Завод: назад в СССР

Глава 11

Ко мне подошел мастер нашего участка и вдруг напряженно проговорил:

— Так, Егор, ничего хорошего в ближайшие полчаса тебя не ждёт. Мы идём к начальнику. Шагом марш, иди за мной!

Мастер развернулся и пошагал по металлической лестнице, казавшейся не слишком устойчивой, на некое подобие второго этажа. Начальник решил запоздало познакомиться? Я коротко пожал плечами и пошел вслед за мастером, проворно взбежавшим на второй этаж.

— Здрасьте, добрый день, — по узкому проходу, отделённому невысоким ограждением, ходили туда-сюда женщины средних лет. Одна за другой мелькали двери БТК, цехового архива, БТЗ и, собственно, здесь был кабинет начальника цеха.

— Начальник у нас — товарищ взрывной, отличного от своего мнения не терпит, — снабжал меня ценными подсказками мастер, на ходу чуть повернув голову в мою сторону. — Поэтому стой молча, кивай, на всё соглашайся и говори: сделаем.

Ну да, всё по классике, перед лицом начальствующим вид следует иметь придурковатый. Можно даже и не лихой. Такие вещи даже объяснять не надо, я на своем веку столько разных начальников пережил, что уже и не всех помню. Поэтому с очередным как-нибудь притрусь. В начальнике что главное — чтобы он в делах цеха разбирался не хуже самих работяг. Разбирается — значит, договоримся. Не сейчас прямо, а на отдалённой перспективе, так сказать.

Мы остановились возле окрашенной в тёмно-зелёный цвет двери с надписью: «начальник цеха №7». Мастер, чуть надавив на тяжело открывающуюся дверь, завалился внутрь.

— Нас Саныч вызывал!

Дверь вела в довольно узкий, шириной метра полтора и длиной метра четыре коридор. В конце его располагался лакированный под дерево стол из ДСП, за которым сидела секретарша средних лет с коротко стриженными волосами и молодой наружности. На её столе стоял старый дисковый телефон бежевого цвета. При виде нас она сняла трубку, набрала короткий четырёхзначный номер, и я даже с того места, где стоял, услышал короткие гудки.

— Подождите, ему кто-то из заводоуправления позвонил, уже полчаса на линии, — поговорила секретарша и повесила трубку.

— Ждём! — кивнул мастер, опускаясь на скамью, обтянутую дермантином. Он похлопал по скамье ладонью рядом с собой. — Присаживайся, Егор, в ногах правды нет.

Я качнул головой, отказываясь, и, сунув руки в карманы брюк, опёрся плечом о стену.

— Ты мое заявление на отгул на подпись передала? — мастер, не зная, куда пока деть руки, растер колени ладонями.

— В работе, а ты куда намылился?

— Да завтра с утра диван-софу привезут, урвал!

— Вот ты молодец, мне бы такого мужика! — вздохнула секретарша, но тут же отвлеклась на звонок. — Да, уточню у табельщицы…

Мастеру нашему секретарша явно нравилась, по лицу было видно, как ему польстили её слова. Он повернулся ко мне и, наконец, объявил, для чего я понадобился начальнику.

— Так, Егор, вкратце расскажи-ка, что там произошло? Ты что, в узлу ковыряться полез? «Бычка» в брак загнал?

Вот и причина вызова вырисовывается. Только какие-то сведения у мастера… неправильные.

— Сергей Алексеевич, так наоборот все было, — заверил я. — Мы с Анютой подсказали сборке, как лучше этот узел собирать. У них после обеда была приемка, прошли за милую душу.

Я не обманывал, когда мы с контролёром вернулись в цех, то как раз позвонили со сборки и сообщили, что комиссия приняла аварийный сброс на ура.

— В смысле, помог… погоди, ты говоришь, что комиссия узел приняла?

— Так и говорю, — подтвердил я.

Я заметил, как мастер изменился в лице, ещё усерднее начал растирать колени ладонями. Занервничал, будто я ему сказал ровно противоположное и действительно запорол деталь в брак. Выглядело это всё странно.

— Бли-и-ин, — протянул он. — Ну ты даешь!

— Чего не так-то? — не удержался я.

— Нас Саныч сейчас потрохами сожрет! — шепнул мастер. — Он этих «бычков» только в прошлом году нам на производство выбил. Трясутся над ними, как кленовый лист на ветру.

Я не совсем понимал, куда клонит мастер. Одно дело, если бы я действительно деталь вогнал в брак, и совсем другое, когда я брак исправил и благополучно установил «бычка» в узел. Так что, по логике, претензии и быть не могло. Другое дело, что на производстве подчас эта самая логика отсутствует. Впрочем, следующие слова ситуацию более или менее прояснили.

— Ты понимаешь, Егор. Оно ведь как устроено, нам «бычка» обратно в цех возвращали, и потом его проводили, как деталь по ремонту…

Ну а дальше он коротко, но вполне понятно объяснил, что теперь из-за моих манипуляций надобность в доработке «бычка» отпадет. Теперь деталь смогут дорабатывать непосредственно на окончательной сборке. И все бы ничего, но если эту операцию заберут, то халявных нормочасов у цеха больше не будет.

Сергей Алексеич чуть подался ко мне и едва различимо шепнул:

— Ты же мальчик не маленький, понимаешь — от этого карман Саныча пострадает, потому что Старый на окладе, и эти нормочасы, скажем так… Как прибавочка…

— Понятно, можно не продолжать, — перебил я мастера, заметив, как пригрела ухо секретарша, закончившая звонок.

Мне и на самом деле все стало понятно. Нормочасы с «бычков» шли в зарплатную ведомость «специально обученных» людей. Ну а после получения денег те мигрировали кому надо в карман по договоренности. Схема плюс-минус стандартная, встречалась везде, где использовалась сдельная оплата труда. Часть мужиков в цеху сидели на окладе. Обычно это высокие слесарные и станочные разряды, где надо делать сложные детали, не гоняясь за нормой. Но другая часть работала на сделке, и вот там работяги гнали, как не в себя. Чтобы заработать копеечку, перевыполняли норму порой вдвое. И многие нечистые на руку мастера или начальники такой возможностью сверх месячного плана злоупотребляли. Иногда самым наглым образом, например, оформляли рабочий разряд на ИТР-овца или даже на уборщицу, и через неё выводили «излишки» нормочасов. Кстати, это объясняло вечный наш аврал и наличие срочных позиций. Потому что по документам штат цеха был укомплектован, а по факту всегда оставался некомплект.

По факту, облапошивание с нормочасами всегда были обратной стороной сдельщины. Никто с этим не боролся ни в Союзе, ни в Российской Федерации, но негласным правилом всегда было, что такие манипуляции не делаются с ответственными позициями — на чём нибудь не столь важном можно было этот шаляй-валяй проворачивать. А аварийный сброс всё-таки был именно такой позицией.

Всё это я успел осмыслить, пока мастер стремительно бледнел и стал уже цвета простыни. Не зря всё-таки это место предбанником называют, нехорошо тут людям.

В этот момент телефон на столе у секретарша снова зазвонил.

— Заходите, — сообщила она. — Климент Александрович освободился.

Мастер спешно поднялся, кивком пригласил сделать то же самое меня и открыл дверь кабинета начальника. Начальник оказался небольшого роста мужиком с бровями, как у Брежнева. Он сидел за длинным столом, вокруг которого были расставлены стулья, на них во время бесконечных совещаний сидели замы и мастера. На столе стоял точно такой телефон, как у секретарши, по столешнице была разбросана куча бумаг. В свете ламп бросала отблески хрустальная пепельница. На стене за спиной Саныча, как у любого другого уважающего себя начальника, висел портрет Ленина.

— Климент Саныч, это наш новый ученик — Егор, — представил меня начальнику Сергей Алексеевич, косвенно подсказывая, что раньше мы знакомы не были.

— Наслышан… ну рассказывайте, что вы натворили!

Начальник вытащил сигарету из пачки. Похлопал по карманам в поисках спичек, но не нашел — тут сориентировался мастер, достал свой коробок и любезно извлёк спичку. Так себе идея курить прямо в кабинете с закупоренными окнами. Тут и без того воняло табаком так, что першило в горле. Начальник раскурил сигарету, сложил рука на руку, поправив толстое обручальное кольцо на безымянном пальце.

Мастер пустился в объяснения:

— Климент Саныч, значит, было так — я послал Егора в цех окончательной сборки, чтобы он помог контролёру Анне донести нашу деталь.

Климент, прищурившись, внимательно слушал.

— Хорошо, Кобылкин, ладно, у твоего ученика мозгов нет, а ты почему не проследил?

— Виноват, Климент Саныч, исправлюсь, — говорил, как по своей собственной подсказке, мой мастер.

Но, похоже, что помогало не очень, Климент курил большими затяжками и медленно покрывался багровыми пятнами. Хе, похоже сейчас что-то будет…

— Виноват⁈ Исправишься⁈ — Саныч резко взорвался, перейдя на крик. — Ты вообще хоть понимаешь, что вы наделали? В производственном масштабе! Мне начальник со сборки звонил, сказал, что «бычка» они теперь себе заберут! Твою мать! Себе!

Мастер не отвечал, стоял, потупив взгляд, по стойке смирно. Похоже, рассчитывал, что вот сейчас Саныч как следует проорется и успокоится, но не тут-то было. Начальник вскочил со стула и врезал кулаком по столешнице.

— Оба без премии! Лишу на все сто процентов! Дегенераты! Самодеятели!

В отличие от мастера, который слушал все эти оскорбления, склонив подбородок на грудь, я терпеть подобный тон не собирался. Грубость — это штука заразная, раз пропустишь, и она войдёт в рецидив.

— Климент Саныч, — прервал я льющийся поток оскорблений. — А можно вопрос?

Начальник замолчал, с выпученными глазами уставился на меня. Видимо, непривычно ему было, что кто-то его здесь перебивает.

— Ну… спрашивай.

Сергей Алексеевич же пытался посылать мне сигналы, не поднимая при этом глаз. Я сделал вид, что ничего такого не замечаю, и заговорил:

— Мне вот что любопытно. Разве не лучше будет, если у цеха деталь на сборку заберут. Их технологи всё по уму оформят, а узел аварийного сброса больше не станет выворачивать на испытаниях, ну или потом, во время эксплуатации, — с серьезным выражением лица заявил я. — Вам ведь меньше отписок делать.

Саныч помолчал, покосился на мастера, его губы стиснулись, превратившись в две тоненькие полоски, и он зашипел:

— Кобылкин, ты где такого идиота взял… а ну-ка выйди, я с ним сглазу на глаз переговорю!

Он трясущимися от гнева руками достал новую сигарету и принялся прикуривать спичками, которые остались лежать на столе.

Ни живой ни мёртвый, мастер двинулся к выходу. Проходя мимо меня, шепнул:

— Егор, держись.

Понятно, у меня тут профилактическое вставление пистонов намечается. Дверь за мастером закрылась, и начальник, наконец, снова задымивший сигаретой, начал меня сверлить глазами.

— Посмотри какой умный, сопляк! — проскрежетал он. — Так я тебе так скажу, будешь что-нибудь подобное выкидывать, мигом окажешься за забором. Уволю тебя к чёртовой бабушке, по статье. Потом тебя не то что не возьмут на завод, а в дворники брать побрезгуют!

Очень познавательная и содержательная речь. Я внимательно выслушал его угрозы и ответил:

— Товарищ начальник, я не сомневаюсь, что именно так бы вы и сделали, но, боюсь, вашим планам не суждено сбыться.

— Чего⁈ — гавкнул он, словно пёс.

— По статье вы меня не сможете уволить при всём вашем большом желании, — начал я пояснение. — Нарушений дисциплины за мной не замечено, брак на меня повесить тоже не выйдет, потому что я ещё ученик. Так что ваши чаяния останутся на уровне несбыточных мечтаний. Простите, если я вас расстроил.

После моих слов Саныча как током прошибло. Он, до этого времени все время стоявший, сполз на стул.

— Вот ты, значит, как заговорил, паршивец… ничего, я тебе такое устрою, что…

Договорить я ему не дал, сблизился, вытащил сигарету из его рта. Вместе с ней подошел к окну, открыл створку и выбросил туда окурок. Повернулся и произнёс:

— Значит, теперь послушай меня ты, Климент. Ты, конечно, начальник, и какие угодно бумажки можешь состряпать, и я охотно верю, что ты мне можешь испортить жизнь. Только заруби себе на носу, что я тоже молчать не буду. И по всем инстанциям шум подниму, так чтобы и тебе жизнь не казалась сказкой. Усек? Как тыт тут распиловку нормочасов делаешь и фуфло с бычками проворачиваешь… Давно тебя ОБХСС проверял?

Он так и остался сидеть в кресле, пуча глаза. Конечно, небось привык, что никто из замов, мастеров или рабочих ему не перечит, даже рта не раскрывают при нём, а тут такой наглый ученик попался. Начальнику явно поплохело, он принялся ослаблять галстук и растягивать верхние пуговицы рубашки. Желания продолжать разговор у меня не было. Я развернулся и зашагал к двери, спиной чувствуя на себе тяжелый взгляд Климента. Но я видел, что струхнул начальник.

— Вы бы врача к Клименту Александровичу вызвали, — бросил я напоследок секретарше. — Что-то сплохело ему кажись. Сидит, не проветривает. Я там окошко открыл, но мало ли что…

Не оставлять же дядьку наедине с его припадком.

Разговор действительно получился неприятным, и я понимал, что в лице начальника теперь нажил себе врага. Но нисколько не поколебался в своей уверенности, что таких людей, как он, надо сразу на место ставить. Тем более, работать в этом цеху я долго не собирался. Плану у меня другие маленько…

С этими мыслями я спустился по шаткой металлической лестнице — и почти сразу наткнулся на наставника.

— Ты чего там воду баламутишь, Егор⁈

Пришлось рассказывать Палычу о том, что случилось за последний час.

— Ох ты и делов наворотил! — в сердцах воскликнул старый слесарь. — И чего эта гнида проворовавшаяся сказала? Я Серёгу-то видел, так он, бедолага, к себе проскочил с таким видом, будто ему смертный приговор вынесли.

— Да ничего особенного, повозмущался, проорался и отпустил, — отмахнулся я.

— Фу-у-х, — выдохнул наставник. — Смотри, Егор, с огнём играешь. Он ведь падла такая, злопамятная.

Спорить или возражать я не стал. И остаток смены проковырялся с квадратиками, которые вернулись от Андрюши. Не без удовольствия отметил, что чернила на металле потекли, и Андрюша перепачкался, как поросенок — вон, отпечатки пальцев видно. Фрезеровщик попытался мне снова нагадить, вывалив детали на верстак без ящика. Но думаю, что свой урок он усвоил, если не совсем идиот.

Пока работал с квадратиками, несколько раз замечал на себе любопытные взгляды работяг. Судя по всему, слушок о том, что произошло сегодня на сборке, быстро расползся по цеху. Думал, что мужики начнут интересоваться непосредственно у меня, что там к чему, но до конца рабочего дня никто так и не подошел. Видимо, не знали, как реагировать. Но одно очевидно, начальника здесь боялись как огня и были уверены, что меня ожидает взбучка.

Я же преспокойненько квадратики пилил напильником, как и написано в технологии, и вообще никак технику безопасности не нарушал (не использовал точильные камни). Поэтому провозился с деталями до конца смены. Когда мужики начали расходиться, я прибрался на верстаке, закрыл ящик и пошёл за пропуском к табельщице. Формально до окончания рабочего дня оставалось ещё несколько минут, но табельщица уже вовсю раздавала пропуска. Никто не хотел возвращаться за пропуском из раздевалки, потому что выход к проходной располагался в другом конце здания.

— Егор, не положено! — возмутилась табельщица, когда я потянулся к своей ячейке. — Пропуск заберешь, когда переоденешься.

— Почему не сейчас? –я вскинул бровь, косясь на пустые ячейки, почти все пропуска уже забрали, и это было очевидно.

— Распоряжение сверху! — строго ответила табельщица.

— Понятно, — я спорить не стал, ясен пень откуда ветер дует, развернулся и пошагал в раздевалку.

Начальник отныне будет вставлять мне палки в колеса. Переодевшись, я вместе с толпой мужиков обогнул раздевалку, но в отличие от них свернул перед выходом в табельную. Табельщица давно бы ушла, но теперь женщине пришлось ждать, пока я приду за пропуском. Все остальные свои пропуска уже давно разобрали. Оставался только мой.

Вообще, я привык во всём искать плюсы. В этой ситуации будем считать, что с проходной буду выходить без очереди… ну, почти. Оказавшись у проходной, я встал в самый конец огромной вереницы людей. Очередь двигалась крайне медленно, и только минут через пятнадцать я оказался на улице. Вообще-то это отличное чувство, когда выходишь через проходную в конце рабочего дня. Как бы ты ни устал, как бы на участке ни впахивался, а за спиной будто крылья вырастают. Но не тут-то было, быстро нашлись желающие мне эти самые крылья подрезать.

— А ну-ка давай отойдем! — раздался скрежет под самым ухом.

Я обернулся и увидел перед собой перекошенную рожу здоровяка, в котором сразу узнал вчерашнего недруга-боксера.

— Здорово, Петя! — поприветствовал я его.

— Кому здорово, а кому зубы выбитые раком собирать, — грозно пробубнил он. — Давай-ка отойдем и перетрём.

Он попытался стиснуть мой локоть своими огромными ручищами, но я резко отдёрнул руку.

— Клешни убери, — осадил я. — Сейчас выйдем и пообщаемся.

Тот, перекошенный от злости, вышел с проходной и начал демонстративно разминать шею. Мне разборки рядом заводом были совершенно ни к чему, особенно после сегодняшнего конфликта с начальником. Я свернул в сторону закоулка сразу за проходной и кивком позвал Петю за собой.

— Тебе чего надо?

Петя резко приблизился и упёрся лбом в мой лоб. Когда перед тобой малость взволнованный бугай, ничего исключать нельзя, в том числе удары исподтишка. Да и вообще, как говорил наш президент в будущем, когда драки не избежать — бей первым… правда, Петя вдруг резко отошел от меня, когда я уже сжал кулак для удара.

— Э! Мужики, че за дела! — послышался голос моего наставника из-за спины.

Вместе с ним подошло ещё трое работяг из моего цеха. Мужики давно успели выйти завода и даже прикупили пива на вечер. В авоськах у них лежали трёхлитровые банки с пенным.

— Петр, ты бы пыл присмирил! — сказал Семён Палыч.

Не сказать что помощь была мне нужна, всё-таки я привык решать свои проблемы самостоятельно. Но приятно, что мужики зрителями не остались.

Петя набычился — предупреждение явно его не особо впечатлило, поэтому Палыч добавил:

— А потом куда надо доложу, что ты вытворяешь, не отходя от кассы!

А вот второй аргумент подействовал. Петя разжал кулаки и перед тем как уйти, зашипел мне в лицо:

— Если не трус, приходи, как стемнеет, к гаражам, поговорим без свидетелей.

Я кивнул. Заднюю сдавать не привык.

Петя вразвалочку пошёл прочь.

— Чего там у вас случилось? — подошел и спросил наставник.

— Ерунда, — улыбнулся я. — Кому-то брови жмут.

До наступления темноты есть несколько часов, которые я планировал провести с пользой для себя.