Земля ягуара

Глава тринадцатая

На площади перед мэрией города Вера-Крус было необычайно многолюдно. У дверей стояли несколько солдат с аркебузами на плече, еще с десяток в доспехах и при оружии расположились в теньке, зорко наблюдая за вытоптанным пятачком травы перед крыльцом. Несколько знатных тотонаков в роскошных накидках нервно мерили шагами периметр. Чуть поодаль мялась группка индейцев, внешностью и нарядами отличавшихся от касиков из Семпоалы. В воздухе пахло грозой сурового мужского разговора.

Кабинет главного алькальда занимал огромный стол, вокруг которого стояли разномастные стулья, частью привезенные из Испании, частью смастеренные на месте. Во главе стола на «троне» восседал сам Кортес, по правую и левую руку от него расположились де Агильяр и несколько капитанов. Толстый касик тотонаков и верховный жрец Тисапансинго сидели за дальним концом стола, но держались друг от друга на самом большом расстоянии, какое могли себе позволить.

Черные глаза жреца пылали фанатичным огнем, рубленые слова падали как головы из-под топора:

– Касик Семпоалы решил обмануть вас, сочинив историю про мешикские отряды, угрожающие его народу с наших земель. Он давно хотел наложить руку свою на наши богатства, несколько раз пытался передвинуть границы, посылал войска, грабил приграничные деревни и вот теперь решил, что сможет завоевать мои земли с помощью богов. – Жрец кивнул Кортесу и капитанам.

Все посмотрели на толстого касика. Тот сидел молча, опустив глаза в пол, но ни в его позе, ни в лице не чувствовалось особого раскаянья.

– Хочу поблагодарить вас за то, что пресекли грабежи и насилия, которые устроили в наших деревнях прихвостни этой бешеной собаки, – обратился он к Кортесу и чуть не ткнул пальцем в макушку правителя Семпоалы. – Более того, мы удивлены и обрадованы поступком верховного бога Кортеса, который повелел повесить своего соратника за то, что тот отобрал у бедного селянина курицу, зажарил ее и съел.

– Да, – склонился Альварадо к Ромкиному уху. – Хорошо, что они не видели, как я украдкой перерубил мечом петлю на его шее.

Оба прыснули в кулаки. Агильяр окинул их взглядом Ментора, прикидывающего, какое наказание определить расшалившимся ученикам.

– Во время этого пресечения погибли около сотни моих людей, – вполголоса пробормотал толстый касик.

– Грабителей и убийц! – вспыхнул жрец из Тисапансинго.

– Хватит, господа, хватит, – поднял ладони Кортес. – Сейчас у нас есть более важное дело – общий враг. Думаю, Мотекусома уже прознал, что мы ведем переговоры, и наверняка собирает армию.

– Наш народ надеется, что великие боги защитят нас от этой напасти, – ответил жрец.

– Конечно, но для начала надо подписать бумагу, что город и вся территория вокруг Тисапансинго присоединяются к владениям нашего великого государя, а также о том, что вы отрекаетесь от своих идолов и жертвоприношений, ибо мы несем справедливость и христианское учение жителям этих мест.

– Справедливость – великое и святое дело. Недаром пришли вы из-за моря, чтоб принести ее нам, – произнес жрец и, склонив голову, попытался скрыть свое недовольство.

Кажется, силе чужого бога, подкрепленной дулами фальконетов и мечами конкистадоров, он доверял больше, чем могуществу своих идолов.

– Мы привели восемь девушек, – подал голос правитель Семпоалы. – Все дочери касиков, в богатых уборах и украшениях, и в знак нашей верности и покорности передаем их вам в жены. Одна из них, моя племянница и богатая наследница, предназначена тебе, о великий. – Он поклонился Кортесу, сколько позволяла его короткая толстая шея.

– Видел я ту племянницу, – снова склонился к Ромкиному уху Альварадо. – Шириной кормы эта каравелла едва ли уступает своему любезному дяде.

Ромка с трудом удержал в себе новый приступ смеха.

– Я приму ее с радостью, – ответил капитан-генерал. – Но прежде всего и девушки, и весь народ должны отказаться от идолов, жертвоприношений и стать христианами.

– Да уж, – снова взялся за свое неугомонный Альварадо. – Помнишь, в Семпоале мы видели, что они людей в клетках откармливали для жертвенного камня? Как гусей.

Ромка в ответ лишь грустно кивнул.

– Все мерзости должны быть немедленно прекращены. Тогда только мы с вами породнимся и впоследствии наградим вас многими новыми землями.

– Это наши божества, которые давали нам и урожаи, и мир, и все необходимое!.. – Толстый касик вскочил было, но под спокойным, внимательным взглядом Кортеса быстро утих и опустился обратно на стул.

Жрец из Тисапансинго, безропотно смирившийся со своей участью, склонил голову еще ниже.

– Повелеваю, чтобы отныне не было раздора между людьми Тисапансинго и Семпоалы. Иначе!.. – Кортес поднялся на ноги во весь свой немалый рост.

Индейцы втянули голову в плечи, им не хотелось даже слушать об этом самом «иначе». Кортес повелительным жестом отпустил вождей думать, что сказать и как поступить, дабы исполнить повеление, и сел обратно за стол.

– Теперь, кабальерос, перейдем к более серьезным делам. Вы знаете, что вчера в Вера-Крус прибыл корабль с Кубы. Командует им Франсиско де Сауседо, прозванный Pulido[26]. С ним прибыли Луис Марин и десять солдат. Они рассказали, что Диего Веласкес получил назначение аделантадо Кубы, соизволение торговать где и как угодно, а также по своему усмотрению основывать новые города. Все это, конечно, немало подняло дух его сторонников, явно приунывших после неудачной попытки сбежать. Еще один корабль показался на горизонте и, несмотря на костры, флаги и другие призывы, не стал приставать к берегу. Разведка узнала, что теперь он вернулся и пристал западнее, в полутора сутках пути отсюда. Видимо, они собираются основать там город. Над нами висит постоянная угроза нападения несметных полчищ мешиков, иметь в тылу такую опасность никак нельзя. Нужно что-то с этим делать.

– Жаль тратить на них время. Нужно быстро ударить по Мотекусоме и вернуться победителями! – загорячился де Альварадо. – Пока они этого не ждут. Соберем индейцев тысяч пять и вперед!

– Вперед-то вперед, – урезонивал его де Ордас. – А уйдем мы со всем войском, так эти тараканы объединятся, поднимут мятеж, захватят корабли, добычу погрузят, и только их и видели.

– А может… – начал Ромка и замолчал, смутившись.

– Да, дон Рамон? – спросил Кортес, явно благоволивший в последнее время вострому умом молодому человеку.

– Может быть, нам вывести корабли из строя? Снять с них все ценное и сжечь или разобрать.

– Слыханное ли дело? – возразил Хуан де Эскаланте. – Остаться на чужом берегу!

– Это наш берег, – оборвал его Кортес. – Эти земли под властью испанской короны, и так будет во веки веков.

– Я тоже против порчи кораблей, – вставил де Агильяр.

– А я за! – перебил его Альварадо. – Сидеть здесь смысла нет, а отправляться в поход, зная, что эти крысы в любой момент могут сбежать, – не дело.

– И я за, – сказал де Ордас. – Мне нравится предложение сеньора Вильи.

– И мне, – добавил Меса.

Франсиско де Монтехо и Алонсо де Авила просто кивнули.

– Значит, решено. Оставляем только лодки, – проговорил Кортес. – Сеньор Эскаланте, снимите с кораблей все ценное, вплоть до палубных гвоздей, и до прилива посадите их на мель. Океан за сутки сделает то, на что у нас уйдут недели. Матросов покрепче в армию, слабых – в гарнизон.

Высокий мужчина в жемчужно переливающемся плаще бежал за другом и напарником, который ломился сквозь заросли, обдирая лианы, отталкивая ветви и легко перемахивая через поваленные стволы. Вдруг он дернулся, опрокинулся, мелькнула в воздухе черная грива, и мужчина с удивлением обнаружил, что смотрит в темные раскосые глаза своего спутника, находящиеся как раз на уровне его лица. Через мгновение он сообразил, что степняк висит в воздухе на толстом канате, оплетающем его массивную ногу.

«Ловушка!» – подумал человек в плаще, и рука его потянулась к кинжалу.

Стиснув зубы, Ромка выбивал гудящими ногами пыль из дороги на Семпоалу. В животе парня камнем лежала наспех пережеванная полусырая курица, запитая ледяной водой из ключа, а в кармане шуршала бумага с личной печатью Кортеса, переданная капитаном Эскаланте и гласившая, что дону Рамону де Вилья надлежит явиться со всем отрядом в столицу тотонаков не позднее сегодняшнего полудня. До срока оставалось несколько часов.

Он догадывался, что готовится что-то важное, скорее всего, поход на столицу мешиков, и опаздывать не след, но и подгонять изнуренных солдат тоже не хотел. Хорошо, что им не пришлось нести с собой никакой клади. Солдат отягощали только доспехи и оружие. Кирасы, марионы, копья, аркебузы, арбалеты и мечи за несколько месяцев, проведенных на континенте, стали чем-то вроде частей тела, продолжением головы, рук, ног.

Ромка посмотрел на свои разбитые запыленные калиги[27], которые он сделал из ботфорт, обрезав неудобные раструбы, и вздохнул. Скоро ему, как и многим другим, придется самому тачать альпаргаты[28].

Величественные стены столицы росли на горизонте. Почуяв возможность хотя бы немного отдохнуть, солдаты приободрились и прибавили ходу.

Однако отдых явно откладывался. За стенами творилось неладное. Недобрый гомон толпы был слышен далеко за городской чертой. Добавить пушечную канонаду, и будет не отличить от звуков уличного боя в Санта-Мария-де-ла-Витториа.

Неужели толстый касик, столько раз клявшийся в вечной дружбе, поднял восстание и тучи злобных туземцев осаждают последнее прибежище конкистадоров? Если основные силы перебьют, захватят орудия, то и Вера-Крусу недолго стоять на этой земле. Не отдавая никакого приказа, даже не очень понимая, что делает, Ромка побежал. Сзади затопотали солдатские сапоги.

Мирослав поравнялся с Ромкой и пристроился плечо в плечо, спиной удерживая самых ретивых и выравнивая бег. Через пятнадцать минут они были под сводом ворот, распахнутых настежь, через двадцать – в устье улицы, ведущей на главную площадь.

Вывернув из-за угла последнего дома, Ромка остановился. За многотысячной толпой индейцев, заполонившей почти все свободное пространство, виднелись боевые порядки испанцев. Они выстроились у основания пирамиды храма короткой дугой, суровые, насупленные, с оружием наголо. По бесконечным ступенькам храмовой лестницы поднималось несколько десятков конкистадоров во главе с неутомимым Альварадо.

Перед сомкнутым строем на последнем островке свободного места в колыхающемся людском море схлестнулись в горячем словесном поединке два человека. Высокий Кортес журавлем нависал над низеньким бочкообразным касиком. Тот, подпрыгивая и брызгая слюной, грозил и одновременно умолял капитан-генерала не губить их идолов, не позорить Семпоалы, сулил погибель и испанцам, и своему народу. Кортес громовым голосом поносил тотонаков за варварство, глупое упрямство и неверие. Несколько раз в его словах проскакивал намек на угрозу со стороны Мотекусомы. Агильяр и донья Марина старательно переводили эти потоки словес. Постепенно голос касика делался тише, и вот он смирился.

Кортес воздел руки к небу и резко опустил их через стороны, отчего на мгновение сделался похож на фигуру Спасителя на кресте, подавая сигнал к началу. Сверху раздался грохот, и на мостовую посыпались каменные статуи. Были они страшны лицом и уродливы телом – не то люди, не то драконы, величиной то с годовалого быка, то с человека, то не более собаки, бились с грохотом и треском, подобным ружейному.

Острые осколки хлестнули по кирасам и шлемам. Солдаты отпрянули, пряча лица. Индейцы замерли, не в силах поверить в увиденное. Вой и плач наполнили округу. Жрецы подпрыгивали и что-то кричали, наверное, молясь, чтобы повергнутые идолы не мстили за надругательство. Толпа надвинулась на строй конкистадоров. Засвистели камни и копья.

Ромка велел раздувать фитили и заряжать арбалеты, но пускать их в дело не понадобилось. Кортес не зря выбрал такую позицию для разговора. Он схватил толстого касика за шею и приставил к ней длинный стилет. Солдаты навалились на ближайших жрецов и советников и мигом скрутили их. Немногим удалось затеряться в толпе.

Толстый касик закричал, призывая своих людей к спокойствию. Знатные тотонаки перестали трепыхаться в сноровистых руках и присоединили свои голоса к призыву вождя. Страсти постепенно улеглись. Толпа успокоилась, но расходиться не собиралась. Ромка, а за ним и все его солдаты потихоньку, вдоль стен, пробрались к своим и заняли позицию чуть поодаль, чтоб в случае чего сектор обстрела был пошире.

Над площадью повисло гробовое молчание. Потом вдалеке глухо, как из-под земли, зарокотал барабан, заухали литавры. Толпа расступилась, и в образовавшемся проходе появилась процессия жрецов в черных накидках. Медленно, раскачиваясь в такт собственному пению, они прошли сквозь толпу, направились прямо к обломкам и стали собирать их в плетеные корзины. Потом появилась вторая волна жрецов, которые принялись уносить более крупные обломки и уцелевшие статуи.

Кортес отпустил шею касика, по-братски взял его под локоть и поднялся на несколько ступеней вверх. Ромка видел, что стилет он не убрал, просто опустил и приставил к круглому боку вождя, прикрыв полой его же хламиды. Солдаты выстроили других плененных касиков перед первой ступенькой и уперли оружие им в спины. Кортес заговорил.

Тысячам индейцев ничего не стоило разорвать тонкую ниточку оборонительных порядков испанцев и растерзать их голыми руками, но, судя по замершим лицам и вытянутым шеям, речь конкистадора производила на них гипнотическое впечатление. Кортес говорил об истинной вере и Великой Матери нашего сеньора Иисуса Христа. О том, как братские народы вместе пойдут в освободительный поход против тирании и поборов. О том, какой замечательной будет жизнь в этих благословенных Богом краях.

С каждым его словом небо становилось все темнее. Ветер принес с моря тяжелые тучи, закрывшие солнце. На самом краю горизонта, в последнем просвете появился бледный призрачный серп луны, потом пропал и он. С последним словом, как бы подтверждая его правоту, за тучами прокатился гулкий раскат грома, потом еще и еще. За городскими стенами хлестнули землю яркие искристые молнии. Ветер поднял столбы пыли. Над страной тотонаков разразилась сухая гроза.

Многие индейцы закрыли головы руками, некоторые пали ниц. Касики задергались. Боязнь гнева богов боролась в них со страхом перед мечами испанцев. Тем тоже было не по себе. Вздрагивая при каждом ударе, они чувствовали, как встают дыбом наэлектризованные волосы, и с ужасом наблюдали синие дорожки света, пробегавшие по клинкам.

В Ромкиной груди испуг боролся с чувством необыкновенной силы. Он готов был один броситься на толпы индейцев, сокрушить их, втоптать в камни мостовой, огнем и мечом пройти по городу.

И вдруг все кончилось. Повинуясь поднятой вверх руке капитан-генерала, гром утих, тучи медленно и неохотно поползли за горизонт. Солнце стыдливо протянуло к предательски оставленной им земле робкие лучики тепла и света.

Кортес взмахом руки приказал отпустить тотонаков и убрал стилет от бока толстого касика. Тот, утирая вспотевший загривок, в окружении потрепанной свиты медленно двинулся к своему дворцу. Перед тем как исчезнуть за спинами расступающихся подданных, он обернулся к Кортесу и, кряхтя, поклонился ему до земли. По вздувшимся на шее венам все увидели, каких усилий это ему стоило. Еле распрямившись с помощью советников, он приказал очистить от идолов все пирамиды, потом подозвал жрецов, велел им постричься, одеться в чистые белые одежды и заботиться о чистоте и красоте нового храма, ежедневно украшать его свежими зелеными ветвями и служить святому изображению Девы Марии.

Кортес развернулся и, не произнеся больше ни слова, направился в сторону квартир, отведенных испанцам. За ним потянулись остальные конкистадоры.

Индейцы расступались перед ними, как воды пред Моисеем. Передние наваливались на задних, те прижимались к стенам. Трещали ребра, рвалась одежда, слышались хрипы и стоны. Кортес шел, не обращая на это внимания, высоко подняв голову, увенчанную гребнем шлема. Солдаты старались держаться ему под стать.

Утром следующего дня всех позвали на мессу. За ночь плотники вытесали большой крест. Его установили в том храме, из которого жрецы вынесли прежнее убранство. Бартоломео де Ольмедо служил истово и торжественно.

После мессы солдатам отдали приказ собираться. К полудню все лучшие силы испанского воинства отправлялись в дальний поход.

Великий Мотекусома прошелся по залу. Жрец храма Уицилопочтли, распростертый у ступеней, ведущих к золотому трону, чуть приподнялся над полом, но головы не поднял.

– Великий правитель, наши лазутчики из Семпоалы докладывают, что посланцы богов готовятся в поход против нас. Пора что-то делать.

– Велика ли опасность, исходящая от них? – задумчиво проговорил Мотекусома. – Их ведь всего несколько сотен.

– Их предводитель – настоящий демон. Силою слова и магией он смог укротить буйство тысяч тотонаков и заставил их разрушить собственные храмы.

– Магией?!

– Говорят, он вызвал грозу с громом и молниями, но без дождя.

– В тех местах такие грозы бывают, пусть и нечасто.

– Бывают, повелитель, но они не случаются по прихоти человека.

– И то верно. Ладно, соберите армию в десять тысяч человек и отправьте в Чоулу, на границу с Талашкалой, с барабанами и флейтами. Пусть местные расскажут сынам бога, что прибыло подкрепление. Может, тогда они двинутся через земли талашкаланцев.

– А те встретят их, как подобает истинным воинам, – осклабился жрец.

– Да, чем сильнее они друг друга ослабят, тем нам будет спокойнее.