114

Белорусская АССР. Лесной массив западнее Барановичей.


— Голова! — высокого и нескладного как жердь Дакиневича окликнул ротный «5». — Привал треба. Люди чертовски вымотались за эти дни, — почерневшее, осунувшееся лицо командира равнодушно повернулось в его сторону. — Еще пара часов и они просто лягут на землю…

Дакиневич остановился и посмотрел на бредущих за ним людей. Остатки «Белорусского легиона», еще полгода назад блиставшего на старинных улицах белорусских городков, сейчас представляли собой жалкое зрелище. Несколько сотен людей в разномастном обмундировании устало месили стылую ноябрьскую грязь. У многих не было оружия, часть сечевиков щеголяла серо-бурыми бинтами, кое-как намотанными на раны. «Четыреста, может пятьсот, — прошелестел голова. — Вот и все, что осталось от легиона… А было время». Он закрыл глаза и перед ним на какие-то мгновения всплыло яркое до безумия видение… Вот он, еще недавно обычный районный референт управы Слонимского района, а сейчас Голова Белорусского легиона, сидит на жеребце, которые в нетерпении грызет шенкеля и перебирает копытами. Его сапоги вычищены до такой степени, что в ним можно смотреться словно в зеркало. На кепи немецкого образца блестит кокарда, с которой гордо смотри «Пагони» (придуманный белорусскими националистами герб Белоруссии, на котором изображался несущийся во весь опор всадник с занесенным клинком). На рукаве кителя серо-стального цвета, красуется белая нарукавная повязка с цветами родного ему флага… Он с восторгом смотрит на стройные колонны сечевиков, которые с маршем проходят мимо него…

— Голова? — опять подал голос ротный, судя по виду вымотавшийся не меньше остальных. — Привал?

Услышав долгожданное слово «привал», ближайшие к ним легионеры жадно уставились на голову. Несколько бойцов, едва почуяв остановку, сразу же опустились на землю. Не обращая внимания на влажную листвы и оставшиеся кое-где островки не растаявшего снега, они сбрасывали с себя мешки, оружие и с наслаждением вытягивали ноги.

— Хорошо, привал, — прохрипел Дакиневич, прислоняясь спиной к березе и вновь закрывая глаза. — Командиров давай ко мне…

Он даже не заметил, как стоя провалился в болезненную дрему… Видение снова посетило его. Он на площади, перед высокой трибуной, за которой стояло несколько немецких офицеров из СД. За его спиной стояла часть подразделений легиона — наиболее отличившиеся в карательных операциях против партизан из 13-го полицейского батальона, 2-го стрелкового батальона Белорусской Краевой обороны и «Союза Белорусской молодежи». Его переполняет гордость… Вот под бравурную музыку полный, с багровым лицом офицер преподносит ему «Железный крест»…

— … Все здесь. Командир! — кто-то тормошил его долго и казалось безуспешно. — Все в сборе.

Даникевич вытащил замызганную карту района, через который они пробирались уже несколько дней, и выложил ее на расстеленную на земле чью-то плащ-палатку.

— Вот, — заскорузлый с обгрызенным ногтем палец ткнулся в темный массив. — Верст сорок еще тяпать и тот район начнется.

— Голова, а можа ну этих бошей с их заданием?! — предложил один из ротных — грязный по самые брови мужик с перевязанной рукой. — Поганый это район! — его палец тоже очертил цель их рейда. — Полгода назад только здесь вынесли со всеми потрохами почти цельную дивизию… — зловеще продолжил он. — Братан говорил немцы даже технику там бросили. Мол до сих пор в лесу коробки торчат… Это до проклятой лихоманки, — последняя фраза уже прозвучал в полной тишине.

— Не хрена там делать, — поддержал его ротный, стоявший рядом с первым. — Там поди партизан до черта! Вчера вон всю ночь самолеты над головами летали… Чую, Советы рыщут тут, — словно в подтверждение он шумно принюхался, будто и правда почуял советские войска. — Надо поворачивать и назад…

Все это время, пока они переговаривались, Даникевич снова задремал, хотя со стороны казалось что-то просто глубоко задумался… Виделась ему деревенька Оселец, что почти в пятнадцати верстах от районного центра. Был он направлен туда со своим, тогда еще небольшим, отрядом для помощи немцам в поимке партизан. Их там и в помине не было, но погуляли они все равно знатно! … Он словно в реальности слышал, как визжала от боли грудастая дева, которую за волосы волокли от горящего дома; как громко и издевательски смеялся толстого унтера, наблюдавшего всю эту картину. Крестьянку волокли по пыльной дороге, отчего серо-желтый налет густо ложился на ее задиравшееся платье, полные белые ляжки… Ничего не замечая вокруг Динкевич причмокнул губами… Руки сразу же вспомнили извивающееся мягкое тело, от которого умопомрачительно пахло теплым парным молоком; прикосновение к шелковистым густым волосам, спадавшим почти до пят… Вспомнилась дрожь всего тела и мгновенно последовавшая за этим разрядка…

— … Говорю же вертать в зад оглобли надо, — продолжал напирать все тот же. — У нас сейчас даже не бригада, а одни огрызки. У меня вон половина без винтарей… А у второй итальянский хлам, спасибо бошам, хоть это оставили.

— Голова! — еще двое, ничего только так и не сказавшие, выжидательно смотрели на командира. — Так как?

— Болваны! — практически выплюнул из себя Динкевич, вовремя придя в себя. — Куда повернуть? Назад? Ну пойдем назад и что дальше? — он вопросительно посмотрел на самого шебутного. — НА какой хрен ты там немцу сдался?! Без оружия! Без одежи! Вон смотри на своих бойцов! — тот непроизвольно обернулся. — Да, немцы сами нас там шлепнут и, правильно сделают! Потому что они не дураки!

Ротный, только что настаивавший на бегстве, насупился.

— Никому мы там не нужны! Они сами шкуры спасают…, — распалялся Динкевич. — А вот, если мы придем не с пустыми руками…, — он сделал неожиданную паузу, с удовольствием наблюдая, как вытягиваются лица сидевших. — А с чем-то важным…, то тогда можно и поговорить, — он опустил взгляд на карту и вновь ткнул пальцем в карту. — Повторяю же вам, все это дерьмо отсюда началось! Вот, тут! Нам главное узнать, в чем тут дело было… И тогда валить обратно можно. Поймите же никому мы там без порток не нужны! Там и так силища собирается! А вот с информацией не только всех примут, но и приветят.

Вновь и вновь убеждая их, Динкевич ни чуть не лукавил. Действительно, остаткам Белорусского легиона их бывшие хозяева вряд ли сейчас будут рады. После странных событий последних месяцев, когда в страшных мучениях вымирали целые немецкие гарнизоны, когда на станции с Востока прибывали целые эшелоны мертвецов, включая и машинистов, когда с на аэродром садились бомбардировщики с разложившимися телами летчиков и штурманов, немецкое командование полностью отказалось от любы контактов с национальными формированиями на этих территориях. И это не удивительно! Когда в подразделениях мрут как мухи исключительно немцы, поневоле задумаешься о том, кто виноват?

Еще Динкевич мог бы рассказать об одном интересном разговоре с полоумным немцем, заживо гнил на его глазах. «Они бросили меня здесь подыхать… Бог им судья, — бормотал немец, на плечах которого блестели остатки золотого шитья. — Безумцы, они безумцы! Это так просто не остановить! … Бежать, бежать — вот что они выбрали, — его глаза лихорадочно блестели. — Ха-ха-ха! — выплевывая сгустки крови смеялся он. — Безумцы! Надо идти назад! Назад! В этот проклятый лес! Нам почти удалось…Слышишь меня камрад? — его глаза невидящи смотрели прямо вперед. — Ты здесь? Скажи хоть слово, камрад? … Ха-ха-ха! Ты здесь. Так вот, нам почти удалось пробиться в самый центр их логова. Гренадеры добрались до землянок… Вот! — его мосластая пятерня хватанула Динкевича а плечо. — Они были у меня вот здесь! Я знаю, это проклятое оружие была там… Оно было в паре шагов от меня… Ха-ха-ха! — его снова охватил безумный смех, от которого ужас пробирал до костей. — В паре шагов, я мог дотянуться до него рукой. Ты понимаешь, камрад? Эти выродки создали страшное оружие, — его голос упал до шепота и Динкевичу приходилось наклоняться к самым губам умирающего генерала. — Господи, за что ты так ненавидишь немцев? — из его рта пошла потоком почти черная кровь. — За что?».

— Нам надо попасть в этот район, — вновь повторил он, всматриваясь в лица своих заместителей. — Они думают, что тут одни… никто не знает о нас. Надо спороть все это, — он показал на кокарды и повязки. — И нацепить звезды… Если ударим внезапно, у нас будет шанс… А эту всю шваль пустим вперед, — Динкевич кивнул на отдыхавших сечевиков. — Разделим бригаду на несколько частей. Весь сброд соберем в одной, которая будет отвлекать внимание и собственно будет играть за Белорусский легион, — ротные понимающе переглянулись. — Сами перекрасимся. В этом тряпье нам сам черт брат! Сейчас хрен разберешь, кто сечевик, а кто партизан… Понятно?

Вдруг, недалеко раздался женский крик, через мгновение смолкнувший. Все обернулись. Прямо через лужи к ним шли пара легионеров из охранения, гнавших перед собой двух женщин.

— Голова, пымали тут недалече, — вытолкнув женщин вперед, доложил старший. — Вот, падла, кусалась как кошка, — пнул он ту, что постарше.

— Черти, разложить что ли же успели? — раздраженно спросил голова. — Да?

— Ага, как же…, — пробурчал один из легионеров. — Одна монашка, а вторая — больная похож… Больно охота мараться. Подхватишь еще чего-нибудь.

И действительно, женщина постарше, стояла сложив руки, словно на службе и молча шевелила губами. На голове у нею был черный платок, надвинутый почти на самые брови.

— И всю дорогу так, — кивнул на нее легионер. — Бормочет и бормочет… Вторая, вон, глазищами зыркает, того гляди вцепится.

Та стояла с вызывающим видом, словно это не ее поймали, а она взяла их в плен. Пронзительные черные глаза буравили Динкевича, отчего ему становилось явно не по себе. В какой-то момент ему показалось, что кто-то выворачивает его наизнанку. Вот так медленно берет и рукой достает его нутро — все внутренности наматывает на ладонь и тянет, осторожно тянет…

— Вот, вот, — легионер сдернул накидку с девушки, обнажая ее плечи. — И вся спина такая.

По девичьим плечам змеились буро-черные рубцы, отвратительно стягивающие кожу на всем своем протяжении. Они причудливо извивались, то пропадая на внутренней стороне рук, то снова появляясь на их видимой стороне.

— Что это такое? — едва не сплевывая, пробормотал голова.

Девушка усмехнулась и с видимым удовольствием потянулась, отчего создалось впечатление, что на ее руках ожили змеи и начали двигаться… Черные жгуты то и дело сменялись бурыми, потом багровыми. Казалось, ее плоть пластична и способна пропускать в себя инородное…

— Ведьма! — прошептал с отвращением Динкевич, с силой ударив девушку по лицу. — Проклятая ведьма! Пока в обоз ее! Потом займемся… Тварь, — плюнул он в ее сторону.

Слизывая языком кровь с разбитых губ, девушка неожиданно засмеялась. Обнажились крупные ровные зубы, через которые просачивалась красноватая жижа.

— Покойники! Ха-ха-ха-ха! — жуткий смех в исполнении избитой в кровь девицы сразу же напомнил Динкевичу точно такой же смех умирающего немецкого генерала. — Вы же покойники, — широко раскрытыми словно от удивления глазами она оглядела всех, кто ее окружал. — Вы только еще не знаете об этом! Все вы! Ты! Ты и ты! — она кружилась на месте и ее вытянутый палец попеременно указывал то на одного, то на другого сечевика.

— Сучка, — с воплем один из легионеров сбил кружащуюся девушку на землю. — Жидовская подстилка! Закрой свою пасть! — он несколько раз с силой вбил приклад ей в живот. — Молчи!

— Мертвецы! Ха-ха-ха-ха! — смеялась она как сумасшедшая, катаясь по земле и даже не стараясь уворачиваться от ударов. — Вам же говорили, не появляться в лесу…, — очередной удар, попав прямо в колено, отозвался неприятным хрустом. — Сдохните! — она уже не кричала, а хрипела, то и дело харкая кровью. — Сдохните все до единого… Лес вас пожрет и не оставит ни единого следа…

Отдыхавшие недалеко сечевики, привлеченные странным зрелищем, столпились за спинами своих командиров. Они со странным чувством смотрели, как девушку месили ногами пара здоровых мужиков, а она лишь хрипела в ответ и время от времени жутко смеялась…

Загрузка...