Застава

5

В службе не было ничего сложного. В поклонении Тиаре вообще было мало Моя роль заключалась в том, чтобы задавать ей темп и настроение, ну и читать молитву, чтобы моя немногочисленная паства, наполовину непроснувшаяся, наполовину только что вернувшаяся с ночного дежурства, не путалась и говорила правильные слова.

— Пусть Тиара замедляет свой танец и свет меркнет, не давайте огню в ваших сердцах угасать. Только этот дар Великого Мудрого сможет сберечь нас во мраке зимы, — я подняла руку, благословляя мою сонную паству. Те в ответ нестройно прогудели слова благодарности и дружно повскакивали со своих мест.

Я улыбнулась, пряча перегар в шарф. Ночью перед службой я нахлебалась бренди, но вроде этого никто не заметил. Разве что Камалин, но её хрен разберёшь, учуяла ли она идущий от меня запах, или просто недовольна тем, что я веду будничную молитву без семирожного светильника, часовой проповеди с угрозами пожирания душ мерзких грешников, то бишь сидящих перед матерью-настоятельницей девочек, дэвами в ледяной бездне.

Орденцы повалили из храма по своим делам. Я аккуратно поправила фитиль на лампе с огнём и подлила масла. Так, ещё на двенадцать часов хватит. Огонь не должен гаснуть. Впрочем, я сама большой беды в этом не видела. Главное — вера людей, а огонь в лампе я всегда могу разжечь, было бы чистое небо.

Рахаил подошел ко мне и одной рукой приобнял за голову, заставляя наклониться ухом к его рту.

— Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты ещё раз выйдешь на молитву пьяной? — тихо спросил старик.

— Утопите в озере? — предположила я. Рахаил поцеловал меня в лоб и пошел по своим делам.

Я вздохнула, ещё раз проверила огонь и пошла подметать пол. Мои дорогие коллеги, похоже, скорее сдохнут, чем научатся вытирать ноги у порога. Хорошо хоть дождь начался во время молитвы, а не после. Я подышала в ладонь. Мда, вот он, последний звоночек.

Время вскрывать посылку от Кадма.

Ящичек брата я в первый же день спрятала его под кровать. Я знала, что Кадм жив, здоров, и если немного подожду, ничего не случится. Зато, когда мне станет невыносимо больно от разлуки, у меня будет утешение. Намедни вечером пришла телеграмма, что поезд благополучно достиг Стены Богов. Телеграмма пришла на имя Рахаила, но он показал мне её окончание.

Целы, любим, береги себя.

Что ж, мои мальчики в безопасности и несутся навстречу новым назначениям.

Всю ночь я рыдала, а перед рассветом напилась в попытке хоть немного поспать. После часа пьяного разглядывания цветных пятен во мраке моё уставшее тело наконец-то смогло немного подремать.

Не то, чтобы это сильно улучшило моё самочувствие.

Мы с Камой прибрали храм, я сдала её на руки Римме учить спряжения и пошла к себе.

Запрелась. Приготовилась. Достала посылку.

В деревянном ящичке лежали бутылка настойки на травах в чай, килограмм шоколадных конфет и ярко-синий шарфик с набитыми белыми птицами. Я немедленно попыталась намотать его на шею, и обнаружила, что в шарфике спрятан пузырёк духов. Как хорошо, что я не приткнула ящичек к батарее, а поставила около щели в окне! Я не очень аккуратно расковыряла восковую пробку и принюхалась.

Духи пахли цветами и летом. Сердце запело от радости. Духами я немедленно надушилась, замоталась в шарфик и взялась за письмо Кадма, что лежало на самом дне. Большой конверт из плотной коричневой бумаги был запечатан и подписан. "Майе лично в руки". В углу написан адрес. Брата перевели в Мейнд, судя по номеру части — в столичный город. Мейндлей, столица одного из величайших королевств известного мира. Это если верить самим мейндцам. И город порока, разврата, торгашей и проституток, если верить мнению магистров Ордена и жрецам Цермы.

Но мейндцы хоть честно отдали под сомнительные увеселения квартал, облагородили его, придумали какие-то законы, избавившись от всей чуши с грязными подворотнями, полицейскими облавами и временными браками.

Я понюхала шарфик. Ух, у меня духи из самого Мейнда!

Письмо занимало несколько листов. Брат старался писать ровно, но его почерк всегда был далёк от идеала, не помогла даже детская косая линовка. Буквы шатались, вздрагивали, заваливались набок, и я тихо плакала. Не от ужаса от предстоящей расшифровки, а от осознания, что наконец-то держу в руках весточку от Кадма. Откуда во мне столько слёз? Весь прошедший месяц я каждый день только и делала, что плакала. Из меня уже должна была бы выйти вся влага, ан нет, ещё что-то осталось.

"Анура-ан-дар, ару-Тира. Извини, что давно не писал тебе, Унда-ан-аш…"

Я поморщилась. Вот ведь пижон. Почему не может писать на человеческом языке? Я, конечно, сестра Тиары, но не обязательно здороваться со мной на старом альдарском. Ну ладно, хрен с ним. Главное, брат написал мне. Я погладила желтоватые листы и продолжила чтение.

"Меня перевели в Мейнд. Тут неплохо, хотя непривычно. Город ничуть не меньше Альдари, но шумный и сырой. Ни зимы, ни лета. Хотя я, наверное, придираюсь. Тут высокие дома, узкие улицы и много воды. Но это даже неплохо, никаких талонов на воду летом, можно мыться хоть целый день. К чему никак не привыкну, так это к лицам кетеков на улицах. Я думал, что всё уже в прошлом и забыто, но очень трудно видеть этих созданий после всего, что случилось. У них тут целый квартал, королева их привечает, и от этого они ещё наглее. Несколько раз сталкивался с ними на улице. Эти вероломные ублюдки знают, что орденцы чтят законы Мейнда, и не могут пристрелить их на месте, и постоянно пытаются нас задеть. Наверное, это выдержать тяжелее всего…"

Я закрыла глаза, не в силах дальше читать. Я тоже думала, что всё это осталось в прошлом. Но перед глазами, как будто я так и не выросла и по-прежнему маленькая перепуганная девочка, встала картина серых стен, измученных людей, копошащихся в грядках. В ту весну, не зная, что Орден уже прокладывает новые пути к осаждённой крепости, мы засадили оставшимися семенами каждую пядь земли. Еды не было, и смельчаки пытались выходить из крепости в попытке либо отбить что-то у кетеков, либо добыть в лесах. До сих пор помню, каким вкусным был бульон из горного сурка. Но чаще всего не возвращались. Папа вот один раз так и не вернулся…

Так, хватит думать о плохом. Я досчитала до двадцати, пропустила абзац, где брат жалуется на распоясавшихся ублюдков, и принялась читать дальше.

"Прости меня ещё раз, что долго не писал. Не было ни одной спокойной минутки. Весной я получил повышение до мастера-оружейника. Да, я теперь настоящий иерарх Ордена, в моей ответственности доспехи почти двух десятков братьев (но чаще приходится чинить канализацию, Тиара видит, как мне это надоело). Жаль, мама с папой не увидели этого дня. Хотя, будь они живы, наши судьбы сложились бы по-другому. Я хотел написать тебе сразу после церемонии, но не успел. Я поменял за год семь гарнизонов, из них шесть были секретными с ограничениями по переписке. Надеюсь, хоть это письмо ты прочтёшь.

В Мейнде я ещё не получил права на переписку, и поэтому отправляю тебе весточку с товарищем. Он получил перевод в твою крепость, и я не поверил своему счастью, когда узнал об этом. Он согласился выполнить мою просьбу, за что я очень ему благодарен. Ферах тоже недавно стал рыцарем, и похоже, он к этому долго шел. Я знал его недолго, но он показал себя верным братом по оружию.

Надеюсь, ару-аллеш, у тебя всё в порядке. Жду, когда ты всё же выберешься из своей дыры. Знаю, что служение Тиары требует жертв не меньших, чем Орден, но, сестрёнка, ты знаешь моё мнение. Тебе не место в такой глуши. А если сестринство настолько опустилось, что не ценит тебя и твоей веры, то зачем оно нужно?"

Против воли я закатила глаза. Воображение живо дорисовало выражение лица брата: одухотворённое, даже вдохновлённое, он ещё будет долго говорить про то, что мне надо наконец-то отпустить прошлое и вспомнить всё хорошее, что у нас было, и перейти в Орден. И объяснить ему, что я просто не хочу, что прошлое я уже давно забыла, невозможно. Кадм упрямый, совсем как мама с папой. Он, наверное, вобрал в себя всё их упрямство, оставив мне лишь капельку. Я по сравнению с ним мягкая и покладистая, как тряпочка.

Новость, что брат жив и здоров, и что он теперь самый настоящий магистр Ордена, как и мечтал, дала мне сил выдержать навалившуюся тоску. Мне всегда тоскливо, когда наступает осень, и свет Извечного Огня становится слабым и не даёт тепла. Даже Тиаре нужен отдых, иначе ведь от вечного танца можно и с ума сойти, как это сделал когда-то Великий Дракон.

Но что же мне делать, когда тепло уходит, деревья засыпают, а землю укрывает снег?..

Первый снег выпал всего за месяц до Нового Года. Иногда мне хотелось проклясть какой-нибудь нехорошей болезнью того человека, что придумал праздновать этот день зимой во мраке. Никакие еловые лапы, цветные игрушки и гирлянды его спасти не могли.

К тому же в моём храме снова сломалось отопление.

Заготовку дров для храма Рахаил провёл частично как расчистку дороги на перевал, а частично — как экстренный резерв на случай, если отключится наша мино-станция. По факту же дрова предназначались мне и только мне. С отоплением у храма было плохо, очень плохо. Печами топить — никаких сил не хватит, а общее отопление от станции постоянно ломалось. Можно было, конечно, не топить, но бросать статую Тиары и мои дорогие старые фрески и картины промерзать я не могла.

Поэтому, когда наша теплолиния сдохла, мне пришлось брать колун и вместо вечерних танцев колоть дрова. Я ненавидела это занятие, но оно давалось мне легче, чем протопка или таскание дров туда-сюда. А ничего не делать было совершенно невыносимо. Я желала убивать, и никто не мог меня остановить в этом желании. Поэтому я представляла на месте чушки какую-нибудь кетекскую рожу и уничтожала её. Тиара видит, это божественно приятно. Ну и пусть завтра будут болеть руки и спина. Зато душа будет на месте.

Камалин достойного места в спасении храма от мороза не нашлось. Топить она не умела, таскать дрова в том же объёме, что трое здоровенных мужиков, да по крутым лестницам в подвал, не могла, колоть дрова… Я дала ей расколоть две чушки… ну, как расколоть, попытаться. И, когда моя заноза в заднице чуть не разбила сама себе голову, в пятый раз неправильно замахнувшись колуном, отправила её подметать молельный зал.

Она посмотрела на меня так, как, наверное, орденцы смотрели на живых кетеков, когда сняли осаду. Разве что оружия у неё не было, и пристрелить меня на месте она не могла. Даже взглядом испепелить не получилось. Я какая-то совсем неиспепеляющаяся.

Наши отношения с ней не ладились, к моему огромному сожалению. Я по натуре вообще жалостливая, и мне хотелось чем-то девчонке помочь. Камалин не была дурой, мозги работали, если она умудрялась на время оставить своё упрямство и… я затруднялась дать определение этой проблеме в голове у моей ученицы. Ограниченность, что ли. Да, ограниченность. Кто-то твёрдо вшил девчонке три варианта поведения в любой ситуации, и убедил, что так же поступать должны все. Её бесило всё, везде и всегда. Все всё делали не так, вели себя не так, а главным источником её ярости была я.

Я вообще была неправильная по всем статьям. Разве что у меня было, как положено, два глаза, две руки и две ноги, в остальном я была средним между недоразумением и зловредным дэвом, порочащим мантии истинных сестёр.

Самое печальное, Камалин отказывалась осознавать, почему очутилась у меня. То есть, понимала, но решительно противилась всем попыткам осознанию плачевности её положения проникнуть в её одревеневший от безделия мозг. Моё наставничество она воспринимала, как ссылку и продолжение каких-то внутренних конфликтов сестринства. Не то чтобы она была не очень права, но я не собиралась причинять ей вреда. О чём сказала раз пять. В начале шестого я задумалась, а стоит ли надрываться, и махнула рукой. В конце концов, нам надо дотерпеть до первого весеннего поезда. Большую часть дня я девочку не видела. Камалин торчала на уроках, которые по моей просьбе ей организовал Рахаил, или в спортивном зале пыталась кого-нибудь побить. Дралась она, кстати, абсолютно под стать её образу мысли. Сильно, технично, без фантазии и страшно злилась, когда её укладывали на ковёр хитростью.

А у нас все зимующие не парадные рыцари Мейнда, они воевать вообще-то учились, и как никто знали, что "как правильно" идёт в задницу, если этим не спасти свою шкуру.

…Иногда я радовалась, что я не Камалин. Тяжело, наверное, жить, будучи ею. Кругом одни враги, развратники, лжецы, лентяи и такие, как я.

Орденцы, не будь дураками, сразу просекли эту манеру борьбы девочки, и Камалин стала излюбленнной грушей для битья у моих дорогих и бесконечно добрых сожителей. Некоторых особо рьяных пришлось побить уже мне, чтобы отвалили и не мешали воспитательному процессу.

Падение на ковёр бешенной Риммы Камалин даже видела, и после того спарринга наши отношения с девочкой стали чуть-чуть теплее. Возможно, она не была благодарна, а просто чуть-чуть заважала меня. Этого уважения хватило на целый месяц нейтралитета. Я не давила на Каму, она в ответ слушалась — и продолжала деградировать как волшебница и сестра Тиары.

Никто во всех обитаемых землях не знает, как связано поклонение богам и волшебство. Но статистика, безжалостная сволочь, показывала, что волшебников среди нас много. Некоторые считали, что пошлое слово "волшебство" означает лишь способность восприимчивых душ чувствовать волю Великого Мудрого и претворять её в реальность. То есть, среди жрецов таким образом большинство будет именно искренними последователями своих богов.

Некоторые ради скандала доводили мысль до абсурда, и напоминали, что способности мыслеплётов слишком уж похожи на легендарное осанвэ, способность человечества общаться друг с другом и с богами без помощи слов. Я один раз применила этот приём в споре, и едва успокоила (в основном по морде) трёх коллег и одного их оппонента, решивших, что я возмутительно неправа.

Я сама придерживалась мнения, что всё-таки вера как-то с этим связана. Вот я, например. Мама с папой говорили, что я родилась самым обычным ребёнком. А когда меня взяла в оборот дорогая тётушка, я заигралась в Румму-Ару и спалила нашу квартиру. Мама, беременная мелким, едва успела вытащить в окно меня и документы.

Камалин была волшебницей, и её способности стремительно угасали.

В личном деле значилось, что её способности средние, но стабильные. Когда я её попыталась проверить, она практически не контролировала остатки силы, и чуть не взорвала молельный зал. Я ей ещё раз запретила пытаться ворожить, но это же я, верно? Меня можно не слушаться. В итоге после пожара в её комнате в дело вмешался Рахаил. О чём они говорили, он мне не сказал даже после моих слёзных просьб и одной очень настойчивой с выкидыванием ключа от кабинета в унитаз. Только попросил больше так не делать, а то он во мне разочаруется.

Но ворожить в комнате Камалин вроде прекратила.

Я выдохнула.

Но через два дня поймала её за попыткой расковырять печать на святилище, поняла, что это всё-таки война.

— Давай подменю тебя, — предложил Ферах, оттащивший в храм уже изрядно дров. На растопке сидел Лир. Этот молодец оказался настоящим сокровищем. Чего он только не умел! Даже топить печи храма. Он попытался научить топить Камалин, но парень успел чем-то вызвать её недовольство, и учёбы не вышло.

— Минут через пятнадцать, — Я ещё не до конца успокоилась. После нашей ссоры, когда я поймала Каму за попыткой вскрыть опечатанное святилище, мне постоянно хотелось убивать. Или просто злиться. Я бесконечно злилась, вспоминая годы в обители, потом эту тварь мать-настоятельницу, которая глумилась надо мной, когда меня наконец-то вернули из больницы в обитель, представляла, как сейчас они там все бегают и пытаются подольше скрывать, что огни Тиары погасли. Как только об этом станет известно — а об этом узнают, о, сами же гадюки из совета вынесут в мир — сестринство падёт и станет историей.

И я тогда стану рыцарем Ордена, возможно, сестрой-исповедницей в его рамках, и Кадм наконец-то успокоится и перестанет приседать мне на уши просьбами послушать его. Вот тётушке будет плохо, да. Она-то в сестринство верит вполне искренне.

Ферах не стал упорствовать и сел на чурбаны у меня за спиной. Я его не видела, но лёгкий ветер донёс до меня запах трубки с вишнёвыми листьями.

— Зайдёшь вечером на игру?

Мы с ним, в отличие от Камы, общий язык нашли быстро, в основном коротая длинные вечера за нардами, шахматами и логическими загадками. Световой день стал возмутительно малым, Извечный Огонь едва грел, и заняться нам, кроме текущих ремонтных работ, было нечем. Ферах мне нравился, и я не скрывала это. К тому же он был товарищем моего брата и принёс мне от него весточку, и я уже была готова принять его, как старого друга. Ферах, по-моему, моего дружелюбия то ли пугался, то ли стеснялся. Я вообще вызывала у него странные эмоции, хотя вроде бы общалась так же, как и с остальными зимовщиками. Ну, может быть, у него тонкая душевная организация, или наслушался про меня баек и возомнил невесть что.

— Да, — Я замахнулась колуном и промазала мимо чурки. В третий раз. Отлично, вот и знак, что я устала. Я передала колун Фераху, и заняла его место на чурбанах. Тело начало остывать, и я укуталась в тулуп.

— Мастер Рахаил, кстати, говорил, чтобы ты перед обедом зашла посмотреть на карту в башне. Не знаю, что это значит.

— А, так, пара контрольных мест с маячками.

— Так это ты расставила те камни? — Ферах снял тулуп и проверил колун.

— Ага, разумеется!.. На самом деле, тут у нас куда меньше чертовщины, чем в том же Мендлее.

— Ну, я месяц, как из Мендлея, а чертовщины там не заметил.

— Это потому что там, где много людей, проще чертовщину прятать. Когда ты живёшь с двадцатью людьми в одной деревне, то знаешь каждого из двадцати. А когда у тебя не деревня, а город, в котором живёт сто тысяч человек? Будешь ли ты всех знать?

— В городах каждый знает те же двадцать человек. И каждого человека кто-нибудь, да знает.

— Это не всегда так работает. В деревне ты вынужден общаться с этими двадцатью, а в городе можешь выбрать себе общение с более приятным кругом. Например, тебе не нравится сосед по твоей квартире — ты с ним не общаешься. Тебе не нравится какой-то прихожанин твоего храма — ты с ним не общаешься. Тебе не нравится хранитель твоего огня — ты идёшь к другому. Так кто-то мрачный и таинственный может оказаться у всех на виду, но при этом избежать всеобщего внимания. Ты ведь слышал, что в городах много одиноких, которые могут пропасть, и их никто не хватится. Ты слышал про Обратный Мейнд?

— Обратный Мейнд никак не связан с тем, что кто-то может избежать излишнего внимания.

— Почему же? Откуда, по-твоему, в Обратном Мейнде берутся новые жители?

— Отовсюду? — Ферах усмехнулся. — Ты как будто веришь в этот Обратный Мейнд.

— Не верю, — серьёзно поправила я. — А бывала в нём.

— Сестра Анатеш, не пойти ли вам и не посмотреть ли ту самую карту? А то опоздаете к раскладке нард. Байки лучше рассказывать в тепле за чашкой чавы и большой компании.

Я хмыкнула.

— Ну не хочешь, не слушай мою мудрость. Я ещё вернусь сюда перед ужином. Приходи на исповедь.

Ферах как-то очень нехорошо оглянулся на меня через плечо, как будто я намекнула на какое-то его преступление.

Я не подала виду, что заметила, но такое случалось не первый раз. Когда прошли первые две недели его пребывания у нас, я намекнула, что здесь принято хотя бы иногда приходить в храм Тиары. Ферах стал приходить, и я видела, что молится он искренне, но на исповеди — это когда в специальной комнатке мне жаловались на жизнь — не приходил. Хотя я была готова поклясться моими глазами, пожаловаться ему есть на что. Он ребёнком был взят в Орден, прошел всё обучение, и стал рыцарем в тридцать три года, при этом имея отличные отметки на всех этапах обучения, пять лет службы во Льдах и будучи не сильным, но стабильным волшебником. По нынешним временам он сильно засиделся в претендентах. Я хотела было разгадать эту тайну, но мастер Рахаил мне его личное дело не дал. Только намекнул, что причины для такой задержки и ранней седины у Фераха есть, но они не моего ума дела, и чтобы я даже не думала совать нос в его сейф — иначе он на меня обидится и лишит своей дружбы. Это была очень серьёзная угроза, и я послушалась.

— Я приду на службу, — Ферах опустил колун на чушку. В сторону разлетелись щепы.

Я сделала вид, что довольна, и пошла в храм. Кама почти закончила уборку, и вроде лицо у неё было спокойным. Первое время она убиралась в молельном зале с такой рожей, как будто раскалывала врагам головы. Впрочем, возможно, в воображении именно это она и видела.

— Выметай сор, и пойдём. Покажу тебе кое-что, что входит в обязанности сестры.

Девчонка удивлённо и недоверчиво посмотрела на меня.

— Тебе понравится.

Мы поднялись под крышу старого донжона. Это была древнейшая часть крепости, возможно, такая же древняя, как и мой храм. Тут было холодно, но не так, как в древние времена. На три этажа под нами провели тепло от мино-станции, и, чтобы оно не уходило зимой, кое-как набили на старые балки крыши ещё слой досок.

Я подняла люк, включила свет и освободила путь Камалин. Мино-лампы медленно разгорались неярким холодным светом, постепенно вырисовывая из мрака большой круглый стол на нескольких ножках. Все они выглядели по-разному, и каждый раз их число менялось. Я старалась вообще к ним не приглядываться, чтобы не сойти с ума. Моя предшественница писала, что сестра до неё пыталась вычислить закономерность в изменениях стола, но не преуспела, только зря лишились рассудка.

— Не трогай его руками, поняла?

Камалин прищурилась, глядя на стол. Да, впервые он выглядит очень неказистым. Впервые.

Сверху, на столешнице, была пол увырезана, полу инкрустирована в старую, серую от времени сосну, карта нашей части земли. Моя предшественница предполагала, что кто-то либо из наших сестёр, либо какой-то благословлённый Тиарой рыцарь вырезал эту карту такими же долгими зимними вечерами, и водрузил её сюда. Было это очень, очень давно. Так давно, что многие археологи, что стремились к Шеркелу и не обращали внимания на нашу неказистую крепость, отдали бы за неё очень и очень многое.

Я поправила один из светильников под потолком и посмотрела на Камалин.

— Ну, что видишь?

— Озера нет, — ответила она.

— Верно. Когда сделали карту, его ещё не было. А после не стали наносить.

— Почему?

Я пожала плечами.

— Не сочли нужным. Видишь, на его месте когда-то была зелёная долина с гибернийской крепостью и башней богов.

— Но… — Камалин недоверчиво посмотрела на меня и склонилась над картой. — Озеро очень глубоко, как мне говорили.

— Да, оно глубокое. И если ты посмотришь на карту, что висит у мастера Рахаила в кабинете, то увидишь, что оно странной формы.

— Оно образовалось в лощине.

— Не совсем. Чуть северней от нас можно увидеть, что там круглая воронка.

— Но… — Камалин нахмурилась. — Там был взрыв? Такой силы, что образовалось озеро?

— Ага. По легенде, там взорвался камень этой земли, отчего её ядро треснуло и образовалась эта расщелина.

Камалин молча разглядывала карту.

— Правда?

— Не знаю. Где-то в архивах Ордена наверняка записано, что тут произошло на самом деле, но мне их не показывали. Так что у меня есть только этот стол.

— И что он делает?

— Много чего, но для нас важно одно. Наш скучающий друг изобразил здесь гибернийские города. Ты увлекаешься историей?

— Я сдала её на отлично, — понятно, не увлекается. — Гибернийцы были цивилизацией, что жила в части Вольных Земель до прихода Первых людей. От них остались руины высокоразвитых городов с инженерными сооружениями и много произведений искусства, и некоторые считают, что, несмотря на сходство с нами, людьми они не были. Подтвердить или опровергнуть эту теорию не получается, потому что гибернийские кладбища не были найдены.

— Верно, — надо же, как мирно мы можем общаться. — Ещё у их городов есть интересное свойство. Они никогда не стоят по одиночке, а всегда цепью из трёх-пяти городов. Иногда цепочка продолжается маленькими деревнями. Видишь, на карте обозначены руины. На месте воронки, Шеркел, и дальше за перевалом?

— Да.

— Город в долине был уничтожен взрывом, Шеркел остался стоять, хотя и был повреждён. Город за перевалом не найден, предположительно, его ещё до катаклизма похоронило под обвалами.

— Его не нашли из-за той ведьмы, что приходила осенью?

Я не сразу ответила.

— Она одна из причин. Но нас это не касается. Смотри, видишь вот эти красные точки здесь, здесь и здесь? Это Божьи Камни. Их много вокруг озера, но эти три ты просто так на прогулке не найдёшь. Они… почему-то они оказались за пределами зримого мира. Но карта их видит, и об их состоянии мы узнаём из карты. Помнишь, что тебе рассказывали про Божьи Камни?

Кивок. Но я повторила.

— Они сигнализируют о состоянии ядра этой земли. Почему, никто не знает. Официально, потому что это милость богов, но поставили их гибернийцы, которые кланялись своим богам и вряд ли знали Ашу. Так что может быть, они придумали, как контролировать свою землю без камней сосредоточения. Но это, опять же, нас не касается. Смотри. Два раза в год сестра Тиары должна осматривать камни земли. Эти три мы осматриваем с помощью этой карты.

Камалин очень серьёзно кивнула. За месяц её коротка стрижка отросла, и она стала зачёсывать волосы в хвостик на затылке. Без ужасной чёлки над бровями она выглядела куда лучше.

Разумеется, кому-то может быть и нравится, говорят, мать-настоятельница тоже имела любовников и делала с ними всякое… Ладно, это всего лишь слухи.

— Точки выглядят, как будто они в порядке.

— Да, они в порядке.

Камалин наконец-то почувствовала подвох в моих словах и нахмурилась.

— А вы видите что-то особенное?

— Да. Я вижу этот стол немного по-другому, чем все. Ты тоже сможешь, когда обретёшь душевное равновесие.

— Я в полном порядке.

— Однако ты видишь стол… сколько у него ножек?

Камалин зыркнула на меня, но ножки пересчитала.

— Шесть.

— Значит, ты не всё видишь. Подожди, не вскидывайся. Просто подумай: если бы я хотела навредить тебе, я бы сразу отказалась от наставничества. Тебя бы вернули в обитель и списали. Но Играс решила, что ты чего-то стоишь, и уговорила меня попытаться. А я верю ей, матушка редко когда ошибается. Так что давай-ка попробуем всё-таки чего-нибудь добиться? Посмотри внимательно на этот стол. Я дам тебе ключ, ты сможешь приходить сюда время от времени. Тайны этой вещицы открываются тем, кого Любимая Дочь одарила своей милостью и истинным зрением. Не вру, клянусь памятью родителей. Так что давай договоримся, Ты не трогаешь святилище, но получаешь ключ от люка. Идёт? Если будет нужна помощь, приходи ко мне. Как я уже говорила, я хочу тебе помочь.

Девчонка посмотрела на меня, потом на карту.

— Скажите мне, что я должна увидеть?

— Я не знаю, Камалин. Тут каждый видит что-то своё. Стол… немного меняется. Моя предшественница увидела прекрасный стеклянный стол с картой, похожей на зеркало. Я вижу странную хрень, которую от скуки кто-то вырезал, и даже не знаю, как он выглядит на самом деле. Я его никогда не видела… ну, просто так. Есть части этого стола, на которые я даже не хочу смотреть.

— Вы про ножки?

— Вроде того, — я посмотрела на карту. — Но картой пользоваться могу.

— И что вы видите? Мастер Рахаил тоже может видеть этот стол… ну, по-другому, как мы? Он поэтому вам сказал взглянуть?

— Да, мастер Рахаил тоже видит его по-своему. Но эти три камня в порядке, — я посмотрела на вбитые в дерево три красные стекляшки. Потом перевела взгляд на гибернийский город за перевалом. Камни богов вокруг него горели алым, как угольки, а звезда, обозначающая магическую башню города, сияла золотом. Что-то случилось. — Просто колебания Океана.

Камалин кивнула. Я погасила светильники и, дождавшись, когда девочка спустится, ещё раз глянула на стол. Потерянный город мерцал во мраке, а под столом что-то шебуршилось и ждало, когда я наконец-то уйду. Я показала ему кукиш и спустилась, закрыв за собой люк на замок.