Земля ягуара

Глава одиннадцатая

Через несколько часов экспедиционный корпус выходил за ворота. Первыми исчезли в чаще разведчики, чьи шляпы были утыканы веточками, за ними выехал Кортес на высокой рыжей кобыле, в паре с верным Альварадо, потом конники, а следом Ромка вывел своих меченосцев. Обоз, с которым ехали церковники, оружейники и Агильяр с Мариной, замыкал шествие. Монах о чем-то спрашивал женщину, та коротко отвечала и иногда смеялась, встряхивая головой, отчего ее черные прямые волосы веером разлетались за спиной.

Несколько лиг колонна двигалась с извечными грубыми солдатскими шутками, в толпе то и дело раздавались вскрики и взрывы хохота. Потом они затихли – люди подустали на жаре. Солнце разогрело панцири так, что многие казались себе фазанами, зажариваемыми в глине, но Кортес настрого запретил снимать доспехи. Наконец впереди блеснуло изогнутое лезвие реки. Почуяв воду, кони прибавили шагу, за ними поспешила пехота.

Через речку, весело бурлившую меж отлогих берегов, был перекинут каменный мост. Глыбы, пошедшие на его постройку, были столь массивны, что совершенно не укладывалось в голове, как и зачем туземцы строили это титаническое сооружение. Хватило бы и двух досок.

Всадники ударили коней шпорами в бока. Зацокали железные подковы. Пехотинцы, чтоб хоть как-то остудиться, полезли в воду прямо в кирасах, подняв повыше аркебузы и арбалеты. Ромка тоже собрался окунуться в чистый неглубокий поток, но замер, уставившись на каменную кладку. Сначала он не мог понять, что так привлекло его внимание, а когда сообразил, у него чуть глаза на лоб не полезли. Огромные стопудовые валуны неведомые строители подогнали друг к другу очень плотно, но следов обтесывания, сколов и разломов заметно не было. Они были расплавлены, как воск, и вдавлены один в другой. Ромка почесал затылок, вспотевший под тяжелым марионом. От ковалей он слышал, что в кузнечном горне камни плавятся и текут, но, остывая, они рассыпаются в песок, а не твердеют.

– Ромка, ты бы не стоял тут один, – вывел его из задумчивости голос Мирослава. – Индейцы в любви и дружбе клянутся, но это на словах.

– Да, дядька Мирослав, пойдем, а то отстали мы что-то, – ответил Ромка, смотря под ноги и прикидывая, какая сила могла сотворить такое с камнями.

Впереди раздались крики. Ромка с Мирославом прибавили шагу. Колонна остановилась на перекрестке, где грунтовая дорога переходила в замощенную крупными гладкими камнями, обработанными тем же способом, что и кладка моста.

Сколь хватало глаз, прямой линией взбегала она на очень пологий холм и упиралась в огромные ворота, над которыми высились две ступенчатые усеченные пирамиды сторожевых башен. Белая стена, скругляясь, терялась из виду. Над стеной колыхались зеленые маковки вековых деревьев и возвышалась ступенчатая пирамида со стесанным верхом. На ее плоской верхушке пылал большой костер, видимый даже в ярком солнечном свете. От широкого русла дороги в стороны отходили тонкие ручейки грунтовок, каждый из которых вел к солидной, дворов на пятьдесят, деревеньке.

– Матерь Божья! – выразил общее мнение чей-то неуверенный голос. – Город. Вполнеба. А до него еще полдня пути.

Кортес привставал на стременах и принялся разглядывать окрестности в небольшую подзорную трубу.

– Дон Рамон, отрядите десять мечников и пяток стрелков. Пусть встанут дозором у того камня. А мы посмотрим, что тут у них в деревне. – Он ткнул кобылу каблуками в бока.

Будучи отличным наездником и любя лошадей больше, чем людей, Кортес принципиально не носил шпор.

К первой деревне они подошли минут через десять. Деревенские жители испугались конкистадоров, а особенно их коней, и убежали в лес, бросив в очагах котлы с закипающей похлебкой и пустые ведра у колодца.

На главной деревенской площади высилась над тростниковыми хижинами небольшая, саженей в пять, пирамидка, миниатюрная копия той, что виднелась из-за городских стен. Сложена она была из массивных блоков, отполированных ветром и выщербленных дождем. Каменные бока ее были покрыты незнакомыми испанцам символами и изображениями змеев с перепончатыми плавниками или небольшими крыльями на месте ушей.

Внутрь вел квадратный проем под массивным каменным козырьком с прихотливым цветочным узором. Из дыры в потолке прямо в пол упирался яркий луч солнца, все остальное внутреннее пространство оставалось в тени. На срезанной вершине пирамиды, искря и потрескивая, горели вязанки хвороста. Резной камень за ямой для костра покрывали какие-то бурые потеки. Вокруг распространялся густой тошнотворный запах.

Мирослав подошел к пирамиде, задрал голову, внимательно осмотрел рисунки, покрывающие ее скаты, заглянул за нее и отшатнулся. Ромка первый раз видел его таким бледным и растерянным. Отодвинув руку, пытающуюся загородить ему проход, он тоже глянул туда и с трудом удержал в желудке то, что съел на завтрак.

В неглубокой яме горой, внавал, лежали трупы, полуразложившиеся и совсем свежие. У многих не хватало рук и ног, почти у всех были распороты грудные клетки и животы, из которых вываливались наружу серо-зеленые кишки. У некоторых они были специально вытащены и намотаны вокруг оставшихся конечностей. Несколько солдат подошли посмотреть, что же так напугало молодого дона. Один отскочил как ужаленный, второй упал на четвереньки, пятная черной желчью глинистую землю.

– Это нелюди какие-то, – проговорил Мирослав, с трудом разжимая челюсти, сведенные не то яростью, не то отвращением.

Остальные солдаты не очень-то прониклись мерзостью увиденного и двинулись по брошенным домам с целью чем-нибудь поживиться. Они забирали с деревянных блюд свернутые в трубочку лепешки с начинкой из мяса и овощей, снимали с огня похлебку, вынимали кур из глиняных печей, но тех птиц, что бегали по дворам, не трогали. Кортес запретил мародерство под страхом наказания. Перед глазами солдат еще свежа была картина отлетающей на песок ноги сеньора де Умбрия.

Капитан-генерал спрыгнул с коня, дал знак Агильяру с Мариной следовать за ним и пошел к пустому храму. Альварадо пристроился за командиром. Следом увязался и Ромка.

Впятером они с трудом втиснулись в узкую комнату с низким потолком. В середине небольшого помещения стоял каменный столбик, покрытый тонкой резьбой. На его плоской верхушке была выточена площадка, на которой красовался золотой божок с выпученными глазами. Кривенькие ножки уродца обвивали многочисленные цветочные гирлянды. Вокруг в каменной оградке стояли еще несколько десятков разных статуэток из низкопробного золота. Они тоже были засыпаны свежими лепестками.

Из окна в крыше сорвалась тяжелая багровая капля и упала прямо на голову божку. На его квадратном головном уборе оказалось углубление, в котором медленно подсыхала свежая кровь.

«Тьфу, пропасть! – подумал Ромка и с трудом сглотнул густую горькую слюну, собравшуюся под языком. – Что ж у них за кошмары-то такие делаются?!» Мысль замерла, стукнувшись в лобную кость. Привыкшие к полумраку глаза различили, что все стены комнаты обвешаны человеческими черепами. Большие и маленькие, коричневые и выбеленные до блеска, они смотрели со стен пустыми глазницами, щерились желтыми зубами.

– Красиво как! – послышался тонкий голос Марины, говорящей по-испански с заметным, но очень приятным мягким акцентом.

– Ничего. Только золота нет совсем, – отозвался Кортес.

– Как нет – есть. Только мало. Но главное, что есть, – добавил Альварадо.

Ромка выскочил на солнечный свет и вдохнул свежий воздух, пахнущий цветами.

– Сеньор де Вилья, где капитан-генерал? – спросил подбежавший солдат. Пот ручьями тек из-под сдвинутого на затылок шлема.

Ромка припомнил, что это один из людей, которых он послал прикрывать перекресток.

– В храме. А что случилось?

– Индейцы…

– Что, к битве готовиться? – ухватил Ромка солдата за рукав.

– Нет, – успокоительно махнул рукой тот. – С подарками явились. С едой. В гости зовут. В столицу!

– Это хорошо. Доложи!

Ромка разжал пальцы и присел в теньке, наблюдая, как из храма чинно выходит Кортес и усаживается на стул, специально захваченный для этой цели. За его спиной встал Альварадо в сияющих доспехах и Марина в платье, украшенном цветами из храма. Хоть сейчас на бал. Ромка вдруг заметил, что Мирослав поглядывает на нее как-то очень странно.

В дальнем конце деревни появилась дюжина индейцев в сопровождении пары солдат. Они остановились перед Кортесом и низко ему поклонились. Посланцы достали из-за спин плетеные корзины, расстелили большую циновку и стали выкладывать на нее жареных кур в обертках из ткани, хлеб из маиса и фрукты, среди которых было несколько великолепных ароматных ананасов – знак особого уважения.

– Касик города Семпоалы приветствует великих воинов, посланцев бога, просит принять в дар эти подношения и посетить его город.

– А чего сам касик не явился? – довольно развязно спросил Кортес.

Он знал, что Марина и де Агильяр при переводе постараются сгладить все шероховатости.

– Касик не хотел оскорбить тебя непочтительностью, о великий, – зазвучал высокопарный перевод. – Просто он… – Переводчики замялись, подбирая слова. – Он несколько тучен, чтоб самому совершать путешествия хотя бы до городской стены.

– Хорошо, я принимаю ваше приглашение, – ответил капитан-генерал. – Возвращайтесь и передайте своему начальнику, что мы прибудем завтра утром.

Посланцы закивали и удалились в сопровождении все тех же двух солдат. Кортес встал, взмахом руки приказал убрать стул и подозвал Ромку с Альварадо.

– Ну, что делать будем, господа?

– Надо идти, раз приглашают, – не задумываясь, ответил Ромка.

– А это не опасно? – спросил Альварадо.

– Опасно?

– Да. Вдруг ловушка? Индейцев там тысячи, а за городскими стенами нет пространства для маневра. Если захотят, они нас просто перебьют.

– Если захотят, то перебить они нас смогут и здесь. А раз не захотели, прислали послов, значит, действительно есть повод к разговору.

– Вдруг еще золота подарят, – мечтательно протянул Альварадо. – А то после отправки подарков королю у нас почти ничего и не осталось.

– Скоро вечер, – вступил в разговор Ромка. – Надо по темноте разведку отправить. Если они войско собирают, то это заметно будет. Мы тогда снимемся и уйдем до рассвета в Вера-Крус. Если нет, то выступим в полночь и будем под стенами до рассвета, пока все спят.

– Молодец, де Вилья, – похвалил юношу Кортес. – Так и поступим. Отбери разведчиков из тех, кто посвежее, а мы пока займемся устройством ночлега.

Ромка отыскал взглядом разведчиков, развалившихся в тени огромного дерева. И так не особо опрятные, после похода через чащобу они были похожи на перемазанных в земле, ободранных лешаков. Картину дополняли шляпы с мягкими полями и повязанные на голову платки, из которых торчали травинки и веточки – остатки недавней маскировки.

– Кабальерос! – обратился к ним Ромка. – Нужно совершить еще один рейд, дойти до города, посмотреть, не собирается ли там войско, вернуться и доложить. Всем отправляться не обязательно, можно послать несколько человек из тех, кто поменьше устал.

Командир разведчиков, невысокий человек со шрамом над правой бровью и расплющенным носом, перебитым в нескольких местах, смерил его с ног до головы пронзительным, оценивающим взглядом.

– Устали мы, целый день бродили по зарослям, – потянулся он, хрустнув суставами. – Надо бы людям отдохнуть.

Из Ромкиного горла вдруг вырвалось змеиное шипение, кулак сжался на эфесе шпаги.

– А ну встать!

Оторопевший командир поднялся и вытянулся во весь небольшой рост.

– Пойдет вся команда. Вернуться вы должны за два часа до рассвета, не позже. Иначе вам лучше вообще не возвращаться. Понятно?!

– Так точно, – ответил разведчик чуть дрожащим голосом.

В глазах паренька он увидел разгорающийся огонек смертельной опасности.

Остальные лешаки поднялись на ноги и, тихонько ругая про себя бешеного малолетку, гуськом потянулись в лес. Ромка, сам удивляясь этой внезапной вспышке, побрел к колодцу, около которого сидел Мирослав и чинил камзол грубой ниткой.

– Задал перцу разведке? – спросил он беззлобно.

– Да совсем обнаглели, проклятые. Думают, если у меня бороды нет, так и ума не найдется, – выплеснулись из Ромки остатки ярости.

– Не расстраивайся. Многие бородой до пупа обрастут, а ума ни на алтын. Я соломы свежей натаскал, рядом с очагом кинул. Можно устраиваться.

Ромка кивнул.

Под тростниковой крышей терпко пахло незнакомыми травами, немытыми телами и жареным мясом. Вокруг очага был расставлен десяток фигурок местных идолов. Две из золота, остальные из глины. Юноша скинул сапоги на земляной пол, опустился на сладко хрустнувшую солому, взял одну статуэтку и покрутил ее в руках.

Птичка, вылепленная из глины, напоминала детскую сопелку, которые в Москве продавали на каждом углу, только на Руси их еще и красили яркой глазурью. Слеплена она была грубо, со следами пальцев и многочисленными изъянами. Над золотой фигуркой, лежавшей рядом, поработали куда тщательнее. Каждая черточка лица идола, каждый узор на его одежде, каждый мускул под золотой кожей были отлиты и обработаны с тщанием и любовью.

Тускнеющий свет загородили широкие плечи Мирослава.

– Ну что, спать будем? – проговорил воин. – Завтра-то небось до рассвета подниматься?

Мирослав разбудил его часа за два до рассвета. Лагерь жужжал как потревоженный улей. В неверном свете костров и факелов кавалеристы седлали коней, солдаты со звоном облачались в доспехи, арбалетчики проверяли, не отсырели ли тетивы.

Несколько человек с факелами побежали вперед, чтоб, ориентируясь на свет, кавалеристы не дали коням сойти с дороги и переломать ноги в канавах. Следом пошел конный отряд, потом пехотинцы во главе с заспанным Ромкой, который успел вылить на голову полфляги тепловатой воды.

Идти по утренней прохладе было гораздо легче, чем по дневному пеклу, и к тому времени, как первые лучи начали высвечивать верхушку главного храма, отряд был в часе пути от стен. Как только первые лучи сбежали по каменным уступам пирамиды и коснулись верхушек деревьев, створки городских ворот поползли в стороны со скрипом, слышным даже на таком расстоянии.

Из их темной пасти выплеснулась на большую площадь пестрая толпа. Впереди несколько вождей с высокими плюмажами из перьев, сзади человек двадцать в одеяниях победнее.

Неужели разведчики проглядели, неужели это все-таки войско? Цепи дозорных на флангах защелкали кресалами, вонюче задымили фитили, заскрипели натяжные машинки арбалетчиков. Кавалеристы заерзали в седлах, подтягивая ремешки щитов и поудобнее перехватывая короткие лансы. Лица солдат затвердели.

Кроме двух десятков человек, из ворот никто не появился. Они медленно и торжественно двинулись навстречу колонне. Засада? Конкистадоры стали озираться. Вряд ли, место неудобное, да и зачем тут воевать, можно было к стенам подпустить и расстрелять из луков. Неужели с миром? Неужели все обойдется? Хотелось верить и не верилось.

– Только бы обошлось! – шептал Ромка.

Кажется, сегодня его ангел-хранитель был в благодушном настроении. Встречающие были одеты в длинные хлопчатобумажные мантии. На плечах накидки, шапки с перьями, а сколько золота!.. С такой тяжестью не повоюешь. И в руках не дубинки, а гирлянды цветов. Не ларцы с дарами, конечно, но тоже неплохо.

Процессия туземцев и колонна конкистадоров встретились меньше чем за версту до городских ворот. Не доходя двух дюжин шагов, аборигены начали кланяться пришельцам, подметая чистейшую мостовую длинными рукавами, многоречиво приглашали посетить их город, а потом бросились вешать на потные солдатские шеи пахучие гирлянды. Некоторые, косясь и обмирая, отважились накинуть цветочные нити на лошадиные шеи.

Солдаты немного расслабились, послышались шутки. Строй начал потихоньку рассыпаться.

Кортес обернулся и рявкнул на не в меру развеселившихся конкистадоров. Те снова помрачнели, приняли боевой порядок и двинулись к городу. Касики пристроились сбоку, продолжая что-то кричать и размахивать руками.

Минут через двадцать колонна стала втягиваться в открытые ворота. Ромка чуть не свернул голову, разглядывая сторожевые башни с барельефами, изображающими огромных змеев, малюсеньких людей и животных, большинства из которых Ромка никогда не видел и даже не представлял, что такие бывают. В арке ворот он долго смотрел на необычный подъемный механизм из множества блоков и шестерней странной формы. Казалось, его построили очень давно совсем другие люди, а местные только поддерживали в рабочем состоянии, что-то чиня, заменяя и подвязывая веревочками.

Сразу за воротами брала начало улица, застроенная глинобитными домами в несколько этажей с подслеповатыми окнами без рам и плоскими крышами. Около каждого строения благоухал тяжелыми цветочными запахами небольшой сад с пальмами и разлапистыми деревьями, похожими на яблони. Их корни утопали в сплошном цветочном ковре, прорезаемом тропинками, посыпанными гравием, и искусственными ручейками, замощенными камнем. Вдоль улиц тянулись водоотводные канавы. Сады были разбиты и на некоторых крышах. Над этим великолепием возвышались пирамидальные храмы разной высоты и размеров, а главный храм был просто огромным. К нему прилепились святилища поменьше.

Жители, одетые, судя по всему, в лучшие наряды, встречали конкистадоров как дорогих гостей. Мужчины вели себя поскромнее, а женщины подскакивали к колонне, одаривая то одного, то другого испанца цветочной гирляндой, экзотическим фруктом или просто поцелуем. Голые индейские дети вертелись под ногами, так что солдатам приходилось внимательно смотреть, чтоб не раздавить тяжелым сапогом маленькую ножку.

Ромка был потрясен. Ему приходилось видеть большие города, но таких величественных зданий, таких чистых улиц он не встречал никогда. Тем более не ожидал он столкнуться с такой ухоженной роскошью в этой стране, которую они считали варварской. Хотя…

Ромка смотрел в простые, диковатые лица горожан и никак не мог себе представить, что они могли воздвигнуть такую красоту. Нет, насчет хижин и даже домов он не сомневался, могли, но вот огромные пирамиды храмов – это вряд ли.

Отряд дошел до большой круглой площади, в центре которой стояли несколько небольших столов с фруктами.

– Чего-то небогато, – промолвил кто-то за Ромкиной спиной.

К столам вышел еще один вождь. Взяв с подноса несколько фруктов, он поднял их над головой и начал возвышенную и торжественную речь. Ромка придвинулся к Кортесу, рядом с которым Марина и де Агильяр в два голоса переводили сказанное касиком.

Оказалось, что это тоже был не первый человек в государственной иерархии, но самый знатный советник, во всяком случае, так он сам себя величал. Касик долго и многословно говорил, что правитель города Семпоала рад приветствовать посланцев богов и предложить совместное вкушение сих фруктов, дабы скрепить дружбу на веки вечные.

Кортес двинул коня вперед, нагнулся с седла, взял какой-то фрукт из рук касика и откусил большой кусок. Рыжая кобыла потянулась мягкими губами к другой руке оторопевшего советника, осторожно взяла из нее другой фрукт и весело им захрустела, роняя на мостовую капли слюны. Солдаты прыснули, но в голос не засмеялся никто. Все помнили, что индейцы считают коней чуть ли не демонами войны. Такое поведение неразумного животного было им только на руку.

– Мы предоставляем вам несколько домов, – продолжал касик, делая широкий жест в сторону небольшого квартала, отделенного от остальных построек узкой полоской кустарника. – Вы сможете отдохнуть, поесть и приготовиться к встрече с правителем.

Несколько индейцев вышли из толпы и двинулись к испанцам, знаками показывая, что хотят их проводить. Кортес кивнул. Солдаты, поминутно озираясь и полируя ладонями эфесы мечей, двинулись за ними.

Ромке тоже было неспокойно.

– А вдруг как нападут? – поделился он своей тревогой с Мирославом.

– Могут, – ответил тот, оглядывая окна домиков, к которым их вели. – Разведут, тати, по комнатам и порежут по одному.

– Правда, – мрачно проговорил Ромка. – Как бычки на заклание идем.

– Да ничего. В доме-то малым числом воевать сподручней, чем в чистом поле. Смотри, какие хоромы.

Двухэтажные домики стояли вплотную друг к другу, образуя замкнутый прямоугольник двора, в который вел один узкий проход. Вытянутые окна первого этажа напоминали бойницы. Посереди двора бил небольшой фонтанчик с кристально чистой водой.

– Не будут нас резать, – прогудел Мирослав. – Настоящая крепость. Арбалеты на крышу, аркебузы в окна, проход завалить, и сиди сколько влезет. И вода есть. Что они со своими копьями да камнями сделают?

– Да уж, – ответил Ромка. – Пару дней отдохнем спокойно.

– Если капитан-генерал чего нового не удумает.

– А и удумает, так исполним. Пойдем, вон индеец руками размахивает, зовет.

Повинуясь указаниям проводника, они двинулись к одной из дверей, поднялись по крепкой лестнице на второй этаж. На небольшую площадку выходили две тонкие деревянные двери. Ромка не задумываясь свернул в правую, Мирослав последовал за ним.

Комната была обставлена скромно. На окнах простые белые занавески. В углу большой соломенный топчан под хлопковым покрывалом. Посередине грубо сколоченный круглый столик с глиняным кувшином. В углу – Ромка не поверил своим глазам – большой глубокий таз из серебра. Он поднял его с пола, внимательно рассмотрел и даже попробовал на зуб. Действительно, серебро.

– Кучеряво живут, – проговорил Мирослав. – Интересно, горшки не из золота, часом? Неси сюда, я тебе полью.

Ромка стащил кирасу, стеганую куртку и рубашку, подставил таз к ногами и нагнулся. На затылок потекли тепловатые струйки. Растерев мокрыми ладонями грязь и почистив зубы пальцем, он почувствовал себя гораздо лучше.

– Теперь ты полей, – вручил ему кувшин Мирослав, сдернул с себя кожаный камзол и склонился над тазиком.

Ромка посмотрел на мускулы, канатами перетягивающие его руки, бугрящиеся у шеи, потом с тоской перевел взгляд на свое бледное тело с наметившимся животиком, согнать который не могли даже изнурительные переходы в доспехе.

– Мирослав, а что надо делать, чтоб у меня такая сила выросла?

– Чтоб просто выросла, работать надо, камни класть, за плугом ходить. Но тогда кряжистый будешь, как утес на излучине. А если хочешь, чтоб как у греческих атлетов, то заниматься надо каждый день.

– Я занимаюсь вроде…

– То-то и оно, что вроде. Бороться надо, плавать, камни поднимать. Если интересно, потом расскажу, а сейчас идти надо, вон сбор трубят.

Солдаты, на ходу поправляя шлемы и мечи, выбегали во двор и становились в строй. Кортес уже сидел на лошади, нетерпеливо переступающей копытами посреди двора. По лицу его блуждала улыбка. Такая же играла в уголках губ Марины, стоящей поодаль.

Мирослав волком глянул на него, потом на нее и убрался куда-то в задние ряды. Ромка подивился его поведению, но разбираться было некогда. Во двор медленно выплывал главный касик.

Посланцы говорили, что он несколько тучноват, но никто не предполагал, что это такой жирный боров, к тому же малорослый настолько, что его легче было бы перепрыгнуть, чем обойти. Следом за ним человек двадцать индейцев несли массивные золотые украшения и накидки богатой работы.

Кортес спрыгнул с коня и пошел ему навстречу. Прежде чем он успел встретиться с местным правителем, слуги-индейцы вынесли вперед курительницы, похожие на церковные кадила, и стали размахивать ими. В воздух поднялись клубы ароматного дыма.

Вместо того чтоб поклониться по индейскому обычаю, касик просто кивнул. Даже от этого нехитрого жеста все его подбородки пришли в движение и долго не могли успокоиться. Кортес дружески обнял толстяка, с трудом сомкнув руки за его спиной.

Носильщики дошли до фонтана и стали кучей сваливать подарки к его основанию. Видя такое дело, Кортес деликатно высвободился из ответных объятий правителя Семпоалы и махнул рукой. Берналь Диас, солдат из проверенных, не раз доказавший свою верность и доблесть, торжественно вынес на вытянутых руках сверток с последними рубахами голландского сукна и стеклянными кубками с монограммой его величества. Там же позвякивали пара флорентийских кинжалов и рапира в простых ножнах. Эти клинки не входили в список подарков, выданных губернатором, их капитаны добавили от себя, просто для весу.

Кортес принял сверток из рук солдата и отдал его подручному касика с таким видом, будто в нем сосредоточились все сокровища мира. Судя по просветлевшему лицу касика, тот подумал примерно то же самое.

После произнесения коротких высокопарных речей с уверениями в дружбе и вечной любви, кое-как переведенных Мариной и Агильяром, во двор потянулись другие слуги-индейцы. Они принесли свежие доски, пахнущие смолой, установили их на высокие козлы и на деревянные чурки, изготовив столы и скамейки. Женщины начали расставлять на этих походных столах разнообразную еду, приготовленную весьма изысканно.

Четыре почти голых аборигена принесли и поставили в теньке стол и десяток крепких лавок для касика, его советников и высокопоставленных посланцев богов.

Капитаны во главе с Кортесом и де Агильяр сели с левой стороны стола, Марина встала за креслом капитан-генерала. Касик посмотрел на нее с неудовольствием, но смолчал и с пыхтением водрузил свое грузное тело на лавку. Свита расселась на свободные места строго в порядке старшинства. Слуги поставили на стол деревянные и золотые блюда с местными деликатесами и фруктами и слабое вино в выдолбленных тыквах.

Касик поежился, покряхтел, оторвал кусок от огромной птицы, потом бросил ее обратно на блюдо. Он подставил кружку под струю вина, едва пригубил его и поставил на стол. Было видно, что правителю не по себе. Еда не лезет в горло, вино не льется в рот.

– Великий господин! – обратился он к Кортесу. – Мне прискорбно сознавать, что наши дары так скудны. Было бы у нас больше, мы дали бы больше! Мне жаль, что приходится кормить вас не с золота, приличествующего вашему положению, а с презренного дерева.

– Наш император велик и великодушен, – осторожно ответил Кортес, покосившись на огромную груду даров. – Он поймет любые горести, если вы их ему надлежащим образом объясните. Дон Карлос послал нас, своих вассалов, чтобы мы везде искореняли зло и обиды, наказывали несправедливых, оберегали угнетенных.

– Лишь недавно страна наша подчинилась Мешико, – глубоко вздохнул касик. – И великий Мотекусома отнял у нас все. Особенно золото. – Касик с горечью посмотрел на деревянные миски на своем столе. – Гнет так силен, что некуда двинуться, но никто не смеет противиться, зная, что Мотекусома владеет великим множеством провинций и городов и несметным войском. Покорение сопровождалось бесчинствами. Мотекусома ежегодно требовал большое количество юношей и девушек для приношения их в жертву своим богам или для рабского служения. Его чиновники не отставали и выбирали себе, кто что хотел. Так они поступали по всей стране тотонаков, а в ней ведь более тридцати значительных поселений.

– Мы можем облегчить ваше положение, – ответил Кортес. – Но не сию минуту, ибо сперва нужно вернуться к нашим кораблям и городу, подготовиться к походу, все проверить и обдумать.

– О, мы хотим, чтобы вы оставались нашими гостями сколь угодно долго.

– Спасибо, мы побудем у вас несколько дней, но потом вернемся к нашим кораблям и там решим, как прекратить бесчинства правителя Мешико.

– Тогда будем пить и веселиться три дня. – У касика явно поднялось настроение, он безоговорочно поверил в могущество белых людей. – Объявляю праздник и повелеваю в честь этого принести богу тридцать… нет, пятьдесят человек!

– А нельзя ли не убивать их? – спросил Кортес. – Наша святая вера не признает человеческих жертв и считает их злом.

Де Агильяр перевел. Касик выслушал его, потом покачал головой. Агильяр снова заговорил, но касик смотрел на него как на пустое место.

– Дон Эрнан! – склонился Ромка к уху капитан-генерала. – Это бесполезно. Он просто не в силах представить себе, как отблагодарить своего бога иным способом. Это просто не укладывается у него в голове. А настаивая, мы только испортим к себе отношение.

– Да, дон Рамон, ты прав, – задумчиво ответил Кортес и велел де Агильяру замолчать.

«Да, Мирослав мог бы мной гордиться», – подумал Ромка и тут же оборвал себя. Почему он подумал про Мирослава, а не про отца? Но покопаться в себе ему не дали.

– Только, боюсь, мы уже испортили дело. Посмотри на него, – проговорил Кортес, продолжая улыбаться снова помрачневшему касику одними губами. – Надо как-то его задобрить.

К правителю Семпоалы подбежал запыхавшийся индеец и что-то зашептал на ухо, косясь на пришельцев. Касик покраснел, потом побелел, потом пошел пятнами. Он невнятно буркнул извинения, вскочил из-за стола столь быстро, сколь позволяла его комплекция, и двинулся к выходу, раскачиваясь на бочкообразных ногах.

– Что случилось? – спросил Кортес.

– Только что правителю донесли, что в город прибыли пять мешикских чиновников для сбора налогов. Сейчас слуги проводили их во дворец, где они едят и пьют и вызывают его к себе, – ответил один из советников.

– Что значит вызывают? Он великий вождь бесстрашного и гордого народа тотонаков, а кто такие они?

Спина удаляющегося повелителя тотонаков выпрямилась, насколько это было возможно под складками жира, но тут же снова согнулась.

– За ними стоят огромные армии. Мы не сможем им противостоять, – грустно сказал он, обернувшись всем телом.

– Не могли, пока нас здесь не было. Теперь мы пойдем и посмотрим на этих гусей. Это не переводите! Сеньор Вилья, сеньор Альварадо, приглашаю вас прогуляться до королевского текпана[25]. И возьмите с собой по десятку стрелков и мечников. На всякий случай.

Они поднялись, прошли через площадь и завернули в ворота королевского дворца. За высокой стеной располагался небольшой двор, от которого вверх поднималась мраморная лестница.

Откуда-то сбоку выскочили человек двенадцать обнаженных мускулистых индейцев, тащивших на плечах носилки с сиденьем, похожим на половинку яйца. Выложенное изнутри подушками, оно было подвешено на паутине веревок меж хитро изогнутыми ручками, чтобы удобней было тащить по лестнице. Кряхтя и утирая пот, обильно выступающий на безволосом лице, правитель забрался в середину и заполнил все, позволив отдельным складкам жира вывалиться наружу. Носильщики с натугой приподняли экипаж и понесли вверх. Остальные двинулись следом.

Каждая двенадцатая ступенька лестницы упиралась в небольшую площадку, на которой перила расходились в стороны и образовывали полукруг. В нишах неизвестный архитектор установил статуи мифических чудовищ с разверстыми пастями. Всего таких скалящихся друг на друга пар было двенадцать. В некоторых узнавались почти человеческие черты, некоторые напоминали животных, а некоторые выглядели и вовсе фантасмагорическими порождениями спящего разума.

На десятом пролете молодой граф почувствовал, что устал, солдаты тоже дышали через силу, а привычные индейцы без устали скакали по ступенькам как горные козлы. На одиннадцатом юноша оперся на балюстраду и перевел дух, уткнувшись лбом в лапу каменного кота с кривыми когтями. Вставшего на дыбы. Тщательно вырезанная лобастая голова смотрела на юношу пустыми каменными глазами. «Наверное, это и есть ягуар», – подумал он, собрал волю в кулак и двинулся дальше.

Конкистадоры добрались до последней площадки в одиночестве. Все сановники уже скрылись под сводами огромного зала, посередине которого стояло несколько столов, ломящихся от снеди. Между уже привычными фруктами, птицей, лепешками с разнообразной начинкой стояли несколько сосудов с ароматным дымящимся какао – вкусным и настолько дорогим напитком, что светлокожих посланцев богов им не потчевали, а вот послам Мотекусомы поднесли.

Одеты мешики были очень богато. Золото и драгоценные камни переливались на их одеждах. Волосы каждого, смазанные ароматным маслом, были скручены в тугой узел, украшенный чудесными розами разного размера. Видать, по старшинству. За каждым стулом стоял раб с роскошным опахалом из перьев диковинных птиц.

Касик тотонаков стоял перед столами как нашкодивший мальчонка, опустив голову и ссутулившись. На его загривке играли красные пятна, пот лился так, что на белых одеждах все отчетливей проступали темные подтеки. Один из послов, не вставая с места, как камни кидал в него тяжелые, отрывистые фразы.

Де Агильяр, пристроившись так, чтобы его слышали все капитаны, стал переводить:

– Мотекусома страшно разгневан тем, что тотонаки впустили нас в свои поселения. Они, конечно, поплатятся за это. К обычным даням и податям следует добавить двадцать юношей и столько же девушек для умилостивления их божества Уицилопочтли, оскорбленного изменой.

На верховного касика было больно смотреть. С каждым словом мешикского посла он становился все ниже, сжимался, как прохудившийся бурдюк, из которого тонкой струйкой уходит вода.

Кортес надел на голову марион, который до этого держал на сгибе руки, шагнул вперед и положил руку на плечо касика.

– Силой, данной мне богом и императором, я встаю на защиту этого государства и повелеваю взять под стражу послов гордеца Мотекусомы, возомнившего, что он равен богу.

Арбалетчики двинулись вперед и встали вокруг мешикских послов. Рабы с опахалами замерли, по рядам тотонаков прошла легкая рябь, но с места никто не двинулся. Над огромным залом повисла тишина.

– Связать! – распорядился Кортес, и несколько тотонаков тотчас бросились исполнять его приказание. – Отведите их туда, где вы содержите пленников. И глаз с них не спускать.

– Сдается мне, дон Рамон, что мы прямо сейчас объявили войну мешикскому королевству, – нервно хихикнул Альварадо, пихнув Ромку локтем в бок.