Завод войны

Свёрл

Свёрл смотрел на зажатую в тисках змею-дрона, на шип, вошедший в ее рот – и глубоко в тело. Вскоре поступят нужные данные, но что делать с дроном дальше, он пока не решил. Прадорский инстинкт велел уничтожить тварь. Однако логика ИИ говорила, что она еще может быть полезной и, возможно, по-прежнему является частью планов Пенни Рояла. Человеческая составляющая продолжала сомневаться, соглашаясь по очереди с каждой из двух других третей. Свёрл позволил всплыть болезненным воспоминаниям, осознав, что во время прошлой встречи с этим самым дроном он даже не видел ее.

Бой случился через несколько лет после нападения на завод-станцию Цех 101, над какой-то маленькой безжизненной государственной планетой. Свёрл только привыкал к новому дредноуту и с наслаждением разделывал космические станции, брошенные людьми и ИИ. Хоть и необитаемые, они оставались при оружии, установленном на автоматический режим. Государство также прекратило добычу полезных ископаемых из недр планеты, и, если ИИ прибегли к своей обычной тактике, шахты наверняка заминированы.

Государство отказалось от этой станции, поскольку она не работала на нужды фронта. И прадоров ее захват не слишком интересовал. Вот почему на выполнение данной миссии отправили только что выпущенные корабли с отцами-капитанами, которые стремились опробовать кое-какие маневры при нападении на космостанции. В сущности, это было всего лишь учебное упражнение. Так что весьма странно, что из основательно выдолбленного спутника покинутой Государством планеты вылетели пять ударных кораблей – и бросились в самоубийственную атаку на Свёрла и его компаньонов…

Война людей и прадоров: Свёрл

Широкий бронированный клин космической станции, высветившийся на экранах Свёрла, изрыгнул град рельсотронных снарядов. Затем на короткое время в силовой защите открылись бреши, пропуская лазерные лучи. Экипаж Свёрла активировал жесткие силовые поля, блокируя лазеры, и, когда станция вновь ослабила оборону, давая проход снарядам, ответил собственными лучами. Снаряды, врезаясь в силовую защиту Свёрла, обращались в плазму. А тем временем ракеты, выпущенные Свёрлом несколько часов назад, обогнули планету, вошли в атмосферу и теперь двигались низко над горной грядой. Конечно, если бы станцией управляли люди или ИИ, хитрость бы не сработала, но сменившая их автоматика оказалась чрезвычайно глупа.

Свёрл переключил внимание на экраны, показывавшие приближавшиеся ударные корабли. Они наращивали скорость, разрушая строй. Спутники Свёрла на борту двух других дредноутов и четырех истребителей приготовились к встрече с новой угрозой. Когда штурмовики появились, отец-капитан Влекс, командовавший миссией, немедленно связался с остальными. Он передал, что у них есть возможность исполнить последние королевские приказы прадорскому флоту. Война шла не столь хорошо, как предсказывалось, Государство то и дело вводило в игру новое оружие и новые тактики. Так что сейчас задача первостепенной важности – получить для изучения государственную технику. Влекс хотел захватить ударные корабли. А Свёрл стремился расправиться с космической станцией.

– Шквальный огонь через двадцать секунд, – подтвердил Свёрл свой прежний приказ.

Дредноут начал обстрел с долбивших защиту станции рельсотронных снарядов и резавших ее атомных лучей. Свёрл проверил обратный отсчет: когда цифры добежали до нуля, первая волна снарядов достигла цели. Из эжекторных отверстий в бортах станции полетели горящие проекторы силовых полей, некоторые взрывались прямо внутри. Так он и думал – защита завода была направленного действия. Пошла вторая волна: на этот раз почти все снаряды добрались до корпуса. Станция пошатнулась – и исчезла среди множества взрывов. Свёрл тут же развернул корабль; руки-манипуляторы вцепились в пульт сиденья, клешня вошла в отверстие главного пульта – и одним тычком запустила термоядерный двигатель, пламя которого сожжет весь мусор, что попадется на пути.

Приближаясь к своим, Свёрл заметил вырвавшийся вперед государственный корабль, несшийся навстречу прадорским звездолетам, – и тут же понял: что-то здесь не так. Обычно подобные суда концентрируются на приемлемой для них цели – на одном из истребителей, например. Они бьют всем, что имеют, засевая пространство электромагнитным мусором. А встретившись с тремя дредноутами – спасаются, совершая У-прыжок.

– Сброс электромагнитных мин, – приказал он.

Одинокий корабль шел прямо на него, ведя огонь из рельсотрона. Приказывать активировать поля-перехватчики Свёрлу не пришлось, он лишь наблюдал, как тонут чужие снаряды в защитном поле. Прадор ожидал какого-нибудь хитрого маневра, ведь таким кораблем вполне мог управлять ИИ. Но судно бесшабашно вылетело на поле разбросанных электромагнитных мин. Одна сдетонировала слишком близко к дредноуту, на миг отключив внешние камеры и вызвав перебои в работе приборов даже в святилище Свёрла. Когда же изображение вернулось, пушки и двигатель ударного корабля молчали – он был мертв.

Свёрл решил, что Государство, отчаявшись, прибегло к тактике прадоров и превратило штурмовики в камикадзе. Тогда они должны нести на борту мощное ПЗУ. Быстро развернув корабль, уводя его с траектории на термояде, прадор включил силовые поля на максимум. На тот маловероятный случай, если это не камикадзе, он, учитывая новые приказы короля, охватил штурмовик силовым коконом, не позволив ему разбиться о защитное поле, и повел по длинной дуге вокруг дредноута, вынуждая замедлить ход и ожидая взрыва в любой момент.

Но взрыва не последовало.

– Что-то тут странное, – сказал Влекс.

Свёрл проверил тактические данные и увидел, что он и его товарищи захватили все ударные корабли – кроме одного. Этот один был уничтожен, когда погнался за истребителем, огибавшим планету по низкой орбите. Прадорский звездолет прикончил штурмовика электромагнитной миной, но его силовые поля оказались слишком слабы, чтобы замедлить ход корабля, так что истребитель просто отошел в сторону. Поднявшийся над поверхностью планеты огненный столб обозначил место крушения судна.

– Предлагаю провести глубокое сканирование, прежде чем принять их на борт, – добавил Влекс.

Все еще держа несомненно мертвое судно на расстоянии, Свёрл прощупал его сенсорами и сразу обнаружил, что у звездолета нет У-пространственного двигателя. Данные, поступившие от других прадоров, говорили о том же. Это, конечно, являлось причиной того, что ударные корабли не бежали, но не объясняло их странного поведения. Свёрл запустил сенсорный зонд и следил, как тот быстро приближается к штурмовику. Опустившись на корпус, зонд вонзил острые ножки в металлическую обшивку. Тут же начали поступать результаты сканирования, говорившие о том, что термоядерный реактор корабля на безопасном останове. То же показало и предыдущее исследование. Термоядерный двигатель с кодированным электронным управлением превратился в лом. Он был радиоактивен, но реальной опасности не представлял. Оружейный склад пустовал – в нем нашлось лишь несколько рельсотронных снарядов. На борту не было ни людей, ни людских останков. Все роботы погибли, включая микро – и наноботов. Кроме того, кристалл ИИ оказался разбит. Свёрл не нашел ничего достаточно плотного или достаточно защищенного, что могло бы скрывать что-то скверное. Загадка, однако.

– Биологическая атака, – сказал Влекс. – Проверь те рельсотронные снаряды.

Поступили обновления с других дредноутов – они что-то обнаружили.

Свёрл навел зонд на снаряды, выявив лишь инертное железо и кермет обтекателей. Затем запустил программу проникновения, основанную на ранее захваченных государственных технологиях. Прошел целый час, прежде чем программа нашла «хамелеонку» – и обман обнаружился. Железо скрывало сверхплотное поле, способное блокировать выброс электромагнитной мины. В полости находился гироскоп, поворачивавший снаряд так, чтобы щит был обращен к взрывавшейся мине. Это не давало разрушить «хамелеонку». Еще одно устройство при помощи алмазной дрели мерно сверлило маленькую дыру наружу. Оставшееся пространство занимала какая-то органическая жижа.

– Есть, – сказал Свёрл.

Целых пять дней они потратили на проверку остальных ударных кораблей в поисках чего-то, укрытого «хамелеонкой», и в каждом нашли биологическое оружие – в одном оно даже пряталось в термоядерном реакторе. В конце концов Свёрл послал на корабль бронированных вторинцев – теперь отраву необходимо было доставить прадорским биологам, чтобы они могли разработать противоядие. Его дети вскрыли корабль, вошли, снова загерметизировали его и много часов провели, распыляя повсюду стандартный биостерилизатор. Свёрл лично нацелил и запустил захватный крюк. Железная клешня вцепилась в корпус судна, точь-в-точь как ножки зонда, и Свёрл притянул корабль к дредноуту, завел его в пустой трюм и дальше, в полностью герметичный отсек. Тут он его и закрепил. Свёрл не понимал, что все эти предосторожности излишни, что настоящее биологическое оружие приехало на броне одного из вторинцев и уже на борту.

Свёрл знал, когда это случилось. Они только что разобрались с планетой, уничтожив оставшиеся орбитальные станции и сбросив бомбу на заводской комплекс. Сидя в безопасности своего святилища, проверяя готовность корабля к отбытию, он удивился, обнаружив неисправность дверей кабинета. Контур перегорел, и дверь открылась лишь на ширину клешни. Немного позже он вдруг почувствовал жуткую резкую боль у основания одной из ног – и внезапный атавистический страх. Он не понял, откуда взялась тревога, не постиг ее истоков из эволюции прадоров, но если бы Свёрл спросил своих детей, то выяснил бы, что многие из них испытали ту же боль и тот же ужас. Однако он не спросил. Отцы-капитаны никогда не интересуются здоровьем детей. Встряхнувшись и все еще слегка беспокоясь, он обследовал перегоревшую цепь и отчего-то не сработавший дублирующий контур. Когда же дверь наконец закрылась, страх Свёрла исчез.

Только потом прадор узнал, что и с Влексом произошло то же самое, и с отцом-капитаном третьего дредноута, принявшего на борт один из государственных ударных кораблей. А еще у всех захваченных штурмовиков обнаружились кое-какие механические неполадки, в каждом случае разные. На судне, доставшемся Свёрлу, без каких-либо причин (по крайней мере без причин, которые можно было бы немедленно отследить) открылся и закрылся шлюз. Корабль Влекса после полной стерилизации отчего-то запустил зонд, ушедший в У-пространство. А корабль третьего капитана, опять-таки без видимых причин, сбросил в открытый космос содержимое водяных резервуаров.

Они отправились назад в королевство с добычей, и Свёрл думал, им повезло – пока не обнаружил, что на самом деле проникло на борт. Он мог бы принять контрмеры. Но, как и у всех отцов-капитанов, его невнимание к собственным детям было патологическим. В процессе путешествия старший первенец начал выказывать невосприимчивость к химическому подавлению взросления. Свёрл вызвал его в святилище, где уже поджидало полушарие хирургического телефактора. А также футляр, куда он собрался вмонтировать ганглий первенца, который теперь будет управлять наземным бронированным штурмовым транспортом.

Первенец явился – нехотя, на трясущихся ногах. Свёрл, тогда еще довольно подвижный и обладавший собственными клешнями, с часок развлекался, отрывая у чада ноги и клешни, но был удивлен и разочарован отсутствием сопротивления и тем, как быстро ослабела жертва. Тогда он вскрыл панцирь сына циркулярной пилой, намереваясь подкрепиться еще живыми органами, но передумал и решил сначала извлечь ганглий, пока первенец не умер.

То, что он увидел под оболочкой, заставило Свёрла в ужасе отшатнуться.

Кто-то ввел в первенца яйца паразита, и они уже созрели. В плоти копошились короткие прозрачные черви, жевавшие и переваривавшие соединительные ткани, подменяя их мучнистой субстанцией. Свёрл не представлял, что это, но паника подтолкнула его к исследованиям. Вскоре он идентифицировал свою находку и узнал, что мелкие червяки вступили в стадию развития, предшествующую делению, после чего они проникнут в пищевод первенца и выйдут через прямую кишку, чтобы питаться корабельными вшами, расти, спариваться – и заражать других прадоров. А первенец меж тем будет стремительно слабеть, поскольку обитатели его нутра уже перейдут от соединительных тканей к мышцам. Потом паразиты переключатся на основные органы, первенец умрет, а черви покинут пустую оболочку.

Свёрл сразу понял, что произошло. Этот биокошмар и был настоящим оружием, которое несли пустые ударные корабли. Остальное лишь правдоподобное прикрытие. Почти наверняка яйца вводил какой-нибудь дрон-убийца. Это он испортил дверь святая святых, и боль, которую испытал Свёрл, была болью от укола. Проверив корабельные записи, Свёрл убедился, что нарушение работы шлюза на самом деле являлось бегством дрона-убийцы.

Свёрл взвешивал варианты, совершенно не учитывая червей, уже начавших расти внутри него. Он знал, что к моменту прибытия в Королевство будет мертв, если его спутники-прадоры увидят, что он не организовал противодействия угрозе. Свёрл также подготовил рапорт о сложившейся ситуации и радикальных мерах, которые собирался предпринять.

Он приказал группе вторинцев принести в трюм двадцать зажигательных мин и не покидать его. Потом послал остальной экипаж, своих детей, в тот же трюм. И герметизировал все выходы, на всякий случай выпустив из кладовки свою небольшую коллекцию боевых дронов. И когда дредноут вышел в реал в пространстве Королевства, послал сигнал на взрыв. Запалы воспламенились, сверхсжатый кислород и углеводород горели медленно, но почти сразу повысили температуру в трюме до четырех тысяч градусов. Дети только и успели, что побежать и сгрудиться у накрепко запечатанных дверей. К тому времени, как огонь погас, не осталось ничего, кроме ломких обугленных панцирей. А когда Свёрл открыл шлюз, взрывная декомпрессия вынесла всю грязь в вакуум.

Затем Свёрл полностью изолировал свое святилище и установил особые правила для подвергшихся биоатаке. Все корабельные шлюзы и внешние люки открылись, выпуская скопившийся внутри воздух. Потом шлюзы закрылись, и по кораблю поплыли облака высокотоксичных кислотных газов, проникавшие куда угодно, только не в кабинет. Но теперь прадорское командование отчаянно пыталось связаться с ними, требуя ответа. Истребители откликнулись все, но ни один из них не брал на борт государственных штурмовиков. Два других дредноута были мертвы и дрейфовали на автопилоте. Свёрл отправил свой рапорт, и ответ не замедлил последовать – ему навстречу вышли дредноуты с захватами – и, несомненно, с оружием наготове.

– Это не ново, – сообщил один из отцов-капитанов, переслав информацию о других подобных нападениях.

Глядя на изображения захваченных дронов-убийц, Свёрл содрогнулся всем своим существом. Изучая чужие доклады, он понял, что его соратники не уничтожат его корабль, поскольку не могут позволить себе потерю столь ценного оборудования. Однако они и не станут помогать ему. Теперь он на карантине, пока не разберется с проблемой, как некоторые отцы-капитаны. А если не разберется и умрет, на борт поднимутся бронированные прадоры, чтобы тщательно простерилизовать корабль, готовя его для нового отца-капитана.

Изучив истории выживших, Свёрл послал приказ боевым дронам и принялся наблюдать, как они засновали по кораблю. Они вели сканирование, ища определенную органику, и лазерами выжигали яйца паразита в жилых отсеках, продуктовых кладовых и водяных резервуарах. Затем он переключился на двух своих самок в бассейне для спаривания и, испытывая некоторое сожаление, через сверхпроводящие кабели перенаправил полную мощность термоядерного реактора на решетку подогрева. К тому моменту, когда Свёрл, выбрав из инструментов лазерный резак, включил его, настроил широкий луч и испепелил останки первенца, вода в бассейне закипела. А когда он, обыскав собственное святилище, выжег три кладки яиц паразита, самки были мертвы и распались на вареные волокна, а перегретый пар вырывался из их бассейна в космос через боковой порт.

Свёрл вернулся к изучению информации и запустил долгие процессы стерилизации, выброса атмосферы, уборки – при помощи дронов – и демонтажа приборов для очистки их изнутри – при помощи роботов. Оборудование, которое он заведомо не мог проверить и счесть чистым, он сжигал или отправлял в вакуум. Он знал, что все это займет много месяцев, но и ему понадобится много месяцев, чтобы поправиться. Он уже чувствовал себя слабым и больным. Из суставов сочился гной, он выкашливал зеленую слизь, а один из его стебельковых глаз ослеп. И Свёрл наконец признал то, чего так долго не желал признавать: эти твари внутри него, и ему придется от них избавляться. Он приказал одному из боевых дронов принести еще одну зажигательную мину в пристройку, что когда-то занимал первенец. Последующий взрыв не оставил там ничего живого.

Затем Свёрл неохотно изучил программу, которую другие капитаны вводили в свои хирургические телефакторы, – и загрузил ее в собственный. Телефактор вернулся в нишу – набрать дополнительных медикаментов и приспособлений и появился снова в сопровождении двух роботов-помощников, напоминавших жестяных корабельных вшей. За ними последовал гравивозок, нагруженный флаконами с кровью и пищевой кашицей, баллонами со смесью для создания искусственного панциря, резервуарами с коллаген-пеной и обезвоженными искусственными мышцами. А еще роботы тащили сотни метров каких-то трубок и огромный бак из бронированного стекла.

Открыв святилище, Свёрл вышел в выжженные, стерилизованные помещения. Усевшись посреди комнаты перед пультом управления телефактором, он долго смотрел на него, совершенно не желая начинать. Однако в конце концов прадор заставил себя протянуть клешню и воткнуть ее в нужное отверстие, запуская программу. Немалую роль тут сыграло отчетливое ощущение чужеродного шевеления под панцирем.

Телефактор медленно развернулся, а Свёрл отступил и прилег на закопченный пол. Одна из многочисленных конечностей «хирурга», вооруженная дрелью, опустилась, чтобы проделать дыру рядом с мандибулой Свёрла. Затем телефактор пополз по кругу, сверля отверстия, куда тут же вставлялись трубки, разматываемые и обрезаемые роботом-помощником. Боль становилась все сильнее, а когда в ход пошла пила, сделалась совсем невыносимой. Но там, где включались блокираторы нервов, боль отступала. Когда телефактор отогнул в сторону внушительных размеров кусок панциря, Свёрл закричал, забулькал, но тут затрещало электричество, и мучения прекратились: прадора сковал паралич. Теперь он уже ничего не мог остановить. Он еще почувствовал, как дрон режет его зрительную турель – та опрокинулась, и Свёрл заглянул в собственную глотку: зрелище, мягко скажем, непривычное для прадоров, да и невозможное. Запахло горелым, Свёрл хотел закричать снова, но не смог. Потом обычное зрение вернулось – телефактор водрузил турель на место.

Теперь он увидел робота-помощника, вытаскивавшего из его тела червей и кидавшего их в бак для отходов. Увидел разбросанные по полу куски своего панциря, изъеденные изнутри червоточинами. Второй робот собирал осколки и тоже отправлял их в бачок. Несмотря на блокировку нервов и обилие болеутолителей, Свёрл потерял сознание, когда «хирург» извлек из него огромный ком червивой мышечной ткани. Обморок – состояние, обыденное для людей и невообразимое для прадоров, но дикая боль совершенно лишила Свёрла возможности связно мыслить. Чуть позже он пришел в себя настолько, чтобы воспринимать окружающее, и увидел второй бачок: первый уже заполнился. Тут телефактор удалил одну из его клешней, и боль опять взяла верх.

И так продолжалось снова… и снова…

Свёрл начал понимать, что операция идет к концу, когда увидел, как гидратизируются на длинном подносе обезвоженные мышцы и услышал шипение коллаген-пены. Все тело ощущалось сплошной открытой раной, боль была запредельной, почти невыносимой, но, беспомощный, он вынужден был терпеть. Пока операция дала лишь один плюс: к слепому глазу вернулось зрение, и оцепенение чуть отпустило, так что он мог шевелить обоими глазными стебельками. Посмотрев вниз, Свёрл увидел свою клешню, отделенную от тела, висевшую на натянутых жилах, обнаженных венах и нервах. Потом роботы вплели вместо извлеченных мышц искусственные, и клешня вновь отправилась туда, куда положено. Запах клея для панциря показался Свёрлу лучшей вещью на свете.

Клей, клей, еще клей, потом гудение панцирной сварки, постукивание встававших на места новых кусков панциря. Свёрл уже пришел в себя и мыслил достаточно ясно для того, чтобы осознавать, что программа завершается. Однако он еще пребывал в рассеянности, и прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что все машины стоят вокруг него, замерев.

Свёрл поднялся, пошатываясь. Чувствовал он себя ужасно: даже медленные движения были мучительны, внутри, казалось, что-то рвалось. Наверняка если он сделает резкий жест или приложит какое-то усилие, то сломает что-нибудь важное.

Но все уже кончилось. Теперь ему нужно только восстанавливаться. Он попросит пищу у прадоров с других кораблей, поскольку свои запасы Свёрл сжег. Сейчас он должен есть, поправляться, набираться сил, договариваться о замене самок, восстанавливать семью…

Но худшее позади.

Или, по крайней мере, так он думал.

Свёрл в настоящем отвернулся от обездвиженного дрона-убийцы и подошел к одному из рабочих столов. Там он выбрал железный ошейник, напичканный всевозможной техникой. Он пока что отринет прадора в себе и не станет готовить Рисс страшный конец. Но если дрон попытается взбрыкнуть – что ж, тогда он будет прадором всецело.

Спир

Перед моим мысленным взором «Джейкоб» уносился от завода-станции Цеха 101. За ним тянулся раскаленный добела дым от перегоревших проекторов силовых полей, рвавшийся из многочисленных дыр в обшивке. Корабль уворачивался от снарядов и вилял меж энергетических лучей. Вокруг кувыркались в вакууме изувеченные, обожженные звездолеты, новорожденные разумы угасали, как брошенные в лужу угли. Я смотрела через сенсоры «Джейкоба» и видела оранжево-розовый гипергигант солнца, по орбите которого шел сейчас Цех 101. Мне открылось то, что недоступно человеческому взору: необъятная сложность планетарной системы. Я видела красного карлика, огибающего гипергигант, и газового гиганта, раз в тысячелетие описывающего восьмерку вокруг солнца. Я видела широченный пояс астероидов, состоящих в основном из углекислого газа и азотного льда, и видела, как в нем на моих глазах возникает маленькая черная дыра. И я видела планеты зеленого пояса, на ликах которых отчетливо отпечаталось присутствие джайн-цивилизации.

– Есть! – произнес довольный голос.

Я ясно увидела галактические координаты, когда «Джейкобу» наконец-то, как это ни удивительно, удалось запустить У-пространственный двигатель. Но кто говорил? И что он нашел? Я переключила внимание на помещение, в котором теснились мы с богомолом. Рядом с другими дронами мы валялись, точно мусорная куча, в трюме ударного корабля. Меня охватила клаустрофобия, хотя я знала, что вокруг достаточно свободного места. Как подобное возможно? Какое-то искажение пространства… а это что за хрень?

Надо мной, скрежеща жвалами, навис уродливый, такой же искаженный прадор. Цех 101 создал меня, чтобы убивать подобных тварей, но мне еще не довелось выполнить свою задачу. Однако инстинкт глубоко укоренился внутри, как и в любом органическом существе. И хотя яиц у меня не было, я скользнула под прадора, готовая вогнать яйцеклад в его брюхо, и… бедный мой нос, встретившийся с полом.

– Торвальд, – сказал первенец Бсектил, глядя на меня сверху вниз. – Торвальд Спир.

Я перекатилась и попыталась снова ударить яйцекладом, но обнаружила, что Бсектил отступил, а я смотрю на пару ног в сапогах.

– Что ты делаешь? – с любопытством спросил прадор.

У меня нет яиц паразита, зато прадорскую физиологию я знаю как нельзя лучше. Я могу повредить яйцекладом несколько его нервных узлов, что приведет к параличу. И тогда я порублю его главный ганглий в мелкий фарш. Я ринулась за врагом по полу, но движение показалось мне до странности чужим и неправильным. Что-то не так с моим весом и телом. Я, верно, повреждена…

– Свёрл сказал, сначала тебе будет немного неловко, – заметил Бсектил.

«Свёрл».

Это Свёрл произнес «Есть!» в моей голове. И, вспомнив его, я обнаружил, что забрезжившая передо мной реальность еще страннее той, где я сейчас побывал. Я перестал корчиться на полу и тянуться к Бсектилу, перекатился и сел. Для этого мне пришлось напрячь мышцы живота, поскольку я на время забыл, как действуют руки. И я сразу понял, что случилось. Свёрл проник в воспоминания Рисс, воспользовавшись шипом Пенни Рояла, а моя связь с этим шипом затянула меня в круговорот прошлых событий. Впрочем, это не облегчило моего замешательства. Вспомнив наконец, для чего людям руки, я оттолкнулся от пола и встал.

– Значит, сработало. Теперь Свёрл знает местонахождение Цеха Сто один, – сказал я.

– Знает, – подтвердил Бсектил. – И после одной остановки мы отправимся прямо туда.

Я проверил, что там с моим кораблем, и увидел двух вторинцев, вынимавших из дыры в боку контейнер с Флейтом, подсоединенный к силовому кабелю. К счастью, шипение на канале, связывающем меня с моим корабельным разумом, прекратилось.

– Флейт?

– Я умер, – ответил разум.

– В каком смысле? – спросил я, но на сей раз реакции не последовало.

– Хочешь сейчас увидеть Трента Собеля? – поинтересовался Бсектил.

– Да, почему бы нет?

Бсектил развернулся, вышел из трюма и зашагал по корабельным коридорам. За время прогулки, продлившейся добрых полчаса, я полностью восстановил свою человеческую личность и отделил воспоминания Рисс от собственных. А еще начал осознавать истинные размеры дредноута, и оставалось только удивляться, отчего прадоры никогда не делают в своих кораблях гравишахты. В конце концов, эти существа гораздо лучше человека приспособлены к подобным методам перемещения. Наконец мы добрались до отсека, в котором Свёрл разместил людей – «моллюсков».

– Здесь я тебя покину, – сообщил Бсектил, когда дверь открылась.

– Я бы предпочел, чтобы ты остался.

– Ты будешь в безопасности, так сказал отец. – И первенец удалился.

Поверив ему на слово, я вошел, и створки за моей спиной сомкнулись. В носу тут же засвербело от запаха дыма, столб которого колебался над лагерем. Направившись туда, я увидел лежавшего на земле «моллюска» с оторванными прадорскими конечностями и открытой раной в человеческом горле. Вокруг горевшего здания бесцельно бродило несколько фигур. На меня чуть не налетела сильно преображенная шатавшаяся женщина, сохранившая человеческие формы, но закованная с ног до головы в броню. Она едва успела остановиться. Взгляд ее был туп и рассеян.

– Отец? – пробормотала она, и из горла ее раздался странный скрежет.

Я посмотрел на остальных. Все они выглядели так же дезориентированными, но внезапно два «моллюска» приняли боевую стойку и начали щелкать друг на друга клешнями.

– Давай, – сказала женщина – «моллюск».

Я и не знал, что ответить.

– Сюда, – позвал кто-то.

Я оглянулся и увидел высунувшуюся из-за угла другого здания «кошечку».

– Плюнь на нее и шагай сюда, – добавила она. – Все тип-топ.

Я послушался, отметив на ходу, что дравшиеся «моллюски» быстро потеряли интерес друг к другу и просто разбрелись в стороны. Шагая к котофицированной женщине, я чуть замешкался, чтобы бросить взгляд на свой манжетон, который не перенастраивал с момента весьма бурной встречи с Глорией Маркхэм на Масаде. Потом опять посмотрел на «кошечку». Она была великолепна. Мой внутренний скотский разум расхохотался, напомнив, что сразу-то я ничего и не заметил.

– Какого черта тут происходит? – спросил я женщину, когда подошел.

– Минуточку.

Она подняла руку – сильную, загорелую, прекрасную руку с выпущенными кошачьими коготками. В другой ладони она сжимала станнер – «перечницу» – и целилась во что-то поверх моего плеча.

Я обернулся. Женщина – «моллюск» была близко, она напряженно смотрела на меня, словно пытаясь что-то вычислить. Миг – и она, сморщившись от боли, хлопнула себя ладонью по бронированной голове. Потом рука ее упала. Женщина снова выглядела вялой, заторможенной. Отвернувшись, она зашаркала прочь.

– Идем, – позвала «кошечка». – Пусть Трент тебе объясняет.

– Конечно.

Мне оставалось лишь восхищаться формой ее спины и ягодиц. Вздыхая, я поспешил следом, пытаясь мыслить как взрослый, а не как переполненный гормонами подросток. Однако женщина представляла собой проблему. В Государстве, даже в мое время, еще до войны, каждому давалась возможность выбрать себе любую внешность. Большинство, естественно, захотели стать красивыми. Но годы шли, красота приелась, и основа физического влечения перешла совсем в иную плоскость, опираясь на трудноопределимые ощущения и мелочи. Или моя реакция на эту женщину каким-то образом связана с Шил Глассер, «кошечкой», которую я встретил сразу после воскрешения из мемпланта? Нет, дело не в этом, а вот в чем – я просто не представлял. Эта женщина была красива – кто сейчас не был красив? – но обладала чем-то еще, чем-то, от чего просто горло перехватывало.

Она провела меня по лагерю, где то и дело разыгрывались сцены, подобные той, которой я только что был свидетелем. Кое-как приведя сознание в более или менее уравновешенное состояние, я изучал все вокруг, вспоминая слова Свёрла. Я видел людей – «моллюсков», страдающих от плохо проведенных операций по трансформации, которые в конечном счете наверняка убьют их, как Врита – «моллюска», продавшего мне Флейта. Здесь явно шли бои – повсюду валялись расчлененные трупы. Один принадлежал совершенно обычному мужчине, его оторванная голова лежала в нескольких метрах от тела.

«Кошечка» показала на человека:

– Он думал, в одиночку справится лучше.

– Что ж, полагаю, он ошибся, – пробормотал я.

– Ошиблись и двое других, оставшись в клетке, где нас держали. Хотя Райдер Коул уцелел. – Она посмотрела на меня – как будто впервые увидев по-настоящему. – Подозреваю, вырубив его, Трент спас ему жизнь.

Меня всегда раздражало, когда со мной говорили о чем-то, что, с точки зрения собеседника, должно быть для меня очевидным, в то время как я совершенно не представлял, о чем, собственно, речь. Или она пытается таким образом наладить со мной отношения? Рассерженный, я отмел эту мысль и решил ни о чем больше не спрашивать.

Наконец котофицированная женщина привела меня к центральному – повыше прочих – зданию и постучала.

– Сепия, – сказала она.

Это прозвучало как пароль, хотя, очевидно, паролем не являлось.

Дверь открыла испуганная женщина с коротко остриженными светлыми волосами и, впустив нас, быстро захлопнула створку. Трента Собеля я нашел сидевшим за пультом в некоем подобии капитанского святилища. Выглядел он усталым и побежденным. Меж тем «кошечка» и та, другая женщина ушли. Значит, «кошку» зовут Сепия.

– Торвальд Спир. – Трент поднялся мне навстречу. – Следовало бы тебя убить.

Он пожал плечами, тряхнул головой и привычным жестом потянул руку к серьге.

– Трент Собель, – кивнул я, – ты, вижу, попал в необычную ситуацию, и мне сказали, тебе может понадобиться моя помощь.

Он посмотрел на что-то возле помоста в центре святилища – на то, что я сперва принял за сломанный прибор. Потом я понял: передо мной огромный скелетоподобный голем в какой-то органической на вид оболочке. Он сидел на полу, свесив голову между коленей. Я глубоко вздохнул. Пора сосредоточиться…

– Тэйкин управлял своими людьми так же, как отцы-капитаны управляют своими детьми, – объяснил Трент. – Я велел этому… – он указал на голема, – убить Тэйкина, поскольку иного выхода у нас не было. Он хотел сделать из нас либо «моллюсков», либо рабов. Смерть Тэйкина освободила людей – «моллюсков» от гормонального контроля, но теперь они ведут себя как взрослеющие прадоры после гибели отца – и начинают убивать друг друга.

– А тебе-то что? – спросил я уже спокойно.

– Похоже, мой путь к искуплению здесь, – сказал он.

– Искуплению?

– Идем со мной.

Мы пришли в маленькую комнату с кроватью, столом, парой стульев и самопальным компьютером. Видимо, это было здешнее убежище Трента, и обосновался он в нем совсем недавно. Хозяин нашел бутылку виски и два стакана.

– Из запасов Тэйкина, – объяснил он, – хотя остается лишь гадать, сколько лет прошло с тех пор, как он наслаждался ими.

Он сел и разлил виски по стаканам. Я присоединился к нему, тут же вспомнив, как мы пили с ним и его товарищем на «Заливе мурены» – тогда я запустил в их стаканы прионы, которыми позже отключил нервную систему помощников Изабель Сатоми.

Он рассказал, как Пенни Роял спас его, когда он застрял в потерпевшем крушение корабле, и сообщил о последующих инструкциях ИИ. Пока Трент излагал, что было дальше, я начал понимать отношение Свёрла к манипуляциям черного ИИ. Мы – всего лишь кусочки некой сложной головоломки. Но какая картинка получится потом? Я совершенно не представлял, но определенно чувствовал, что этот пазл человеческих жизней и смертей – единственная игра, интересующая и занимающая ИИ. Моя роль также оставалась неясна. На Масаде Пенни Роял снабдил меня неоспоримым свидетельством собственной вины, и я стал играть его палача. Однако похоже, на пути к финальной встрече с черным ИИ я должен поучаствовать в игре кем-то еще.

– Значит, ты хочешь помочь людям – «моллюскам», – резюмировал я.

– Я и помогаю.

– Потому что теперь ты больше не злодей?

– Потому что эмпатия – болезненный дар.

– Совесть тоже.

– Наверное.

Он отхлебнул виски.

– Свёрл, – позвал я через форс, – мне потребуется оборудование и доступ к производственным линиям…

– Уточни, – ответил Свёрл.

Я быстро составил список необходимого и переслал его Свёрлу. Некоторые приборы выпустили совсем недавно, и маловероятно, что они имелись у Свёрла, но попробовать все равно стоило. Секунду спустя список вернулся – и большинство пунктов в нем оказалось вычеркнуто.

– Кое-что из оборудования я могу предоставить, но пошлю Рисс, – сообщил Свёрл. – Что же до производства, оно и так тебе доступно, с тех пор как ты получил назад свой истребитель, с дополнительными функциями, поскольку я подсоединил тебя к моим системам.

– Ты пошлешь Рисс? – переспросил я, не слишком задумываясь о том, что имелось в виду под «доступным производством».

– Возможно, оттого, что я сам изменен Пенни Роялом, я вижу схемы, которым он следует, – сказал Свёрл. – Ты не можешь получить все, что тебе требуется, и наладить процесс вовремя, так чтобы он был эффективен и дал результат, тоже не выйдет. Люди – «моллюски» уже сейчас убивают друг друга. А вскоре, не принимая медикаментов, которые требуются им постоянно, чтобы просто оставаться в живых, они начнут умирать.

– Но почему Рисс?

– Дрон – часть ответа, доступная тебе.

– Отчего бы тебе просто не объяснить мне?

– Оттого что мне это не надо.

Сказал, как отрезал – и когда я попытался снова связаться со Свёрлом, он меня заблокировал. Что ж, я сосредоточился на исследовании соединения с системами отца-капитана. А Тренту сообщил:

– Я, пожалуй, могу вернуть многих из этих людей к их первоначальному человеческому виду. Освободить их от прадорского феромонного контроля, а тебя – от ответственности за них.

– Что? – Он уставился на меня, разинув рот.

– Физические повреждения можно обратить вспять или исправить. Мы, в конце концов, имеем дело с относительно примитивными адаптациями, трансплантациями и изменениями химии тела.

Трент долго глядел на меня, потом спросил:

– Вроде того, как ты собирался обратить вспять или исправить то, что случилось с Изабель?

– Эти превращения устроил не Пенни Роял.

Трент кивнул; теперь он выглядел не таким пришибленным. Я же продолжил:

– Однако это не основная проблема, как мне только что указал Свёрл. «Моллюски» уже дерутся и не получают препаратов, поддерживающих их жизнь. Поэтому времени у нас мало.

Я помолчал.

– Нам кое-что нужно.

– Что?

– Как раз об этом я и думаю.

К этому моменту большей частью своего сознания и усилителей я находился глубоко в компьютерной системе Свёрла. Подобрав себе местечко, я загружал шаблонные программы производства наномеханизмов, энзимных комплексов, адаптогенов и весь человеческий арсенал физических трансформаций на микроскопическом и субмикроскопическом уровнях. Также я обнаружил объединенное исследование Бсектила и Бсорола. Они искали способ исправить повреждения, нанесенные им и вторинцам длительным применением химических препаратов, удерживающих их в состоянии отрочества. Папка не была закрыта, и вскоре я обнаружил в ней кое-что, что мог бы использовать.

– Так с чего мы начнем? – спросил Трент.

– У Тэйкина наверняка было тут оборудование, – ответил я. – Мне необходимо провести некоторые первичные исследования и анализы.

– Я покажу.

Трент резко вскочил, и я следом за ним прошел в пристройку-операционную, поймав себя на том, что оглядываюсь в поисках Сепии.

– Годится? – спросил Трент.

Что ж, для осмотров и операций – вполне годится; здешнее оборудование подходило для сборки биомолекул и органических объектов. Было оно не из лучших, но, как заметил Свёрл, лучшее мне прямо сейчас и не понадобится. Только хотелось бы все же знать, какого дьявола я вообще собираюсь делать.

– Сойдет, пока не прибудут еще приборы.

Я вернулся в святилище. Одновременно со мной из других дверей появилась испуганная женщина – она тащила за собой ребенка. Потом вошла Сепия, вооруженная станнером и, по мне, похожая на девицу-бойца из какой-нибудь виртуальной игры.

– Трент, – сказала Сепия, – тут у нас вроде как проблема.

Она попятилась от двери, держа ее на прицеле.

– Я не проблема, – произнес знакомый голос.

Рисс скользнула в проем, извиваясь, как змея, только паря при этом в полуметре над полом. Я заметил на ней тяжелый керметовый ошейник со встроенным пультом. Затем дрон опустила на пол яйцеклад, как бы балансируя на нем, и открыла черный глаз.

– Мы идем к Цеху Сто один, – сказала Рисс.

Мне совсем не понравились нотки безумия в ее голосе.

– И знаешь, что это значит?

– Что это значит, Рисс?

– Яйца! – воскликнула она. – Я смогу достать яйца!

Побыв, пусть и недолго, в змеиной шкуре, я прекрасно понял, что она имеет в виду. И от этого ее тон нравился мне еще меньше. На секунду показалось, что сумасшествие Цеха 101 уже дотянулось до нас. Хотя, возможно, виной тому гормоны.

– Ну, здорово, – произнес я. – И, очевидно, ты – часть нужного мне ответа.

– Просто скажи, что делать.

Своими словами Рисс не слишком-то помогла мне.

После короткой ошарашенной паузы Трент буркнул:

– Что ж, можешь начать с этого.

Я повернулся: испуганная женщина стояла рядом с ним, по-хозяйски положив ладонь на его руку. А он показывал на ребенка, который явно не по собственной воле сменил верхнюю конечность на клешню.

– Да, – кивнул я, – с этого я и начну.

Цворн

Стремясь воплотить бурлившие в нем новые чувства, Цворн жаждал поскорее добраться до самок. С нетерпением он смотрел, как уходит в стену первая дверь водяного затвора, как льется оставшаяся с прошлого раза жидкость. Уплотнители на дверях прадорских кораблей отсутствовали. В них не было нужды. Прадоры способны выдерживать большие перепады давления и потерю воздуха или, как в данном случае, воды. Ледяные астероиды или кометы всегда позволят пополнить запасы. Цворн раздраженно смотрел на убегавшую под решетку пола воду, одновременно прикидывая, как корабельные системы ее утилизируют. Анализируя свои чувства – в попытке отвлечь разум от других захлестывающих тело потребностей, – прадор осознал, что теперь испытывает неприязнь к неконструктивности, которую раньше не замечал. После настройки форса мышление стало глубже, информативнее и внимание к недостаткам, подобным этому, обострилось. Закончив дела, он пошлет детей и роботов кое-что тут подправить.

«Закончив дела…»

Внутри водяного затвора обнаружились ручные регуляторы среды, и Цворн попытался локализировать их в корабельной системе через форс. Кто-то отсоединил их, что странно – ну, значит, еще задание для детей и роботов. Возможно, проблема в нечастом использовании шлюза – он проходил здесь, только когда хотел побыстрее попасть в бассейн, минуя верхнее помещение. Приказом с форса Цворн затворил за собой дверь. После того как та с грохотом встала на место, в стене у ног открылись круглые люки, из которых тут же хлынула вода. Цворн глубоко задышал, перенасыщая легкие кислородом, подготавливаясь. Взрослый прадор-самец, он мог долгое время находиться под водой, не испытывая нужды в кислороде. Но не очень-то хорошо, если придется по-быстрому отвалиться от самки, выработав весь воздух – что случается при серьезных ранениях.

Цворн попытался мысленно нащупать автоматику внутренних дверей, но они вообще отсутствовали в системе. Вода быстро поднималась, и прадор вздрогнул, когда она добралась до чувствительных пенисов и коитус-зажима. «Проклятье». Он бросил взгляд на пульт и ткнул клешней в отверстие, чуть повышая температуру, снова ощутив раздражение при виде шкалы: слишком уж высоко она тянулась. Это не только неэффективно, но и опасно, поскольку, если регулятор случайно установится на максимум, как при стерилизации, самки просто сварятся заживо в своем бассейне.

Вот вода покрыла панцирь, вот поднялась выше зрительного стебля. Она еще не достигла потолка, как затрещал индикатор, говорящий о том, что уже можно открыть внутреннюю дверь. Клешней-протезом он ударил по огромной кнопке на стене. Размеры ее были вполне оправданы: любой оказавшийся тут прадор мог и сломать менее надежную вещь – в таком состоянии он находился. Однако Цворн обнаружил, что наслаждается новой, дарованной форсом способностью ментально контролировать окружение. Он решил, что потом сделает что-нибудь и с кнопкой.

Наконец внутренняя дверь открылась, и Цворн нырнул во мрак бассейна для спаривания, готовый сразу плыть к дальнему краю. Во время последнего наблюдения он заметил, что одна самка отделилась от остальных. Три другие собрались в центре, вокруг стойки для кормления. Он надеялся проскользнуть мимо них и приступить к делу раньше, чем они его почуют. Однако Цворн не принял во внимание своих протезов ног и клешней – а те тотчас потянули его вниз.

Он сильно ударился о дно бассейна, и все самки наверняка ощутили толчок. Цворн быстро метнулся влево и прижался к стене, рассчитывая обмануть их. Только теперь он разглядел стойку и горбившиеся фигуры возле нее. Все они поднялись на ноги. Цворн слышал резкое щелканье их мощных длинных мандибул, слышал, как скрежещут об пол яйцеклады. А еще он ощущал вкус их готовности к спариванию. В сущности, если он подождет еще немного, они поднимутся из бассейна в верхние покои, где поймать их будет куда проще.

Вскоре он увидел уединившуюся самку – но она уже оторвалась от стены и быстро плыла к товаркам. Цворн сделал рывок, чтобы перехватить ее, зайдя сбоку, попытался зацепить клешней край ее панциря. Она чуть развернулась, взмахнула мандибулой – и отбила его клешню. Он и забыл об этом приеме. Много, однако, воды утекло…

Самка уже присоединилась к трем компаньонкам, и все они повернулись к нему. Цворн застыл, глядя на них, размышляя о том, что некоторые из его ровесников уродовали своих жен, удаляя им жвала. Другие снабжали яйцеклады самок фиксаторами, чтобы те не могли их использовать во время спаривания как оружие. А третьи вообще запирали женщин в клетки, предотвращая любое движение и делая спаривание абсолютно безопасным занятием. Цворн, однако, придерживался старых традиций. Он понимал эволюционный императив, сделавший самок такими враждебными по отношению к желающим спариться с ними самцам. Только самые сильные, самые агрессивные, самые выносливые и живучие самцы получали возможность размножаться. Но Цворн предпочитал свободно маневрирующих самок не поэтому. Он имел дело и со скованными, и с искалеченными партнершами, и это были совсем не те ощущения. Жестокий секс приносил ему куда больше удовольствия.

Цворн приблизился, наметив себе ту, что левее, и рванулся в брешь между этой самкой и другими. Ближайшая справа вскинула жвала, стараясь пырнуть его, но Цворн перехватил их клешней. А та, что слева, меж тем тоже пошла в атаку, попытавшись поймать две его передние ноги – и оторвать их. Цворн метнулся в сторону; его возбуждение нарастало, коитус-зажим стучал о панцирь. Клешня левой самки соскользнула с железной ноги, не причинив вреда: протезы присоединялись к телу крепко-накрепко.

Та, что была крайней справа, поспешила поучаствовать: она скрутилась, как гнида, метя яйцекладом в зрительную турель самца. Цворн отбил «пику», но яйцеклад все же задел основание одной из его мандибул. Ужасная боль лишь усилила возбуждение. Он рубанул клешней по брюху самки, ломая ребра панциря, и она откатилась, заливаясь зеленой кровью. Намеченная им самка попыталась развернуться так, чтобы не подпустить его сзади, но он, ухватив другой клешней край ее панциря, притянул самку к себе, одновременно полоснув ногами по глазам агрессивной соседки. Та чуть отступила, и он боднул ее панцирем, все еще цепляясь за потенциальную партнершу. Его цель упала на спину, яростно загребая ногами, защищаясь. Цворн на отскоке обогнул ее, зайдя с тыла – и навалился на самку, придавив ее задней половиной тела.

Коитус-зажим вошел точно в приемные пазы и, пока прадор полз по спине самки, крепко заклинился. А Цворн уже сомкнул клешни на мандибулах «дамы», обвил ее ноги своими и резко опустился. Она боролась, содрогаясь под его мощными толчками, а две ее компаньонки, оправившись, колотили самца жвалами, пытаясь согнать его. Щитовидная секция панциря, защищавшая мягкую двойную вагину, оторвалась, вода вокруг окрасилась кровью, кусок панциря висел на хряще. А Цворн вгонял пенисы внутрь, и вынимал их, и снова, и снова, пока не достиг экстаза и не впрыснул в самку семя – стук жвал о панцирь превратился для него сейчас в пульсацию наслаждения. После долгой бездумной паузы, когда он даже не вполне осознавал, что делают с ним женщины, Цворн скатился с самки и быстро отскочил подальше. Соседки засуетились, приделывая на место оторванную часть панциря, спешно приклеивая его желтой пузырящейся замазкой. Когда-то, в океанской воде, кишащей паразитами, которые непременно проникли бы в столь уязвимое место, это было необходимой предосторожностью.

Цворн отступил к дальней стене, к ряду очистных отверстий, опираясь на которые он мог бы выбраться к водяному затвору. Выплыть наверх с тяжелыми протезами он и не рассчитывал. Только сейчас он заметил кровь, сочившуюся из ножных пазов – из мест, где протезы соединялись с живым телом. А еще на панцире появились борозды и пара трещин. Цворн чувствовал себя разбитым, удовольствие от спаривания несколько омрачила его стремительность. Добравшись до первого отверстия, он припомнил, как в далеком прошлом ощущал ту же досаду из-за краткости акта, и решил, что ему нужно больше практиковаться. Кстати, карабкаясь наверх, он вспомнил, что и раньше приходил к такому же выводу.