Зеркала

Хигар аль-Миньяуи

Шейх Хигар аль-Миньяуи был преподавателем арабского языка в нашей начальной школе, а позднее и в средней. Уроженец Саида[93], он говорил с акцептом. Высокий, крепкого сложения, очень смуглый, шейх не заботился о своей внешности. Чалма была обмотана вокруг головы кое-как, кафтан на нем сидел мешком, однако он внушал нам уважение силой характера, превосходным знанием предмета и необыкновенной смелостью. Не напускал на себя важности, любил анекдоты, декламировал нам прекрасные стихи. А однажды на школьном дворе начал состязаться с преподавателем физкультуры в борьбе на палках. Он на редкость искусно владел палкой, и мы затаив дыхание смотрели, как он побеждал своего соперника. Как-то раз Гаафар Халиль опоздал на урок. Желая, как всегда, покуражиться, Гаафар сказал учителю, передразнивая его выговор:

— Доброго вам утра!

В классе загоготали, и Гаафар был страшно доволен. Шейх Хигар разрешил ему сесть на место, а потом заставил его разобрать предложение «Доброго вам утра» с точки зрения грамматики. Гаафар, разумеется, не мог этого сделать. Открыв классный журнал, шейх поставил ему ноль.

Но я этого предложения не понимаю! — протестовал Гаафар.

— А зачем употребляешь предложения, которых не понимаешь? — спокойно ответил шейх.

Это был поистине человек необыкновенный. Помимо арабского языка, он учил нас патриотизму. При каждом подходящем случае он говорил о родине, о революции, вспоминал славные эпизоды истории, рассказывал о ее героях.

Его слова до слез волновали нам душу. О Сааде Заглуле шейх говорил так, словно тот был святым или чудотворцем. От него мы многое узнали о Сааде, о том, что он был прекрасным адвокатом, о его деятельности в министерстве просвещения, в министерстве юстиции, о создании им «Вафда», о вызове, брошенном им могуществу англичан, о его обаянии и красноречии, о тех надеждах, которые возлагает на него страна.

— Красноречие Саада зажгло сердца людей, его именем свершилась революция.

В слова «примерный ученик» шейх Хигар вкладывал один смысл: «Тот, кто учится, восстает тем самым против угнетателей».

Мы не только восхищались шейхом, но и испытывали к нему глубокое уважение. Это он воспитал в нас патриотические чувства, привил любовь к арабскому языку и поэзии.

В ту пору, когда мы перешли в среднюю школу, характер борьбы в стране изменился. На первом плане оказались уже не англичане, а поддерживавшие их египтяне. Обострились разногласия между партиями. Но и в новых трудных условиях шейх сохранил прежнюю стойкость и упорство.

— Борьба есть борьба, — говорил он. — Врагов стало больше, поэтому мы должны противостоять им, удвоить наши усилия!

В день забастовки против правительства Мухаммеда Махмуда, во время которой погиб Бадр аз-Зияди, инспектор школы приказал шейху Хигару выступить перед учащимися и призвать их к возвращению в классы. Шейх не выносил принуждения, оно приводило его в бешенство. Поднявшись на кафедру, он громовым голосом произнес:

— Наука призывает вас к порядку, а родина — к борьбе. Только совесть может подсказать вам правильный выбор. Так вот и спросите же свою совесть!

Инспектор написал на шейха рапорт министру просвещения, и того уволили. Узнав об этом, ученики атаковали кабинет инспектора, и он вынужден был бежать. Опасаясь за жизнь инспектора, министерство перевело его в другую школу. Шейх Хигар вернулся к нам при вафдистском правительстве, но, когда к власти пришел Сидки, снова был уволен. Какое-то время работал в частной школе, принадлежавшей известному деятелю «Вафда», а при новом вафдистском правительстве, в 1936 году, был назначен на работу в министерство просвещения, и дела его пошли на лад. На выборах 1942 года шейх выставил свою кандидатуру от партии «Вафд» и был избран в парламент. На выборах 1950 года он опять добился успеха. Время от времени я видел шейха в доме Реды Хаммады, познакомился с его сыновьями. Когда, уже после июльской революции, вышел указ о роспуске политических партий, шейх уехал в свою деревушку в Саиде и больше не покидал ее. Не знаю, жив ли он теперь.

В сентябре 1952 или 1953 года я, проходя мимо бывшего офицерского клуба в Шатби, заметил во дворе группу людей в окружении солдат. Кто-то из прохожих сказал, что это арестованные вафдисты, которых отправляют в Каир. В одном из офицеров охраны я с удивлением узнал Мухаммеда Хигара, сына шейха Хигара аль-Миньяуи. Пристально вглядываясь в черты Мухаммеда, я вспоминал его отца. В голову приходили мысли о бурном потоке быстротечного времени, принесшем с собой столько перемен и противоречий.