Зеленый фронт

112

Огромный лесной массив северо-восточнее поселка Барановичи. Территория Белорусской АССР. 20 ноября 1942 г.

В одной из землянок, вырытых в русле давно высохшего лесного ручья, разговаривало четверо. Все были жителями нескольких окрестных сел, вынужденные уйти под защиту леса с началом немецкой оккупации.

— Поговорить треба, — начал один из них едва все вошедшие сели за дощатый стол. — Слышал я от бойца одного, что Советы возвращаются. Немцам дали хорошо под зад, — сидевшие рядом с ним мужики довольно улыбнулись. — Говорят, теперь все как раньше будет. Слышал об этом, Мирон? — все повернули головы в сторону седого как лунь старика, пользовавшегося непререкаемый авторитетом у большей части жителей лесного лагеря. — Обчество хочет знать, что делать будем?

Слухи о скором приходе Красной Армии и возвращении старых порядков гуляли по лагерю уже не первый день. Выцарапанные у партизан крохи информации о наступлении советских войск с каждой новой передачей обрастали все новыми и новыми подробностями. Вскоре почти каждый житель лесного лагеря, от сопливого пацана до убеленного сединами старца, был убежден, что всех, кто оставался в оккупации, и у кого нет специального документа о сотрудничестве с партизанами, ждет если не сибирский лагерь, то ущемление в правах точно. Зная весь этот разгул слухов и их полную несостоятельность, дед выждал несколько секунд.

— Что кум поджилки трясутся? — посмеиваясь спросил он у задавшего вопрос. — Эх вы… Вона какие вымахали орясины, сединой уж покрылись, а ума-то ни на грош не прибавилось! — с укоризненной проговорил, он обведя глазам всех троих.

— А что? — крупный мужик в потертой косоворотке смял в руках кепку. — Гутарят же, что идут красные… С руки им врать-то?! Чай мы не цаца какая, чтобы нам врать-то… Командир ихний руками аж махал. Мол колхозы по новой станут. Теперича вообще всё собирать будут — и поросей, коз и курей. Как жить то будет, Мирон? — он насупил брови, всем видом показывая, что уж он-то добровольно отдавать своих кур точно не собирается.

— Сколько раз тебе, дубина ты стоеросовая, говорить, что не надо всех брехунов слухать! — дед не на шутку взъярился, сбрасывая с себя весь степенный вид. — И людям скажи, что нечего болтать что нипопадя! Эх! Раньше, чай тоже гутарили, что в колхозы всё будут забирать! И что! Кто твоих курей заберет, Кондрат?! — казалось еще чуть-чуть и старик, привстав, стукнет по лбу своему собеседнику. — Помнишь, как брехали, что в колхозе все будет общее — и буренки, и лошади и… женки? Мол, всех баб в селе соберут в клубе и станут они общими. Тоже языком махали! Все вместе на полу спать будем, одним одеялом укрываться будем из одной миски хлебать будем…

С каждым новым словом Кодратий опускал голову все ниже и ниже, словно хотел спрятаться под крепкой столешницей, а его соседи, по-видимому, думавшие до этого точно также, скромно кряхтели в длинные бороды.

— А людям вот что передай-те, — успокоившись через несколько минут, проговорил он. — Говорил я с Отцом, — Кондратий моментально вскинул голову, да остальные двое оживились. — Все он знает. Отец сказал, что детей своих в обиду не даст. Оборонит от любой напасти, спасет от любого лихоимства… Ясно?

Те с довольным видом закивали головами.

— И еще, панове, — по старинке, на польский манер, обратился к ним Мирон. — Отец сказал, что мы можем в свои села и не возвращаться. Говорит здесь селитесь, места много, а дальше и луга заливные… Много здесь земли нетронутой.

— А власть как же? Кто же нам даст жить по старине? — быстро, словно боясь что его заткнут, спросил сосед Кондратия, полненький мужичок с довольно длинной и аккуратно расчесанной бородой. — Раньше вона, чуть что, сразу тебе в лоб «кулак», «мироед», а потом все до нитки заберут… Совсем голыми по миру пустят! — однако, судя по ухоженному виду, добротной одежде, ниток у мужика после любой напасти оставалось более чем достаточно, чтобы сшить себе не самую бедную верхнюю одежду. — Дадут ли нам самим жить?

Дед в ответ усмехнулся и вытащив из кармана пиджака деревянную статуэтку, демонстративно положил ее на стол. Глаза собравшихся на несколько секунд скрестились на ней.

— Видели, по лагерю один летун шатается? — с хитрым прищуром спросил дед, теребя фигурку. — С партизанами недавно прибрёл к нам…

— Видели, видели, — в разнобой ответили те.

— И что? — вновь подал голос Кондратий. — Много их теперь здесь шатается. Все ходят и ходят, как будто бы вынюхивают что-то… А этого видел я. Да, недавно совсем… Паренек как паренек. Нормальный, вроде. Вон куревом у него вчера разжился. Бери, говорит, дядя, все. У меня, мол еще есть, — он положил на стол почти полную пачку папирос «Герцеговина Флор». — Нормальный…

Старик с кряхтением засмеялся.

— Знаете, кто этот летун? — Мирон сделав крошечную паузу, продолжил. — Это подполковник авиации Василий … Иосифович, — на лице у Кондратия мелькнула понимание того, кто ему отдал свои папиросы. — Сталин! — теперь же у остальных двоих округлились глаза. — Это сын товарища Сталина. Старший вона на войне с немаками сгинул, а второго он к нам прислал. Поняли?!

Бывшие колхозники-крестьяне были мягко говоря ошарашены. Для них и раньше, до войны, любой начальник выше их должности председателя казался очень важным человеком, а уж какой городской партийный деятель — вообще воспринимался в качестве небожителя.

— Как так сын товарища Сталина? — тихо прошептал Кондратий, пытаясь незаметно отодвинуть пачку папирос от себя. — Он же в Москве?! — он с таким ужасом смотрел на эту пачку, что это было заметно и остальным.

— А ты что думал, здесь тебе в бирюльки играют? — дед явно наслаждался испуганным видом одного и растерянностью других. — Теперь сын товарища Сталина будет с нами. Отец так сказал.

Старик знал об этой истории гораздо больше остальных, но даже он не был в курсе всего, что происходило в этот момент недалеко от них. Личное соглашение между Сталиным и Лесом, залог соблюдения которого и явился сын Вождя, подробно обговаривало очень многие вопросы, которые в силу своей исключительной секретности нигде не фигурировали на бумаге.

В это время в рамках заключенных договоренностей на юго-восточной оконечности лесного массива с парашютами выбросилось несколько полков бойцов НКВД, полностью экипированных в предоставленные Лесом обмундирование и амуницию. Встречавшие их партизаны из бригады Кольцова, которым было приказано поступить в распоряжение командира десантников, в первые секунды контакта чуть не открыли огонь на поражение. Падавшие с неба мешковатые фигурки буквально на глазах превращались в нечто совершенно чуждое глазу, отчего указательный палец у хозяев так и просился нажать на курок. Лишь благодаря выдержке десантников и счастливому стечению обстоятельств обе стороны не перестреляли друг друга.

Именно этим подразделениям предстояло взять данный район под плотную охрану, выстроив несколько колец защиты по периметру территории.

— Добрый вечер, товарищ майор…, — козырнул Козлов, едва закончилась взаимная мерка заготовленными мандатами. — Не хорошо получилось. Мои чуть стрелять не начали, — не смог не сказать он по поводу ощетинившихся оружием партизан, по инерции продолжавших держать под прицелов командира десантников и пару сопровождающих его бойцов.

— Нормально, Василий Иванович, или лучше комбриг? — с улыбкой, намекающей на легендарного комбрига, а позднее и комдива-тезку, сказал Судоплатов. — Бойцы твои хорошо среагировали. Правильно! А то летит не знамо кто и что тут прикажешь сделать? Одни вон могут в носу ковыряться, а другие, вишь, за оружие схватились, — он кивнул на опускавших стволы автоматов и винтовок партизан.

Козлов тоже в ответ улыбнулся. Что еще на это скажешь? Что именно с ними прошел с боями всю Украину?! Или что у каждого из них на счету не по одному десятку, а то и сотне лично убитых гитлеровцев? Вот и оставалось ему добродушно улыбаться…

Хотя когда Василий Иванович хотел повернуться к своим, то от увиденного … волосы его непроизвольно зашевелились под фуражкой. Вокруг них, стоявших почти в самом центре крупной поляны, начала шевелиться земля. Невысокая, по щиколотку трава, заходила ходуном. Из под нее полетели вверх комья земли, дождем осыпавших бойцов. Козлову стало дурно, словно от морской качки.

— Черт! — заорал от испуга кто-то из его окружения, при виде вылезшей темноты прямо из под его ног. — Засада!

— Справа! — крикнул второй, поднимая ствол пулемета. — Справа обходят!

Поляна, еще секунду не знавшая солдатского сапога, превратилось в рваное месиво, на котором стояли расплывающиеся в глазах фигуры людей. В заходящем солнце их очертания казались размытыми, не четкими…

— Отставить! Я сказал — отставить! — неожиданно властным и хорошо поставленным голосом приказал Судопатов, котоому тоже не мало досталось от летевшей с неба земли. — Что за цирк?! Что за самодеятельность? — стряхнув с фуражки землю, он грозно спросил у снимающих маскировочные костюмы десантников. — Лейтенант Вереяев, опять твои шуточки?! — сразу же он выделил довольно молодого лейтенант, который стоял в первых рядах среди десантников и еле уловимо улыбался. — Не наигрался еще? Я если бы стрелять начали?

Тяжело дыша, Козлов только сейчас понял, что ни ему ни его бойцам, которые пару секунд назад так грозно держали гостей под прицелом, ничего тогда не светило. Оказалось, это не они держали их на мушке, а наоборот, их держали под полным контролем и могли в любой момент уложить в землю.

— Нет, товарищ майор! Не начали бы! Они бы даже пикнуть не успели, — молодцевато ответил он и Козлов с ним мысленно полностью согласился. — В таком костюме нас не обнаружишь… Вот если только наступишь.

Судоплатов на такое только поморщился, словно от зубной боли.

— Хватит… Собирай всех, сейчас выдвигаемся, — недовольно проговорил он. — Ты, Василий Иванович, не обижайся, — попросил он у немолодого комбрига, заметив что-то у того в глазах. — Молодой еще, кровь играет. Не со зла он, — он протянул Козлову руку и дождавшись ответа, крепко пожал ее.

— Молодой…, — негромко произнес партизан, неуловимо поеживаясь от недавно пережитого неприятного чувства. — Что это на нем такое? — спросил он и сразу пожалел о своей не сдержанности.

Десантники со снятыми с головы капюшонами все равно производили странное впечатление. Если бы в тот момент Козлова или его бойцов из окружения спросили, что же они почувствовали при первом взгляде, то с высокой вероятностью их ответ бы был — чужеродность.

— Маскхалат «Лещий», — скупо ответил Судоплатов. — Только-только поступил в войска.

Козлов машинально кивнул. Естественно он уже встречался с маскхалатом, да и в его бригаде разведка частенько использовала разные самоделки подобного рода — раскроенную в качестве накидок зелено-черную ткань с прикрепленными пучками мочала. «Да, какие это к черту маскхалаты! — выругался он про себя. — Куски тряпок и старой тряпки! А вот это…». Десантники, проходившие мимо них, пропадали из виду едва отходя на несколько метров. Конечно, быстро наступающая ночь также нем мало этому способствовала, но в том то и дело, что всего лишь способствовала. В такой темноте и человекообразность вообще пропадала.

— Командир, командир, — Козлов дернулся в сторону, его кто-то шепотом позвал. — Это я, командир, — справа от него из темноты появился командир его разведвзвода. — Я тут пошептался с одним, пока вы с майором разговаривали…, — Судоплатов в этот момент, судя по доносившемуся до них рассерженному голосу, кого-то распекал. — Он говорил, что костюмы эти живые, — Василий Иванович не удивился не потому, что догадывался, а потому что на этой проклятой войне просто перестал удивляться. — Мол кормить их надо… Я ему в табло хотел за такие байки выдать, да показал он …, — Козлов все же заинтересованно склонил голову.

— … ать! Почему не проследили?! — время от времени до ни доносились особо эмоциональные высказывания майора. — … олжны на себе таскать и пылинки с ни сдувать, как со своих родных…онял? — чувствовалось десантники что-то или кого-то потеряли. — Искать! Веряев, твою…! Полчаса тебе! Искать!

Через пару секунд, тяжело вздохнув, он появился из темноты и встал рядом с партизанами.

— Вот бараны! — чуть не прорычал он. — ЧП у нас, Василий Иванович. Двоих потеряли при высадке. Парашюты раскрылись, а куда вынесло не понятно… Сеанс связи скоро, — он ослабил ворот гимнастерки по маскхалатом. — Черт, что докладывать…

— Кого потеряли? Радистов? — спросил Козлов.

— Если бы, — проговорил майор, вытирая пот со лба. — Если бы радистов… Пассажиров потеряли, — комбриг также почувствовал, как струйка пота, неприятно холодя, пробежала между лопаток. — голову за них оторвут…