Здесь водятся драконы

Часть четвертая I

Индокитай.

Побережье Тонкина.

В дельте реки Красная

Ветер пробивал насквозь — не помогали ни парусиновые обвесы мостика, ни суконный бушлат. «Ао Гуан» бодро бежал впереди броненосного ордера — над горизонтом виднелись лишь кончики мачт головного «Чжэнъюаня». Этого, впрочем, вполне достаточно, чтобы подать сигнал, если попадётся навстречу чужое судно.

В Вэхайвэй отряд пришёл два дня назад; там они узнали о том, что Курбэ блокирует Люйшунь и решили не медля идти на выручку. Потому и торопится торпедный таран «Ао Гуан», бывший североамериканский «Албемарл», потому и надрывают свои изготовленные в немецком Штеттине машины броненосцы «Цзинъюань» и «Чжэнъюань». Скорость, скорость и скрытность — вот главные козыри отряда, и рисковать ими нельзя ни в коем случае.

За спиной у Остелецкого раздался звук, который редко услышишь на мостике военного корабля — звонкий, заливистый лай. Вениамин обернулся — и увидел, как по трапу поднимается старший помощник, держа на руках пушистую белую собачку.

Дэн Шичан вежливо поклонился командиру, поприветствовал прочих офицеров. Собачка ограничилась глухим ворчанием и затихла, удобно устроившись на руках хозяина.

«Сяньг» — такая была кличка у собачки, — по-китайски «удача», вот, значит, ещё почему он её с тобой таскает… — продумал Остелецкий. Маленькая, с очень длинной шерстью, неизвестной в России тибетской прорды (Хозяин уверял, что выведены они в тибетской Лхасе), она напоминала Вениамину, тоже большому любителю собак, мальтийских болонок, одно время приобретших широкую популярность у немолодых представительниц петербургского света. Те брали снежно-белых собачек даже на официальные приёмы — в точности, как старший помощник, редко поднимавшийся без своего питомца на мостик.

Однако хвостатый талисман китайского моряка характер имел скверный, неуживчивый. Первая же попытка погладить его закончилась тем, что Остелецкого тяпнули за палец — к счастью, клыки у тибетской шмакодявки были размерами под стать ей самой и лишь поцарапали кожу, прорвав тонкую перчатку. С тех пор Сяньг, увидав Остелецкого предупредительно рычал, даже, порой лаял — впрочем, подобного приёма удостаивались и прочие члены команды. К удивлению Вениамина, Сяньг совершенно игнорировал матросов, неважно, русских или китайцев — видимо, полагал их ниже своего достоинства.

— Мистер Симонов, сколько ещё идти до Люйшуня? — спросил Дэн Шичан. На мостике «Ао Гуана» в присутствии китайских офицеров (каковых в команде было трое) было принято изъясняться исключительно по-английски.

— Тридцать семь миль по счислению — отозвался штурманский офицер. — если не снизим обороты — будем через три с половиной аса. Сейчас идём десять с половиной узлов, экономическим…

Пролив Бохай, отделяющий Квантунский полуостров от Шаньдунский полуостров, на западной оконечности которого стоит Люйшунь, имеет около девяноста миль в ширину. Отряд, прикинул Остелецкий, прошёл почти две трети этого расстояния.

— Неизвестное судно на норд-ост-тень-норд! — выкрикнул сигнальный кондуктор. Все бинокли на мостике немедленно повернулись в указанном направлении — примерно тридцать пять градусов по картушке компаса. — Это китаец. — поправился сигнальщик. — Миноноска, бурун высокий. Шустро бегут, вашсокобродь, узлов двенадцать, не меньше!

Остелецкий и сам уже разглядел флаг за кормой чужака -треугольный, жёлтый, с драконом.

— Это одна из наших миноносок, «Цяньи». — определил Дэн Шичан. У второй, «Цянэр», мачта, а у этой, как видите, только кормовой флагшток.

Остелецкий кивнул. Ему было известно, что в составе Бэйянского флота есть две миноноски, построенные в Германии по образцу русских миноносок «Самопал» и «Ракета».

Но что они делают здесь, посреди пролива? У Дэн Жучана хватает посыльных судов, незачем гонять в Вэйхайвэй миноноску с её сомнительной мореходностью…

— Видимо, в Люйшуне что-то случилось. — Дэн Шичан словно угадал его мысли. — Если господин позволит мне высказать своё мнение — надо приказать «Цяньи». остановиться и расспросить, что произошло.

— Согласен. — отозвался Вениамин. — Стоп машины! Сигналец, пиши на флагман: «обнаружен китайский военный корабль. Сбросил ход, собираюсь вступить в переговоры».

— … таким образом, господа, на данный момент нам известно следующее. В составе эскадры Курбэ, атаковавшей Люйшунь — четыре броненосца и четыре деревянных крейсера колониального типа, с устаревшей артиллерией. Пятый крейсер, «Д’Эстен», как и броненосец, «Викторьез» остались в гавани Сен-Жак, в Кохинхине. На броненосце неисправны машины, что же касается крейсера — на борту его объявлен карантин из-за какой-то тропической болезни. Таким образом, совокупная огневая мощь французов составляет сейчас…

Повалишин говорил по-английски — из уважения к Дэн Шичану. Кроме него, на военном совете, проходившем в кают-компании флагмана, присутствовал командир «Цяньи», которого Остелецкий тоже счёл необходимым взять с собой. Из русских офицеров в кают-компании были Греве, старший офицер «Чжэнъюаня» и флагманский штурман. «Цзинъюань» и «Ло Гуан» стояли в паре кабельтовых от флагмана; китайская миноноска покачивалась у борта торпедного тарана, и лейтенант-минёр торпедного тарана прикидывал, как бы зарядить единственный её аппарат американской самодвижущейся миной.

Из русских офицеров в кают-компании были Греве, старший офицер «Чжэнъюаня» и флагманский штурман.

— … итак, Курбэ решился атаковать Люйшунь с ходу — ворваться на внутренний рейд и в упор, с дистанции пистолетного выстрела, разгромить корабли Бэйянского флота. Однако, дело у французов не заладилось с самого начала — ещё на подходах эскадру обстреляла новая батарея, расположенная примерно здесь…

Он ткнул в карту карандашом. Остелецкий наклонился, чтобы рассмотреть получше. Надписи все были на китайском — несколькими комплектами таких карт штурманский флаг-офицер разжился в Вэйхайвэе. Тут же лежала карта, полученная от китайского командира миноноски — вся в пометках, обозначающих текущее состояние гавани и береговых объектов.

— У китайцев на батарее четыре крупповских береговых орудия. Всего их было шесть, но два не успели установить. — продолжал Повалишин. — Они подпустили французские броненосцы на полторы мили и открыли огонь — и, надо сказать, довольно точно. Идущий головным «Байярд» получил в течение четверти часа восемь четырнадцатипудовых снарядов, загорелся и стал принимать воду в две большие пробоины ниже ватерлинии. Кроме того, один из снарядов, угодивших под корму, видимо, повредил винт или перо руля, так что капитану не оставалось ничего, кроме как выбросить судно на берег. Что он и сделал, прикинувшись к берегу у подножия утёса, на котором и стояла обстрелявшая их батарея…

Повалишин прочертил на карте возле береговой линии ромбик, обозначающий место вынужденной стоянки злосчастного «Байярда».

Тем временим, оставшиеся три броненосца сделали попытку войти на внутренний рейд. Остальные корабли французской эскадры участия в бою не принимали — стояли на внешнем рейде, вяло постреливая по китайской береговой батарее.

На карте появились стрелки, показывающие направление движения броненосцев Курбэ. Кроме того, у входа на внутренний рейд Повалишин сделал несколько мелких отметок, выстроенных в линию

— Как идите, господа, китайцы встретили идущие на прорыв суда огнём «рэнделловских» канонерок. Стреляли они на удивление неплохо — «Триомфан» и «Тюрренн» получили по одному попаданию; на «Тюренне была сбита грот-мачта», «Триомфан получил надводную пробоину в носовой оконечности, по всей видимости, неопасную. Тем нне менее, Курбэ, явно не ожидавший такого сопротивления, скомандовал отступление, и броненосцы отошли на внешний рейд. Китайцам этот бой обошёлся дорого — из семи канонерок две, 'Фэйдин», «Цедин», были потоплены, ещё две получили серьёзные повреждения. Тем не менее, первый наскок французской эскадры был отбит, причём общий счёт был, скорее, в пользу китайцев, поскольку противник лишился одной из сильнейших своих единиц. Кроме «Байярда», пострадала и канонерская лодка «Випер» — в неё угодил шальной снаряд, выпущенный с одного из кораблей, стоящих на внутреннем рейде. На «Випере» начался пожар, и в итоге команде пришлось оставить корабль.

Китайский капитан, которому Дэн Шичан переводил слова Повалишина, что-то вдруг горячо залопотал по-китайски.

— Если вы позволите, господин адмирал, — перевёл Дэн Шичан, — он хочет указать места затопления канонерских лодок, и наших и французской. Говорит — это важно, поскольку может стать препятствием для входящих в гавань судов.

— Что ж, пусть показывает. — согласился Греве и протянул китайцу свой карандаш.

На карте появились ещё две отметки — кружочки с иероглифами внутри.

— … как и было сказано, господа, 'Байярд остался на камнях у подножия утёса, и его пушки не могли обстреливать вход в гавань. Однако эта победа неожиданным образом обернулась против самих китайцев. Орудия броненосца не могли теперь стрелять по целям на внутреннем рейде или по батарее на утёсе — но и сам он оказался для них в мёртвой зоне. Как только французы сообразили что к чему, они высадили на берег десант из двух сотен матросов, вооружённых винтовками, револьверами и абордажными палашами — те вскарабкались по крутой каменистой осыпи и захватили батарею, совершенно лишённую прикрытия с сухого пути. После чего — отсемафорили на эскадру, что путь открыт, а сами принялись разворачивать два из шести орудий для обстрела запертых в гавани кораблей.

Он прочертил ещё две расходящиеся линии, обозначающие сектор обстрела.

— Н-да, не повезло китайцам… — сказал Греве. — Эдак лягушатники и вход в гавань могут обстреливать, и весь западный бассейн. — он показал на карте угрожаемые части гавани. — И что же Курбэ, повторил атаку?

— А вы бы, на его месте стали бы медлить? — ответил Повалишин вопросом на вопрос. — Китайцы в любой момент могли сделать попытку отбить батарею, и тогда ситуация поменялась бы на противоположную — батарея, вместо того, чтобы поддерживать прорыв, снова открыла бы пальбу по французской эскадре.Так что адмирал снова повёл свои броненосцы в бой — и на этот раз фортуна ему улыбнулась.

Он налил стакан воды и долго пил — Остелецкий смотрел, как острый кадык ходит вверх-вниз над расшитым золотом воротником адмиральского мундира. Остальные тоже молчали — по-видимому, переваривая полученную информацию.

Утолив жажду, Повалишин отставил стакан.

— О дальнейшем, господа, нам расскажет непосредственный участник событий, господин… — он вопросительно посмотрел на китайских офицеров.

— Сюй Юнтай с вашего позволения. — снова лёгкий поклон — от них у Греве уже начало рябить в глазах. Пару раз он ловил себя на том, что хочет повторить этот жест — и вытягивался, распрямляя спину едва не до хруста. — Его звание в вашем флоте соответствует вашему «лейтенант».

— Тогда попросим лейтенанта описать, что там произошло. — сказал Повалишин. — Всё же рассказ очевидца ничем не заменить, не так ли?

— А американцев есть такое выражение: «Врёт, как очевидец…» — пробурчал Греве по-русски — нарочно, чтобы не понял Дэн Шичан. И они правы — порой такое наплетут…

— Полноте, барон… — Повалишин глянул на него с укоризной. — Человек, можно сказать, из рук костлявой вырвался, проявите уважение!

Я что, я ничего. — заторопился Греве, осознав глубину допущенной бестактности. — Я разве против — пусть расскажет, может, что и полезное узнаем?

Китайский капитан говорил, много жестикулируя и покрывая карту карандашными отметками с иерогливами — отчего на ней вскоре трудно стало что-либо разобрать. Дэн Шичан не успевал переводить и то и дело беспомощно умолкал, хотя командир миноноски продолжал говорить, не замедляя темпа. Собачка на его руках (старший офицера «Ло Гуаня» и здесь не изменил своей привычке!) поначалу тявкнула пару раз, после чего пригрелась и заснула. Греве косился на посапывающий клубок с неудовольствием — он, вполне разделяя привязанность Остелецкого к хвостатому, четверолапому племени, всё же полагал, что собакам в кают-компании боевого корабля не место.

— Если я всё правильно понял… — Повалишин наклонился, рассматривая исчерканную карту, — во время повторной атаки, Курбэ легко проник в гавань. Сначала броненосцы сосредоточенным огнём срыли батарею возле устья реки, как бишь её…

— «Вэйюань» — пришёл на помощь Дэн Шичан. — Орудия там совсем старые и не нанесли французам никаких повреждений.

— Да, я понял. — кивнул Повалишин. Крейсер Дюгэ-Труэн', сопровождавший броненосцы, тем временем перестреливался с канонерскими лодками.

— Так и есть, господин адмирал. — снова последовал поклон. К сожалению, четыре уцелевшие канонерки германской постройки расстреляли почти весь боезапас при отражении предыдущего прорыва, и пополнить погреба не успели. У их храбрых экипажей оставался единственный выход — таранить французские корабли. И эта атака увенчалась успехом, хотя бы и частичным: укрывшиеся от обстрела в дальнем конце восточного бассейна, канонерки прошли мимо «Дюгэ-Труэна» и попытались таранить французские броненосцы. Двум это удалось — одна поразила «Ле Глиссоньер в правую скулу под клюзами, проделав большую пробоину — при этом якорь сорвался с креплений и упал на канонерку, проломив палубу и днище. Вторая поразила 'Тюренн» в район мидель-шпангоута; к сожалению, удар пришёлся вскользь и не нанёс броненосцу сколько-нибудь существенных повреждений.

— И всё это он разглядел в суматохе боя с палубы своего корыта? — шепнул Греве Остелецкому. — Ни за что не поверю, хоть режь меня!

… две другие канонерские лодки столкнулись между собой и сцепились, потеряв ход. Их расстрелял «Тюренн», после чего принялся громить безбронные китайские крейсера. Те пытались отвечать, но, разумеется, безрезультатно. Малое время спустя к ним присоединился и «Тюренн»; подошедший Триомфан' сцепился тем временем с двумя «элсвиками» в несколькими залпами привёл их в полнейшее расстройство. Лейтенант Сюй Юнтай утверждает, что на борту одного из крейсеров, «Чаоюна» находился сам Дин Жучан.

— Адмирал к моему огромному сожалению погиб. — сказал Дэн Шичан. В этом не может быть сомнений: лейтенант Сюй Юнтай видел, как крейсер раскололся пополам из-за взрыва снарядных погребов. После такого никто из команды не мог уцелеть.

— А как же миноноски? — спросил флаг-офицер. — Вроде, их у китайцев были две штуки?

— Да, «Цяньи», которой командовал присутствующий здесь лейтенант Сюй Юнтай, и вторая, «Цяньэр».

Китаец, услыхав своё имя, церемонно поклонился. Греве немедленно захотелось сказать что-нибудь язвительное, и он стал придумывать, что именно. Из сугубого интереса, разумеется — острить подобным образом во время военного совета, в обстановке сугубо официальной, барон не собирался.

— Спасибо за пояснения. — ответил китайцу Повалишин. — Я продолжу, с вашего позволения. Обе миноноски прятались в западной части гавани, на фоне берега. И когда «Тюренн» и «Триомфан» добивали последний «элсвик»,– миноноски дали полный ход и устремились в атаку. Целью стал «Ле Глиссоньер», который всё ещё не мог расцепиться с обломками протаранившей его «Чжэньси». С дистанции в полтора кабельтова миноноски выпустили торпеды. Одна попала в несчастную канонерку, которая к тому моменту осела по самую палубу; вторая угодила в носовую оконечность французского броненосца. Лейтенант уверяет, что «Ля Глиссоньер» сильно накренился и на нём начался пожар. Но уверенности в этом нет — выйдя из атаки обе миноноски направились к входу в гавань, но уйти сумела только «Цяньи». Вторая миноноска, «Цяньэр», натолкнулась на крейсера, которые Курбэ оставил на внешнем рейде, и была ими обстреляна. Что с ней случилось — спустила флаг, затонула, выбросилась на берег — сие никому неизвестно.

— Бросил, небось, напарника, морда косоглазая… — прошептал на ухо Остелецкому Греве. — Вот увидишь, сейчас этот горе-лейтенант будет уверять, что это его мина «Ла Глиссоньер» долбанула…

— Чего ты к нему привязался, Гревочка? — тоже шёпотом ответил Остелецкий. — Ну, не понравился человек, бывает — но зачем напраслину-то возводить? Попал кто-то из них двоих в «Ла Глиссоньер» — спасибо им, нам меньше работы останется…

Повалишин строго посмотрел на шепчущихся. Греве кашлянул, покраснел, как гимназист, застигнутый учителем за шалостью, и умолк.

— таким образом, господа, нападение на Люйшунь увенчалось полнейшим успехом. Гавань захвачена, береговые батареи приведены к молчанию, Бэйянский флот уничтожен практически целиком. Сейчас Курбэ приводит в порядок свои корабли — победа далась французам дорогой ценой. Выведены из строя, по крайней мере, два броненосца, да и остальные суда тоже, надо полагать, пострадали в той или иной степени. На ремонт уйдёт суток двое, не меньше — особенно, если им хватит ума не разрушать ремонтные мастерские, а приспособить их к делу.

— Чего проще. — согласился Остелецкий. — Высадить на берег сотни три матросиков, китайских мастеровых припрячь — и дело пойдёт!

— По прошествии этого срока эскадра восстановит боеспособность — за исключением «Байярда», и, возможно, «Ля Глиссоньера». Вывод: надо атаковать немедленно, нынче же ночью. Потом будет поздно. С тремя вымпелами мы со всей эскадрой Курбэ не справимся.

— Вот это дело! — оживился Греве. — Славный будет кегельбан — главные калибры в упор, тараны, мины самодвижущиеся… слышишь, Венечка, первый выход твой!

Остелецкий кивнул, соглашаясь со старым другом. Действительно, «Полифемус», по образцу которого построен корабль, которым он командует, был предназначен для прорыва в гавань Кронштадта, где укрывался под защитой крепостных батарей Балтийский флот. Предстоящая задача была прямо создана для него.

— К Люйшуню подойдём к шестой склянке[1]. Удар наносим с ходу — мы с вами, Карл Густавович, добиваем стоящий под утёсом «Байярд», а вы, Вениамин Палыч прорываетесь на внутренний рейд. Будем следовать заветам Бонапарта: «Главное — ввязаться в драку, а там уж как кривая вывезет!»

Южно-Китайское море

Близ побережья Кохинхины

— Вира помалу! Крепче держи, черти косоглазые, растудыть вас через семь гробов!..

Самодвижущаяся мина оторвалась от импровизированных кильблоков и неторопливо поползла вверх. Прозвучала новая команда; рыбаки-аннамиты, набранные в команду «Розы Сиона», Казанковым для исполнения обязанностей палубных матросов разобрали канаты. Руководил всей операцией минёр с «Байкала» — судя по замысловатой брани, ему не нравилось, как новоявленные палубные матросы управляются со снастями, вяжут узлы — словом, решительно всё. Наконец, мина повисла над паровым катером, пришвартованным к борту, и Матвей невольно залюбовался — как ярко блестят острые плавники-кили, идущие по всей длине веретенообразного латунного корпуса, как играет под тропическим солнцем замысловатый цветок гребного винта… Минёр-байкалец тем временем подёргал растяжки, удерживающие опасный груз от качки, оценил надёжность крепления, не преминув сопроводить это действо насквозь нецензурной тирадой — и скомандовал возвращать латунную рыбу на палубу. Учения по заряжанию минного аппарата — уже третьи по счёту с момента встречи с «Байкалом» — завершились.

Поначалу Макаров с Казанковым собирались подвесить под кили обоих трофейных катеров по металлической трубе, скрывающей внутри самодвижущуюся мину системы англичанина Уайтхеда. Точно такую операцию Макаров проделал с катером «Чесма», готовя набег на турецкий Батум. Именно это сейчас проделать с одним из двух катеров, захваченных у французов; второй оказался слишком мал для подобной переделки, и Макаров заявил, что придётся крепить аппарат под специально изготовленный плотик и буксировать его за катером. Не был самая удобная конструкция, объяснил он, однако вполне работоспособная — точно так же пришлось поступить с «Синопом», вторым катером, принимавшем участие в батумском рейде.

Обращение с минным плотиком требовало навыка. Перед выстрелом приспособление следовало подтянуть к катеру, вручную навести на цель и произвести с помощью особого рычага пуск. Мина при этом высвобождалась из креплений, одновременно запускался двигатель, работающий от баллона со сжатым воздухом который со скоростью примерно в восемь узлов направлял мину к цели. Кроме двигателя, объяснял Казанков, взявшийся растолковывать Максиму устройство и действие хитрых механизмов, самодвижущаяся мина оснащена гидростатом — приборчиком, который, воздействуя на плавники-рули удерживает снаряд на одной и той же глубине.

Матвей был включён в команду катера «№2» (так трофей именовался в записях Казанкова) и со всем пылом молодости отдался изучению нового, дела. Это ведь ему предстояло во время атаки произвести пуск самодвижущейся мины, предварительно проверив точность прицела. А уж когда выяснилось, что целью будет самый настоящий броненосец — радости его не было предела. Это вам не французов отстреливать из «Винчестера» с телескопом — дело ответственное, не всякому такое поручат. Хотя и с «Винчестером» получалось неплохо — кто, как не он снял метким выстрелом наводчика французской митральезы в памятной схватке на реке?

Интересно, подумал он, а если рассказать обо всём этом в гимназии — поверят ли бывшие (уже теперь точно бывшие!) одноклассники хоть единому слову, не сочтут ли выдумкой, заимствованной из приключенческих книжек? Я бы точно не поверил, решил Матвей, счёл бы выдумками, позаимствованными в приключенческих романах. Или в военных очерках о Балканской войне из иллюстрированного журнала «Нива» — он когда-то взапой проглатывал и то и другое, вызывая недовольство отца, служившего надсмотрщиком Таганской тюрьмы. А вот, поди ж ты — всё это происходит именно с ним, и много чего ещё произойдёт — судя по тем планам, которые строят Казанков с Макаровым. Ведь ему, бывшему московскому гимназисту, отведена в них далеко не последняя роль.

[1] Соответствует трём часам пополуночи.