Здесь водятся драконы

V

Индокитай,

аннамская провинция Тонкин.

Долина реки Красная.

Лагерь бурлил, как вскипевший котелок. Или как муравейник, в который ткнули палкой. Проходили в разных направлениях группы вооружённых людей, некоторые в форме кохинхинских стрелков; сновали посыльные, пару раз проволокли старые китайские пушки на самодельных деревянных лафетах. Их доставили в лагерь из разных мест — пушки должны были поддержать нападение на французский укреплённый лагерь Йенбай, защищающий речные подступы к Ханою. Времени терять нельзя, объяснял Казанков своему «штабу», состоящему из старшего офицера «Манджура», Осадчего и Матвея. Французы пока не знают о разгроме речного каравана и пребывают в уверенности, что их позиции ничего не угрожает. Но стоит им получить эти сведения — ощетинятся стволами, штыками, удвоят, утроят караулы, и тогда о внезапности можно будет забыть. Если и бить — то сейчас, убеждал Казанков, и бить изо всех сил, наотмашь. Тогда можно рассчитывать, что в случае успеха в Ханое вспыхнет восстание, которое аннамиты давно уже исподволь готовят — и тогда весь ход войны в провинции Тонкин изменится кардинально.

На успех замысла работало ещё и то обстоятельство, что несколько дней назад все три мореходные канонерки, стоявшие возле французского лагеря на якорях и прикрывавшие своими орудиями подходы к нему, снялись с якорей и ушли вниз по реке, к морю. Почему, зачем? Это как раз и есть самое интересное: пленный французский офицер рассказал, что адмирал Курбэ спешно собирает силы, опасаясь нападения китайского флота.

Откуда китайцы возьмут для этого корабли, пленник не знал. По всему выходило, что неоткуда — разве что Бэйянский флот нарушит, наконец, нейтралитет — а это для любого, хоть сколько-нибудь разбирающегося в политических раскладах империи Цин, представляется крайне маловероятным. По сложившейся много веков традиции, чиновники китайских провинций отнюдь не рвались оказывать друг другу помощь и поддержку, когда в этом возникала необходимость.

Вот и сейчас история повторялась, и в самых неприглядных деталях. Несмотря на то, что в распоряжении адмирала Дин Жучана в главной базе флота, гавани Вэйхайвэй имеется не менее девяти боевых кораблей( в их числе два новеньких, с иголочки, малых крейсера британской постройки в дополнение к трём броненосным «рэнделловским» канонеркам) — до сих пор его участие в боевых действиях свелось к отправке одной-единственной канонерской лодки, на которой адмирал посетил порт Циньчжоу в Тонкинском заливе. Возможно, Дин Жучан (безусловно, талантливый адмирал, известный в том числе и личной храбростью) поступал так по наущению своего покровителя, наместникапровинции Чжили и фактического создателя Бэйянского флота Ли Хунчжана. Но факт остаётся фактом: Курбэ спешно выскребает по сусекам всё, что возможно, чтобы усилить свою эскадру. Значит не вполне уверен в своих силах, но и уступать не намерен — собирается одним ударом покончить с китайским присутствием и в Тонкинском заливе, и на море вообще. Этот шаг позволил бы перейти к осуществлению следующего этапа адмиральского плана: установить «рисовую» блокаду, с целью поставить Китай — весь Китай, не только воюющие провинции! — на грань голода.

Разведчики-туземцы подтверждали уход всех трёх французских кораблей, а наблюдение за постами и караулами вокруг французского лагеря подтверждали расчёты Казанкова — там ещё пребывают в безмятежном расположении духа, несут службу через пень-колоду и, похоже, не помышляют о нависшей над ними опасности. Имелась лишь одна загвоздка — и как раз для того, чтобы решить, что с ней делать, Казанков собрал сегодня заседание своего штаба.

— Вы говорили, Сергей Ильич, что аннамиты сносились со своими соглядатаями во французском лагере? — спросил Осадчий. — А как они туда попадали, коли вокруг караулы? Или лягушатники совсем уж мышей не ловят?

Казанков разгладил ладонями расстеленную на столе карту — трофейную, взятую у пленного французского офицера, на которую он сам нанёс сведения, добытые разведчиками. Были здесь отмечены и маршруты пеших патрулей, обходивших лагерь, и расположение постоянных постов, караулов и секретов. Так что, если командование французского гарнизона полагало, что система обороны составляет для неприятеля тайну — оно сильно заблуждалось.

Караулы у них, и правда, неважнецкие. — подтвердил он. — Но всё же они есть, и если сунуться в лагерь — вполне можно и попасться, и тогда пощады не жди. Нет, аннамиты слишком хитры для этого. А ещё они непревзойдённые мастера устраивать всякие подлые ловушки и рыть тоннели, по которым пробираются в тыл врага и наносят внезапные удары.

— Видал, как же… — проворчал Осадчий. — Даже залезть туда пробовал.

— И как? — осведомился Казанков, и Матвей уловил иронический прищур, сопровождавший вопрос. Оно и понятно: тоннели копали для щуплых, малорослых аннамитов, а бывший унтер с клипера «Яхонт» отличался редкой даже для морских пластунов (среди которых хлюпиков вообще-то не имелось) шириной плеч и гренадерским ростом.

— Куды там… — Осадчий безнадежно махнул рукой. — Сажени три прополз и застрял. Потом час, не меньше выбирался обратно — ногами вперёд, чисто покойник!

— Придётся снова попробовать. — Казанков убрал усмешку и взял карандаш. — Правда, на этот раз не вам. Вот, смотрите: сюда идёт тоннель, по которому аннамиты лазают в гости к французам, чтобы забрать сведения от своих лазутчиков. Это, кстати, ответ на ваш вопрос…

И прочертил от опушки леса линию, ведущую к группе построек, сгрудившихся в стороне от линии казарм

— Здесь находятся провиантские склады и кухни. — Многие аннамиты как раз тут и работают, и пригляда за ними почти нет, зачем, в самом центре лагеря? А вот это — грифель упёрся в просторную поляну на противоположном краю лагеря — поле, приспособленное для полётов дирижабля мсье Ренара. Вот это огромный навес из жердей и парусины для сбережения аппарата от дождя, ветра и прочих капризов погоды. А в этом сарае — газодобывательная станция.

Осадчий склонился к схеме.

— А пробраться туда никак не получится? — осведомился он. — Не нам, конечно, мои ребята в нору ихнюю не протиснутся, а самим аннамитам, тем, что там, в лагере горбатятся? Переправят в лагерь по тоннелю бутыль керосина абы пару шашек динамитных, заложат, где нужно — и амба, нету больше никакого дирижопеля!

Матвей, услыхав, как непочтительно пластун назвал творение инженера Ренара, хихикнул — и осёкся, встретившись с недовольным взглядом Казанкова.

— Пустой номер. Французы не подпускают туземцев к полётному полю, а если кто сунется сдуру — хватают и без разговоров ставят к стенке. Как шпионов.

— Тогда придётся снаружи. — вздохнул Осадчий. — Ночью, взять караулы в ножи, вот здесь, скажем, поближе к этому полю. — он ткнул в карту заскорузлым грязным пальцем. — А пока в лагере не опомнились — пробиться к сараям и навесу, и всё там разнести к нехорошей маме. Ещё бы аннамиты в лагере учинили что-нибудь для отвлечения — пожар там, или пальбу, всё легче будет, и потери меньше…

Казанков сделал на схеме несколько пометок и черкнул что-то в своей записной книжке.

— Вариант годный, но его мы оставим на крайний случай. А пока вы со своими подчинёнными будете его готовить… Матвей, поправьте, если я ошибаюсь — у вас ведь были некоторые успехи в минном деле?

Юноша кивнул. Что было, то было — не зря же он ещё в Сагалло не вылезал из палатки, сутками просиживая над книгами по минному и гальваническому делу, а потом вычерчивал схемы взрывных галерей и камуфлетов под руководством мичмана-минёра с канонерки «Бобр»?

— Вот и займитесь. Задача — проложить отнорок, ответвление от основного тоннеля к полётному полю. Даже не одно, а два — под стоянку дирижабля и под газодобывательную станцию. В каждом следует соорудить минный горн, а потом взорвать их разом.

— Но как же я… — сердце Матвея ухнуло в ледяную пустоту. Ему, вчерашнему гимназисту — и устраивать подкопы под неприятеля, подобно инженеру Тотлебену во время осады Севастополя? — Но… я ведь никогда… там же расчёты сложные…

Он запнулся, замолк. Казанков молчал, не сводя с собеседника взгляда — серьёзного, ожидающего… непреклонного.

— Я не справлюсь, Сергей Ильич! — решился, наконец, юноша. — Я… я никогда такого не делал!

— Я тоже. — мягко сказал Остелецкий и улыбнулся — от этой улыбки на сердце у Матвея сразу потеплело. — И никто из нас не делал. Но надо же когда-то и начинать? А кому, как не вам, дюша мой? Минному делу вы, в отличие от нас, хоть сколько-нибудь, а обучались, да и сложения подходящего, не застрянете под землёй, как наш молодецкий унтер…

И покосился на Осадчего. Пластун отвернулся, сделав вид, что к нему эти слова не относятся.

— Так что, за дело, друг мой, времени у нас нет совершенно. Копают аннамиты быстро, кроты, и те позавидуют. Три дня вам на всё, уж постарайтесь успеть! А о расчётах не переживайте — прикиньте потребное количество взрывчатки и размеры забивок для минных горнов и покажите мне, вместе перепроверим, уточним. Ошибиться нам с вами никак нельзя, надо сделать всё правильно и с первого раза. И не сомневайтесь вы в себе, друг мой, тогда всё у вас получится!

Матвей замялся — говорить, не говорить? — но всё же решился.

— Да я и не сомневаюсь… постараюсь не сомневаться, Сергей Ильич. Просто удивительное дело получается: мы при помощи помощью подземной галереи собираемся уничтожать воздушный корабль, один из тех, о которых раньше только литераторы-футуровидцы писали, вроде мсье Жюля Верна, повествуя о будущем. А вот же оно, будущее, оказывается, уже наступило!

Э-э-э, друг мой, нашли, чему удивляться…. — усмехнулся Казанков и потрепал собеседника по плечу. — Войны нынче такие пошли, что мы много ещё чего увидим… и век бы его не видеть…

В галерее было тесно. Нет — очень тесно. И сыро. И темно — подземный мрак едва рассеивала медная масляная лампа, которую приходилось держать в вытянутой вперёд руке и ползти, извиваясь всем телом. А ещё очень, очень страшно — у Матвея вся спина покрывалась холодным потом, стоило только вспомнить о тысячах пудов грунта над головой. Конечно, это и не каменистый грунт Малахова кургана, и не тяжкие громады бастионов какой-нибудь европейской крепости — но червяка, которому он сейчас уподобился, раздавит мгновенно, и мокрого места не оставит.

Наука о подземной войне требовала позаботиться, прежде всего, о том, чтобы минная галерея не обрушилась раньше времени.Для этого Матвей намеревался использовать «голландские рамы», — нехитрые приспособления из четырёх досок с прямоугольными вырезами на торцах. Он намеревался наладить производство этих штуковин наверху, в лагере повстанцев, доставлять в галереи по частям и там, по месту собирать и устанавливать для укрепления стен и сводов. Но — очень быстро убедился, что аннамиты знают своё дело и в рекомендациях, составленных европейскими инженерами не нуждаются. Да, прокопанные ими тоннели, хоть и годились, в лучшем случае, для субтильного подростка, но стены их казались прочными, надёжными. И даже дышать в длинном тоннеле было чем, несмотря на отсутствие вентиляции — во всяком случае, туземные сапёры от удушья не страдали. Чего не скажешь о самом Матвее — он ловил спёртый, почти лишённый кислорода воздух ртом, но это мало помогало. Постоянно звенело в ушах, голова раскалывалась, а перед глазами плыли кровавые круги. А вот аннамитам хоть бы хны — орудуют своими короткими деревянными совками, наполняют мешки вынутой землёй, да передают их по цепочке, к входу в тоннель. Казанков прав, работают они с немыслимой какой-то скоростью, углубляясь в мягкий грунт на десятки футов за час.

Матвей извернулся, переворачиваясь на другой бок, поставил возле стены масляную лампу и вытащил из кармана грязный листок. По верхнему краю красовалась надпись «план минных работ»; ниже имела место схема тоннеля и боковых ответвлений с указаниями длины каждого из участков и углов поворотов. Поначалу юноша беспокоился, сумеют ли туземные «минёры» вывести галереи в точности туда, куда намечено, и даже порывался произвести расчёты, пользуясь циркулем, линейкой и мотком просмоленной бечёвки, позаимствованной у боцмана «Манджура», ведавшего хозяйством русского лагеря. Но Казанков вовремя объяснил, что и в этом нет необходимости — копая основной тоннель, аннамиты сумели подвести его точно под барак, где обитала туземная прислуга, и ошибиться при этом не больше, чем на пару-тройку футов. Теперь схема, рулетка и прочие инструменты служили другой цели — предстояло придумать и изготовить устройство для подрыва минных горнов на безопасном расстоянии. Кроме того, нужно осмотреть готовую камеру минного горна и прикинуть, как устроить забивку. Если ошибиться с этим — ударная волна, произведённая взрывом, направится не вверх, а вбок, в галерею — и тогда нужного эффекта не получится.

Но это всё потом, подумал Матвей, когда аннамиты прокопают тоннель до конца. А сейчас — он выплюнул зажатый в зубах кончик бечёвки и крикнул аннамиту, помощнику, державшему в руках клубок. Тот должен был, получив сигнал, завязать на бечёвке узел, вплетя туда полоску ткани с нанесённой на ней римской цифрой. Потом, наверху, Матвей размотает бечёвку, отмеряет отрезки до каждого из пронумерованных узелков и нанесёт результаты на схему. Когда придёт время разрабатывать приспособление для подрыва минных горнов — эти сведения очень пригодятся.

Поначалу он планировал использовать для этой цели огнепроводный шнур. Средство проверенное, надёжное — однако здесь всплыло одно непредвиденное обстоятельство. Дело в том, что обе минные галереи были проложены совсем рядом, и при подрыве одной, своды второй неизбежно рухнут от сильного сотрясения. А если в ней будет на тот момент ещё гореть огнепроводный шнур — то велика вероятность, что его затушит, перебьёт или как-то иначе выведет из строя, предотвратив таким образом второй взрыв.

Выход, на первый взгляд, был очевиден: произвести подрывы одновременно. Чего проще, казалось бы? Отмерить строго одинаковые отрезки шнура, разом их поджечь и убраться подальше, пока не бабахнуло. В теории это выглядело просто, элементарно даже — но в процессе опытов выяснилось, что добиться одновременности взрывов практически невозможно. Дело было в самом шнуре, в его качестве: скорость горения разных участков хоть немного, но отличалась, что при такой длине неизбежно давало разбег по времени горения — и весьма, надо отметить, существенный, в десятки секунд. Изведя на эксперименты две сотни футов шнура из не такого уж богатого запаса, доставленного на «Манджуре», Матвей убедился, что из затеи ничего не выйдет. Можно было, правда ограничиться только дирижаблем, оставив в покое газодобывательную станцию, и он решил подготовиться и к такому развитию событий, заранее проложив огнепроводный шнур к минному горну — но это уже на крайний случай, если прочие варианты не сработают.

Одним из таких вариантов был подрыв при помощи электричества. Матвей кое-что читал о работах, ведущихся в этой области — так, американец Самуил Кольт производил опыты по воспламенению чёрного пороха по гальваническому проводу ещё в 1842-м году, англичане же начали такие пятью годами раньше, в 1837-м. Не отставала и Россия — в том же 1842-м академик Якоби сконструировалмагнитно-электрическую батарею, служащую для произведения подрыва заряда чёрного пороха по проводам, создав на основе своего изобретения систему подрыва крепостных минных заграждений, защищающих Кронштадт, Свеаборг и другие морские твердыни Российской Империи.

Увы, от этой идеи пришлось отказаться, и по причине самой банальной: отсутствия необходимых материалов и, прежде всего, изолированных проводов. Перебрав ещё несколько вариантов поплоше, Матвей в итоге решил обратиться к собственному опыту. В самом деле: к чему гадать, если имеется проверенная конструкция детонатора — между прочим, та самая, которую применяли террористы-народовольцы для убийства Царя-Освободителя. Такое же устройство Матвей собирался использовать ещё в Москве, замышляя взорвать на воздух инспектора казённой гимназии Скрынникова. Тот затравил одного из гимназистов до такой степени, что несчастный полез в петлю — и Митяй с товарищами по «революционному» кружку решили, что негодяй должен ответить за свои злодеяния.

По счастью, «акт» тогда не состоялся, хотя готовился Матвей тщательно и даже собрал и испытал прототип детонатора, состоящего из стеклянной пробирки, свинцового грузика и кое-каких химических веществ. Всё, приготовленное для «рабочего» образца он забрал с собой, отправляясь в Абиссинию. Но там случилась неприятность: агент английского шпиона Бёртона похитил компоненты адской машины и использовал их для устройства провокации — взорвал бомбой французское авизо «Пэнгвэн», что и стало поводом для нападения эскадры адмирала Ольри на крепость Сагалло. А Матвей, признавшийся в своей оплошности, вместо ожидаемой суровой кары был отправлен осваивать азы минно-взрывного дела.[1]

Агент Бёртона украл далеко не всё, потребное для изготовления бомбы. Оставшееся Матвей забрал с собой, отправляясь вместе с Казанковым на дальний Восток; потом опасный груз перекочевал на «Манджур» и в итоге оказался здесь, в аннамской провинции Тонкин, в лагере туземных повстанцев.

Суть конструкции заключалась в том, что химические вещества — соляная кислота, сахар и бертолетова соль — должны перемешаться, когда свинцовый грузик раздавит пробирку с кислотой, и воспламенятся, вызвав взрыв основного заряда. Всё необходимое было в наличии, в количествах, достаточных для изготовления нескольких детонаторов — трёх-четырёх «опытовых» и двух «рабочих». Необходимый опыт так же имелся, и Матвей, произведя с помощью Казанкова, нужные расчёты, взялся за эксперименты.

Детонатор предстояло привести в действие, дёрнув за тонкий шнур. Существовала вероятность, что и в этом случае заряды не сработают одновременно, но это было не так страшно, как в варианте с огнепроводным шнуром. Даже если один минный горн взорвётся раньше, обвалив вторую галерею и перебив шнур — взрыв неизбежно вызовет так же и обвал второй камеры, и детонатор сработает от кусков падающей глины. Матвей и Казанков даже не поленились произвести подобный опыт в натуральную величину — аннамиты по их указаниям вырыли в джунглях тоннель длиной в сорок двафута (именно столько разделяло навес для дирижабля и сарай с газодобывательной станцией), после чего был произведён подрыв заряда, установленного в одном из концов тоннеля. Второй, расположенный в другом конце, при этом тоже сработал, подтвердив правильность расчётов.

К исходу четвёртого дня работ и галереи, и взрывные камеры были готовы. Оставалось перетащить туда динамит, соорудить забивки из обрезков брёвен, камней и глины, не забыв оставить в них отверстия для шнуров. В длину каждый из них имел не менее двухсот футов — и, чтобы при рывке что-нибудь не заклинило и не зацепилось, Матвей на всех поворотах галерей поставил деревянные блоки, изготовленные по его просьбе Осадчим. Эта система также была неоднократно испробована; шнуры предстояло протянуть по тоннелю до барака рабочих-аннамитов во французском лагере — именно там будет находиться Матвей, не собиравшийся уступать кому-то право произвести взрывы. Это моё устройство, рассуждал бывший гимназист — а значит, и рисковать буду я. Как и пожинать плоды успеха, сомневаться в котором не приходится.

Между прочим, кроме трёх пудов динамита (Казанков не пожалел, отдал почти всё, что осталось от запаса, доставленного на «Манджуре»), Матвей велел запечатать в камерах по дюжине больших глиняных горшков, содержащих керосин, перемешанный с пальмовым маслом. Приготовленная из этих ингредиентов горюча смесь отличалась вонючестью, липкостью, и не гасла, даже когда её засыпали землёй и песком. Молодой человек рассчитывал, что смесь эта полыхнёт после взрыва — а много ли нужно взрывоопасной начинке обоих «объектов», чтобы добавить к подземными взрывам ещё и эффектный огненный фейерверк?

[1] Всё это детально описано в четвёртой книге цикла, «Флот решает всё».