Зеркала

Саба Рамзи

С ним мы учились в средней школе всего два года, а потом он бесследно исчез. Хоть произошло это в 1925 году, я до сих пор помню его выпуклые светло-карие глаза и то, что он был до обидного мал ростом. Саба был превосходным спортсменом и отлично играл в футбол — правым полузащитником. В паре с Бадром аз-Зияди они представляли серьезную угрозу для любого противника. Поэтому, несмотря на маленький рост, Саба пользовался в школе уважением. В свободные часы мы вместе читали аль-Маифалути[47] и заучивали наизусть понравившиеся нам фразы. Однажды, когда я заговорил с ним о романах Мишеля Зевако[48], лицо его помрачнело.

— Ты веришь тому, что говорится в его романах о папе римском? — спросил он.

— А почему бы мне не верить?

— Этот писатель — враг католицизма и нарочно старается очернить папу…

Так впервые я услышал новые слова: католицизм, протестантство, ортодоксия. Сперва я путал их, а потом Наги Маркос, тоже товарищ по школе, объяснил мне, что египетские копты-христиане исповедовали ортодоксальную веру, но миссионеры совратили некоторых из них, убедив принять католичество или протестантство. Гаафар Халиль стал дразнить Саба Рамзи:

— Теперь мы знаем, что ты совращенный копт!

Тот же Гаафар Халиль прознал тайну Саба Рамзи и рассказал нам, что наш правый полузащитник влюблен в учительницу женской школы в Аббасии. Мы стали следить за Саба и однажды увидели, как он шел за учительницей, когда та возвращалась из школы домой. А вечером того же дня мы вместе с ним читали «Магдалину»[49], и я заметил, что голос его дрожит. Не в силах справиться с волнением, Саба замолчал. Почувствовав сквозь опущенные веки мой взгляд, он пробормотал:

— Я видел, как вы все следили за мной. — И, вконец разволновавшись, добавил: — Я люблю, как Стефан, и даже сильнее!

Уловив мое сочувствие — а я тогда тоже был безумно влюблен, — Саба сказал:

— Я всегда буду любить ее, что бы ни случилось!

— Но она ведь учительница, а ты всего-навсего школьник, — возразил я с недоумением.

— Для любви нет преград! Я сколько раз пытался заговорить с ней, но она не отвечает. Говорят, женщины поступают так из кокетства. Как ты думаешь, это правда?

— Не знаю…

— Как же мне узнать, любит она меня или нет?

— Не представляю…

— Может, спросить Гаафара Халиля или Бадра аз-Зияди?

— Что ты! Эти зубоскалы сделают из тебя посмешище!

Изо дня в день Саба все продолжал по пятам ходить за учительницей, но напрасно… Его уверенность в себе ослабевала, он начал впадать в отчаяние. И однажды мы стали невольными свидетелями незабываемой сцены: мы увидели, как он решительно загородил учительнице дорогу.

— Простите, пожалуйста… — сказал он.

Отвернувшись от него, она собралась было пройти мимо, но он настойчиво продолжал:

— Мне необходимо с вами поговорить…

— Ну что ты ко мне привязался?! — крикнула рассерженная девушка.

— Позвольте мне сказать вам одно лишь слово… — умоляюще лепетал Саба.

— Пропусти меня, или я позову полицейского!

И она быстро пошла по улице, гневно стуча каблуками. Как пригвожденный, Саба продолжал стоять на месте. Вдруг неожиданно резким движением он сунул руку в карман, выхватил револьвер и выстрелил в учительницу. Девушка пронзительно вскрикнула и, судорожно запрокинув голову, упала навзничь. Саба словно оцепенел. Не отрывая взгляда, он все смотрел на нее, его опущенная рука продолжала сжимать револьвер. Так он и стоял до тех пор, пока не прибыла полиция и его не арестовали. А девушка скончалась еще до приезда машины «скорой помощи». Позднее мы узнали, что Саба украл револьвер у своего брата-офицера и совершил это преступление в приступе отчаяния. Больше мы ничего о нем не слышали.