостаточно тихо, потому что Адриана практически взвивается в воздух.

— Да, не допустил! Вы все сговорились!

— Может, у нее ПМС? — спрашивает княгиня, заинтересованно разглядывая мою дочь.

— Что это такое? — любопытствую я.

— А я не рассказывала? — удивляется Дуся, — это такое состояние, которое бывает у женщин иногда, когда порвать всех хочется.

— Нету у меня никакого ПМС! — кричит Адриана.

Дракон делает шаг к ней навстречу, пытается ее обнять, но она отталкивает его в сторону с воплем:

— Не трогай меня! Мне противно!

Лицо Аргвара становится беспомощным. Он переводит взгляд на нас, как бы прося о содействии. Теперь уже я поднимаюсь с кресла и пытаюсь приблизиться к дочери.

— Адрианочка, дорогая. Ну, успокойся. Не хочешь, чтобы он тебя трогал, он ни не будет. Ведь, правда?

Дракон с готовностью кивает, мол, согласен на все, что угодно, лишь бы этот концерт прекратился. Однако наша прима не намерена пока утихомириваться.

Она отступает назад и гневно шипит:

— Все уходите отсюда. Я никого не хочу видеть. А тебя, Аргвар, я не хочу видеть никогда. Ты понял меня?

— Ну что я такого сделал? — растерянно произносит дракон.

Дуся подходит к нему, ласково гладит ладонью по плечу, не забывая при этом коситься на Адриану с осуждением.

— Пойдем, Арик, — говорит Дуся, — не видишь что ли, она пока не способна тебя адекватно воспринимать. Вот пройдет немного времени, она станет более нормальной…

— И не надейтесь! — верещит дочь.

— Она останется такой же ненормальной, — продолжает княгиня, — но с ней хотя бы можно будет поговорить. А сейчас отнеси нас с Ханной в Зулкибар, пожалуйста.

Аргвар вздыхает:

— Ну, Адди.

Адриана, отвернувшись, молчит. Да, попробовали мы их помирить. Замечательно. И хорошо все-таки, что дочь моя не унаследовала магический дар деда Кардагола, а то, боюсь, то, что Аргвар — дракон, ее бы не остановило. Устроила бы здесь локальное сражение, и так вон руку с эфеса не снимает. И жаль, что она не унаследовала дар другого своего деда — Вальдора — к эмпатии, иначе поняла бы, что дракон и в самом деле ее любит, и унижать он ее не собирался. Я вот тоже не эмпат, но мне ярость не застилает глаза, я это вижу и так.

— Простите, Ваше высочество Адриана, что я Вас побеспокоил, — грустно произносит Аргвар, — больше такого не повторится.

И в следующую же секунду мы оказываемся в зулкибарском королевском дворце. Надо же, дракону и за руки нас брать не нужно. Интересно, сколько народу он может перенести за раз?

Ларрена в доме не обнаружилось. Посылаю за ним пару идиотов. Надо бы запретить ему шляться по деревне. Хорошо, что у него из-за печати нет шансов заразиться, а потом обвинить в этой случайности меня. Но все равно нужно запретить ему разгуливать где попало, пусть сидит на месте и ждет меня.

Ларрена привели через несколько минут. Значит, где-то неподалеку был.

— Где ты был?

— Гулял. Соскучилась?

— Нет… то есть да…

Чувствую себя круглой дурой, смущенно тереблю в пальцах край скатерти на столе, возле которого присела. Ларрен продолжает стоять в дверях, на меня не смотрит.

— Пройди и сядь, — прошу я.

— Куда сесть? — уточняет он.

— Сюда, — показываю на диван, дожидаюсь, пока он сядет, и перемещаюсь к нему. Он этим недоволен. Думал, что я за столом останусь.

— Ларрен, — беру его за руку. Он смотрит на меня удивленно. — Как ты думаешь, как я к тебе отношусь?

— Я уже говорил об этом, Вера. Все люди для тебя игрушки.

— Ты — не все.

— Ой, ли?

Кажется ему смешно.

— Так сложно в это поверить? — тихо спрашиваю я. На него не смотрю, смотрю вниз, на его руку, которую держу в своей.

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что… потому что у меня нет причин лгать тебе. Я не играю с тобой. Никогда не хотела с тобой играть. И там, на Крионе, когда впервые тебя увидела, я подумала что, — поднимаю взгляд, смотрю ему в глаза, забываю, о чем говорила и начинаю снова, — со мной такого никогда не было. Но Аргвар говорит, что драконы должны любить только драконов. Я думала, если тебя не станет, я успокоюсь. Забуду… Я рада, что тебя не убили на Крионе.

— Спасибо, Вера. Я тоже рад.

Смотрит мне в глаза, взгляд не отводит, в нем равнодушие и ледяное спокойствие.

— Ларрен.

— Да, Вера.

Я не выдерживаю первая, отвожу взгляд и не знаю, что сказать. То есть я знаю, что хотела бы ему сказать, но не знаю как. Мне страшно. Мне никогда не было так страшно.

— Ты для меня не игрушка. Не прихоть. Ты что-то большее. Понимаешь?

— Нет, Вера.

Снова заглядываю ему в глаза.

— Ты все понимаешь. Но тебе это не нужно. Да?

А потом я поступаю как испуганная девчонка — телепортируюсь прочь, не дождавшись ответа. Потому что я боюсь его услышать.

Телепортировалась я недалеко. На окраину деревни. Села на первую попавшуюся скамейку, чтобы перевести дух. Так сильно я еще никогда не волновалась. И не боялась. И не вела себя так глупо. Что со мной сегодня творится? Я даже не сумела сказать то, что хотела. Неужели это так сложно произнести три простых слова: "я тебя люблю"? Я — дракон, боюсь признаться в любви человеку! Это унизительно. Начинаю себя ненавидеть за то, что я такая… какая? Я не могу даже самой себе объяснить, какая я.

Скольжу рассеянным взглядом по домам, по редким прохожим. Вот идет какая-то женщина, на лице тупое выражение радости. Увидела меня, вздрогнула и остановилась. Что? В чем дело? Она напугана? Она не под заклинанием? Но я же вижу его — заклинание, оно опутывает ее… Стоп! Это не оно! Иллюзия! Так вот чем ты занимался во время прогулки, Ларрен! И как много таких вылазок ты совершил? С какого количества людей ты снял заклинание?

Я — наивная доверчивая дура! Впору вернуться к Терину под дерево и депрессировать вместе по поводу нашей наивности. Но я не малолетний котенок! Я дракон! И кто-то заплатит мне за свои проделки.

Телепортируюсь обратно в комнату Ларрена. Он встает мне навстречу. От него исходят странные непривычные эмоции. Но сейчас мне не до этого.

— Сидеть! — рычу я.

Что-то, что было в его взгляде всего мгновение назад, исчезает. Эмоции опять ровные и холодные, с оттенком брезгливости в мой адрес. Наверно то, что было до этого, мне померещилось. Я слишком зла сейчас, чтобы не ошибаться.

— И скольких ты освободил от заклинания? Или не считал?

— Заметила все-таки, — с досадой произносит он.

— Считал меня полной дурой, да? — я срываюсь на шипение, — думаешь, что такой умный? Сейчас ты пойдешь и убьешь всех, кого успел расколдовать, а потом принесешь мне их головы.

Печать немного усиливает свое свечение. Ларрен садится на диван и твердо произносит:

— Нет.

Что значит, нет? Он нашел способ обойти печать? Это невозможно. Тогда почему?

— Какая хирожопая тварюшка, — мурлычу я, поняв, в чем дело.

Аргвар до предела ослабил печать тридцать лет назад, когда покидал этот мир. Она почти не действует на Ларрена. Он все это время притворялся, что послушен. Издевался надо мной! Скотина. Ненавижу. Убью. Нет! Убить его будет слишком милосердно.

Все вдруг прояснилось и стало понятным. Помутнение, которое владело мной последние несколько часов, прошло. Я зло? Очень точно сказано. Ларрен имел глупость разозлить зло, и оно будет мстить. Жестоко и с наслаждением.

Подхожу к нему, хватаю за горло, заставляю встать, изучаю плетение печати, подтягиваю узлы, усиливаю ее, насколько это возможно. Печать вспыхивает ярким светом. Полная активация и полное повиновение. Отталкиваю его. Он падает на диван, смотрит на меня со злостью, но молчит.

— Нравится? Отвечай.

— Не нравится.

— Хорошо. А теперь проверим, как работает печать.

Он с ненавистью и страхом смотрит на меня, ждет, что я прикажу.

— Выпрыгни в окно.

Печать замерцала. Ларрен встает и идет к раскрытому окну. Встает на подоконник.

— Стой!

Здесь не очень высоко — второй этаж, но мне не нужно, чтобы он переломал себе ноги. Мы только начали, он должен быть здоров и полон сил.

— Подойди ко мне.

Ларрен подходит. Глажу его кончиками пальцев по щеке.

— Боишься, что я прикажу убить этих людей? Не бойся, сладкий, я не прикажу. Это слишком милосердное наказание для тебя. Они никто тебе, правда? Ты их освободил не из человеколюбия, а назло мне. Тебе нравится меня раздражать, нравится дразнить меня. Весело было притворяться послушным? Отвечай!

— Весело, Вера.

— Меня зовут Верлиозия! — рычу я ему в лицо, скаля зубы, — повтори!

— Верлиозия.

— Молодец, послушная зверушка, — хвалю я. — Обида и разочарование. Тебе знакомы эти чувства, Ларрен? Можешь не отвечать, я знаю, что знакомы. А ты знаешь, что такое боль? Нет, не радуйся. Я тебя не трону. Но тебе будет очень больно. Твоя душа будет разрываться на части, но я прикажу тебе улыбаться, и ты будешь улыбаться. Хочешь знать, что будет завтра? Отвечай.

— Нет, Вера.

— Кому интересно мнение такой милой зверушки? — бормочу я, провожу губами по его щеке и слегка прикусываю мочку уха. Он вздрагивает. Глажу языком укушенное место и шепчу:

— Завтра моя армия идет брать столицу Зулкибара. И мы с тобой в первых рядах. Как думаешь, твои родственники встанут на защиту Зулкибара? Встааанут, конечно. А теперь догадайся, кому я прикажу их убивать? Можешь не отвечать, я знаю, что ты догадался. А теперь ложись спать. У тебя завтра будет трудный день.

Не знаю, что может быть хуже этого.

Когда Вера говорила мне о любви, я поверил. Не сразу, после того, как она сбежала — так глупо, застенчиво, по-девчоночьи. Поцеловала меня и исчезла. Тогда основным моим чувством была растерянность. Своим признанием Вера сбила меня с толку. Я ненадолго поверил в то, что она не является тем, чем мне казалась все это время — жестоким и безнравственным существом. Я увидел в ней молодую, неопытную, страдающую женщину, которая нуждалась пусть даже не в любви, а в сочувствии. И сочувствие я готов был ей предложить. Смешно подумать — я хотел поговорить с ней, просто так, без издевки, попытаться найти вместе с ней выход из положения, в котором мы оба оказались.

Я обрадовался, когда она вернулась, и сам удивился этой своей мысли — что я рад ее видеть. Радость была мимолетной и глупой.

— Ты должен убить всех, кого освободил от заклятья.

Вот и получил я команду, которую не в силах выполнить. Вот и конец моему притворству. Понимаю, что все закончилось и сдаю себя с потрохами.

— Нет.

На лице дракона недоумение, которое быстро сменяется пониманием и затем и злостью. Догадалась. Она хватает меня за горло, заставляя подняться, и печать, которая до этого служила лишь своего рода странным украшением, вспыхивает, активируясь в полную силу.

Верлиозия отталкивает меня в сторону. Я смотрю на дракона и с ужасом жду повторения команды убить поселян. Это будет легко. Для этого боевым магом быть не обязательно. Я и без применения волшебства смогу уничтожить многих из них. Они ведь мне доверяют.

— Нравится? — спрашивает дракон, глядя на меня с ненавистью и презрением. — Отвечай.

Что мне должно понравиться? Перспектива стать массовым убийцей или то, что из меня сделали вещь окончательно и бесповоротно. И не просто вещь, а оружие массового поражения в руках безумца.

— Не нравится.

— Хорошо. А теперь проверим, как работает печать.

Да отлично она работает! Ты спроси меня, я тебе и так расскажу. Нет, Верлиозия хочет убедиться в этом лично, потому и отдает команду выпрыгнуть в окно. Конечно же, я подчиняюсь. Разве могло быть иначе? Жаль, что здесь всего лишь второй этаж — было бы просто замечательно закончить эту дурацкую историю вот так — шагнуть из окна и разбиться.

Я тридцать лет изучал магию разума, пытаясь найти ответ на вопрос, как избавиться от печати. Единственное, чего я смог добиться, это того, что теперь удовольствие от подчинения я не испытываю. Чистая и незамутненная ненависть к хозяину. Более ничего.

Переломать ноги мне не удается. Госпожа отменяет приказ. Ей интересно, было ли мне весело, когда я втихую вредил ей в Трали, когда я изображал покорность. Отвечаю начистоту — было. Да, меня грела мысль о том, что я могу предпринять хоть что-то в пику всесильному дракону. Пусть даже это и просто обман, на тот момент вполне невинный.

Но у меня все еще есть шанс все исправить. Может быть, Морош догадается залечь в засаде, не дожидаясь меня. Может быть, я смогу подвести дракона к открытому окну в нужный момент. Может быть…

Дракон требует, чтобы я называл ее Верлиозией. Отвратительное имя. Истинно драконье — длинное, скользкое, мрачное, злое имя. Оно ей очень подходит. И в самом деле, с чего я решил, что она — Вера. Нет, такая может быть только Верлиозией. Аргвар не ошибся, называя ее так.

— Обида и разочарование, тебе знакомы эти чувства, Ларрен? — спрашивает дракон и сам же отвечает на вопрос, — Можешь не отвечать, я знаю, что знакомы. А ты знаешь, что такое боль? Нет, не радуйся. Я тебя не трону. Но тебе будет очень больно. Твоя душа будет разрываться на части, но я прикажу тебе улыбаться, и ты будешь улыбаться. Хочешь знать, что будет завтра? Отвечай.

Я не хочу этого знать! Я и завтра никакого уже не хочу. Убогая фантазия этого ящера всегда направлена на новые зверства. Что же хорошего она может мне приготовить? Ничего.

И мои худшие опасения сбываются.

На завтра Верлиозия обещает мне войну с Зулкибаром. И я в авангарде.

Я не знаю боевых заклинаний, но это — самообман. Да, конечно, я не смогу убить кого-нибудь "увядающей розой", мне незнакомо плетение "ядовитых сетей", не знаю я и "удушающего пламени". Но вот если Вера прикажет мне, чтобы земля раскрылась под ногами защитников города, или чтобы реки вышли из берегов, или чтобы тайфун снес дома и сломал деревья — я сделаю это. Локти буду себе грызть, выть от беспомощности, наблюдая, как погибают мои близкие, но сделаю. Я, конечно, не боевой маг. Я всего лишь маг-стихийник, маг-травник, маг-целитель. Я могу контролировать урожай и надувать ветром парус, но ведь и урожай, и ветер могут стать чрезмерными.

А Терин, Дуся, Лин, Кардагол — что подумают они, увидев меня рядом с нападающими? Поймут ли, что я действую по принуждению, или решат, что я вновь продался дракону за какие-то блага? Я знаю, князь считает, что я на это способен. Он может убедить в этом и других.

Смотрю на Верлиозию, и ненависть моя сменяется страхом. Ужас не дает мне дышать, не дает и слова сказать. Впрочем, к чему слова? Дракон так решил, а мольбами я лишь доставлю ему удовольствие.

— Ложись спать, — велит Вера, ах нет, Верлиозия, и я направляюсь к постели. Конечно, мне стоит выспаться перед самым ужасным и, надеюсь, последним днем в моей жизни.