© Ганна Шевченко, 2014
— Не нужно напрягаться! Расслабьтесь… — В руке гинеколога что-то звякнуло. — Нет, ну так нельзя. Я же говорю, расслабьтесь. Как я зеркало буду вводить?
Где-то далеко, за тридевять земель, меж моих колен хлопотала миниатюрная девушка в белом, похожая на птичку Тари.
Такая молоденькая, только после института, наверное. Расслабьтесь… Легко сказать. Как это сделать, когда тебе внутрь загоняют холодное, металлическое, крокодилье рыло.
— Ну же, ну не напрягаемся…
Попыталась вдохнуть поглубже и представить себе что-то приятное. Я дома, лежу в теплой ванне, вокруг меня плавают островки белоснежной пены.
— Ну вот, вот же, — птичка защебетала доброжелательней, — хорошо… Первый день последних месячных когда был?
— Седьмого марта.
— Седьмого марта, — птичка Тари на секунду задумалась, — шейка синюшная, это хорошо. Зев закрыт, отлично… Беременность первая?
— Нет.
— Но вы ведь не рожали? Выкидыши, аборты?
— Аборт пять лет назад.
— Один?
— Один.
— Без осложнений прошел?
— Без.
Врач щупала мой живот, а я лежала в кресле и смотрела на потолок. Казалось, он сейчас рухнет, как и моя жизнь.
— Почему дергаетесь? А? — Мне захотелось пнуть ее коленом. — Больно, что ли?
— Больно.
— Где больно? Вот тут? — Она вытащила зеркало и надавила мне на живот справа.
— Тут тоже.
— А еще где?
— Везде. Посередине. Справа. Слева. Я не знаю…
— Одевайтесь, — сказала наконец врач.
Интересно, почему она выбрала гинекологию, я бы ни за что. Медсестра, полная армянка лет пятидесяти, что-то писала в карте. Я оделась и покинула камеру пыток.
— Тебя как зовут? — спросила женщина лет сорока, занимающая кровать возле окна.
Я ответила.
— А меня Марина, — сказала она.
— О, новенькая! — В дверях показалась еще одна жительница палаты, ее лицо светилось.
Я снова себя назвала.
— А я — Лена! — ответила она.
— Че такая радостная? Выписывают? — спросила Марина.
— Неа! Мне на узи сказали, что девочка будет!
— Поздравляю… — выдохнула Марина.
— Ой, извини, Марин… — смутилась Лена.
Хрупкая, бледная как опенок, Лена виновато поправили свою стрижку-«шапочку», легла на постель поверх одеяла и взяла с тумбочки книгу «В ожидании ребенка».
Марина сжалась в комок и натянула одеяло до подбородка. Она походила на царевну-лягушку. Округлое лицо с пухлыми щечками, большие зеленые глаза, конопатый нос, широкий рот и рыжеватые кудряшки, обрамляющие лоб.
В палату заглянула медсестра:
— Где Брыкалова?
— Там, где и всегда, — ответила Марина.
— Ареват Мамедовна, принесите нам, пожалуйста, кислород, — попросила Лена.
— После процедур. Ты почему копаешься в пакетах, — обратилась она ко мне, — тебе предписан строгий постельный режим.
— Что значит кислород? — спросила я, укладываясь, когда медсестра ушла.
— Подушка с трубочкой, чтоб дышать. Мы же на улицу не выходим, а ребеночку кислород нужен, — ответила Лена, оторвавшись от книги.
— Моему уже ничего не нужно, — тихо сказала Марина, — какая же я дура. Какая дура! Столько лет не могла забеременеть, а теперь натворила такое! Попросила своего комод передвинуть, хотела перестановку сделать, а он не захотел. Так я назло сама двигать стала, когда он на работу ушел. А сегодня меня почистили… Гребаный комод!
Она потянулась за бутылкой воды к подоконнику, одеяло сдвинулось, и в просвете показался пропитанный кровью марлевый ком, наверченный как подгузник.
— Меня пронесло, тьху-тьху-тьху, а ведь то же самое могло случиться на нервной почве.
— И ты тяжесть подняла? — спросила я.
— Нет, это все из-за рубашки.
— Какой рубашки?
— Из-за черной, — сказала Лена, отложив книгу, — я как-то пришла домой, вижу, черная рубашка лежит на стуле. У меня такой не было, у мужа тоже. Я потом у него спросила, он сказал, что понятия не имеет, откуда она взялась. А на манжете булавка приколота. Я скорее на кухню. Взяла святую воду и подхожу к ней. А она встала и пошла. Это нечистая ко мне приходила…
Марина зло захохотала:
— Как это пошла?
— Ну как будто надета на человека-невидимку.
— И ты веришь во всю эту хрень? — все еще смеялась Марина.
— Да я как увидела, у меня все сжалось внутри! Теперь вот матка в тонусе, — Лена вернулась к чтению.
— А у тебя что, тоже черная рубашка? — Марина принялась за меня.
— Белые брюки, — ответила я.
— А ты в карманы заглядывала, там булавок не было? — язвила Марина.
— Заглядывала. Там был телефонный номер какой-то Кати.
— Нужно было сжечь эти брюки! — сказала Лена.
— Они сами исчезли.
— Как это?
— Так же, как и появились, — ответила я, и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросила: — А что у этой, как ее, Брыкаловой?
— О, это отдельная песня! — сказала Марина. — У нее преждевременные. Родила мальчика на шестом месяце. На рынке работала, ящики с фаршем таскала. Муж не работает, бухает. Родители ей приносят еду, а она от персонала бегает, ему колбасу с помидорами носит. Они рядом живут, вон из окна дом виден. Он приходил вчера — это кошмар! Ну и рожа.
— А ребеночек жив?
— Жив. Лежит в барокамере. Она молоко сцеживает, а медсестры кормят через катетер, только эта дура сцеживаться забывает, смоется к своему алкашу и сидит там полдня, стережет, чтобы не украли.
Лена повернула к нам открытую книгу и показала схему развития плода по неделям:
— Ой, мамочки, посмотрите, какая она сейчас!
— Головастик, — усмехнулась Марина.
— Слушайте, что они пишут: беременность не случайно сравнивают с эволюцией. Действительно, в первые недели своего внутриутробного развития будущий ребенок проходит все этапы жизни на планете Земля, начиная ее с простейшей клетки в утробе матери. Возможно, поэтому эмбрион человека в первые два месяца почти неотличим от эмбрионов любых других живородящих существ. И только после этого природа начинает придавать эмбриону человеческие черты… Бред какой-то… — Лена закрыла книгу и положила на тумбочку.
— Почему бред? — спросила я.
— Потому что не верю я во все эти эволюции, человека создал Бог…
— Ну да, надел черную рубашку, закатал рукав и давай создавать! — хохотнула Марина.
— Не верю! Как из ничего, из ниоткуда, из какой-то одноклеточной молекулы могло образоваться такое высокоорганизованное существо! Даже если за миллионы лет из одной клетки и получилась обезьяна, то откуда в ней появился разум? Скажи?
— В некоторых обезьянах он и по сей день не появился, — ответила Марина, — ты еще скажи, что Солнце вращается вокруг Земли, темнота.
Лена посмотрела на меня, ожидая поддержки:
— А ты во что веришь, в Бога или в эволюцию? — спросила она.
— И в то и в другое, — ответила я.
— Как это может быть, в Библии написано, Бог создал небо и землю, — удивилась Лена.
— Библия — это притча, текст, написанный иноязыком…
Вошла Ареват Мамедовна, и наш теологический спор прекратился. Она вкатила стойку для капельницы и оставила возле моей кровати. Лену с Мариной забрала в процедурный кабинет, а мне велела готовиться к вливанию. Оставшись в палате одна, я закатала правый рукав и удобней уложила голову на подушку. Надо мной, как башня, стояла подставка с перевернутым пузырем на вершине.
Скрипнула дверь. В проеме показалась черная рубашка. Она подплыла к кровати, где только что лежала Лена, растерянно развела в стороны рукава, выскользнула из палаты и направилась в сторону процедурного кабинета.