— Разрешите мне приветствовать вас…
Губы ее дрогнули в улыбке, и, ободренный, я продолжал:
— Не правда ли, странно, если б мы не обменялись приветствием после…
— После чего? — спросила она.
— После того, как уже столько времени видим друг друга здесь каждый день.
— Приветствие принято, — засмеявшись, непринужденно ответила она.
— Но это только первый шаг.
— А что, будут и следующие?
В Монтазу[37] она приходила обычно с тремя сыновьями. Мальчики купались в море, а их мать сидела за столиком в уютном кафе и наблюдала за ними из окна. Ее улыбчивое лицо и пышное тело зрелой женщины привлекли меня. Приветливый, дружелюбный взгляд ее глаз располагал к непринужденности. Я вскоре почувствовал, что от нее, словно аромат от цветка, исходит волнующий призыв, и не откликнуться на него было выше моих сил. Начало знакомству было положено, и мы условились встретиться в парке, у озера с лебедями. Идя на свидание, я предполагал, что моя новая знакомая — вдова или разведенная. Но она тут же сказала мне, что замужем.
— Но почему же вы тогда все в одиночестве? — спросил я не без удивления.
— Мой муж в отъезде, но скоро вернется, еще в этом, 1960 году.
Видя, что я нахмурился, она засмеялась:
— А вы боитесь замужних женщин?
— Я подумал…
— Подумайте лучше о том, где мы сможем встречаться в Каире!
— Да, да, конечно! — воскликнул я с наигранным энтузиазмом.
— И не будьте обо мне плохого мнения!
— Что вы! Как можно!
— Вы, конечно, спрашиваете себя, что же это за женщина, которая так легко идет на знакомство.
Именно такая мысль и вертелась у меня в голове, но я возразил:
— Нет, нет, это мне очень хотелось познакомиться с вами, инициатива целиком принадлежит мне!
— Я предпочитаю откровенность, — мягко сказала она.
Тщательно взвесив все «за» и «против» — признак того, что я не был безумно увлечен ею, — я сказал себе, что эта женщина мне нравится и я хочу ее, но не больше. Для наших встреч я приглядел виллу на дороге к Саккарским пирамидам. Спальня там была оклеена красными обоями. И вот, наконец, мы остались вдвоем. Теперь я увидел перед собой совсем иную женщину. Спокойно уселась она на кушетку, не сняв с себя даже шелковой косынки. Глядела на меня нежно и покорно, отвечала с улыбкой на мои ласки и поцелуи. От предложенного мной бокала вина отказалась, а когда я позвал ее в постель, шепнула на ухо:
— Если б можно было обойтись без этого…
— Не верю, чтобы… — запротестовал я.
— И все же не считай это главным, — перебила она меня, поднимаясь с кушетки.
Нам было так хорошо вдвоем, но я понял, что она в самом деле могла бы обойтись и без этого. Легкость, с какой она пошла на знакомство, явно не соответствовала теперешней ее холодноватой сдержанности.
— Странная ты женщина, — сказал я ей.
— Правда? Почему же?
Я не нашелся сразу, что ответить.
— Тебе со мной приятно? — спросила она.
— Да, очень!
— Вот это для меня самое главное.
Мы продолжали встречаться каждую неделю. Без настоящей любви с моей стороны, но и без скуки, побудившей бы к разрыву. Мы привыкли друг к другу, и я теперь мог признаться Дарии, что тогда, в Монтазе, принял ее за легкомысленную женщину.
— Что ты хочешь этим сказать? — встревожилась Дария.
— О, ничего серьезного.
— Смотри же!
— Не могу понять, — взяв ее руку в свои, сказал я, — что толкает тебя в объятия другого мужчины.
— Другого?
— Другого, в смысле не мужа.
— Не люблю допросов! — недовольно прищурившись, произнесла она.
Однако постепенно Дария становилась со мной более откровенной и уже не сдерживала потока воспоминаний.
— Я вышла замуж по любви, по настоящей любви… — призналась она однажды.
Работала она тогда медсестрой, а он — врачом.
— У нас с ним была такая красивая любовь. И, признаюсь тебе, я отдалась ему на первом же свидании.
— И он сразу женился на тебе?
— Он решительный человек и действительно любил меня. Мы были счастливы очень долго. Я родила ему троих сыновей.
— Ну а потом что? — спросил я.
— Ничего, — словно очнувшись от воспоминаний, пожала она плечами.
— Какие у вас отношения сейчас?
— Обычные.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что сейчас мы расплачиваемся за ушедшую любовь.
— Мы сможем встречаться, когда он вернется?
— А почему нет?
Меня уже связывала с ней только привычка. А она становилась все нежнее и ласковее.
— Не представляю своей жизни без тебя, — даже сказала она как-то.
Я предпочел промолчать, ответив ей долгим поцелуем.
— А ты? — настойчиво спросила она.
— Я тоже, и еще больше, чем ты.
Ни разу ты не сказал, что любишь.
— Но я в самом деле люблю тебя, это важнее слов.
И вот вскоре ее муж, доктор Садек Абд аль-Хамид, вернулся из командировки. Дария рассказывала о нем так спокойно, словно их вовсе ничто не связывало. Только уважение, и ничего больше.
Именно в этот период я стал посещать литературный салон устаза Гадда Абуль Аля. И там встретил доктора Садека! Абуль Аля рассказал, что однажды пришел к доктору Садеку посоветоваться насчет своего здоровья, и с тех пор они стали друзьями. Доктор Садек мне понравился с первой встречи, и я в свою очередь ввел его в круг друзей, собиравшихся в кабинете Салема Габра и в салоне доктора Махера Абд аль-Керима. Ему примерно столько же лет, что и Дарии, а может быть, он был и моложе. Так, спустя четыре месяца после знакомства с Дарией я подружился с ее мужем. Ситуация была весьма щекотливая, и совесть мучала меня. Дария почувствовала мою нервозность. В интимной атмосфере наших свиданий появилась не существовавшая ранее натянутость. Возникло ощущение, что наши отношения зашли в тупик.
— Забудь, что он мой муж, — умоляла меня встревоженная Дария. — Ведь я могла бы и не называть тебе его имени.
— Что толку в запоздалых сожалениях! — воскликнул я.
— Мы должны сохранить наши отношения, это важнее всего!
— Все это так мучительно! — с искренней грустью сказал я.
— Вполне возможно, если б он узнал о наших отношениях, — с необычной для нее горячностью воскликнула она, — то не придал бы этому никакого значения.
Я взглянул на нее недоверчиво.
— Он не любит меня, — продолжала она. — Поверь, уже три года как не любит… Живет с другой женщиной. И если б не дети, ушел бы от меня и женился на ней!
— Мне жаль, Дария…
— Чего тебе жаль?
— Жаль тебя и себя.
— Если б ты любил, то не чувствовал бы жалости!
— Для меня такое положение невыносимо…
Глаза Дарии покраснели. Она отвернулась.
— Ты едва знаком с ним, — тихо сказала она. — И успел уже так подружиться! Но любовь сильнее дружбы, а ты не любишь меня…
Я молчал, не находя слов. Так, в молчании, уходила от нас наша грустная надуманная любовь. Уже на улице я словно со стороны посмотрел на молодую цветущую женщину, которой жизнь принесла столько разочарований, и сердце мое сжалось от сочувствия к ней. Как удары хлыста, обрушивались на нас в ночной темноте порывы холодного ветра.