Знание-сила, 1997 № 02 (836)

Ростки нового

С. Червой: — Переходя через хронологический рубеж 1238 года, мы попадаем в совершенно другую эпоху. Последствия монгольского нашествия были для Северо-Восточной Руси ужасающими. Летописец заключает перечень сожженных городов словами: «И несть места, ни вей (веси. — С. Ч.), ни сель, тацех редко, кдеже не воеваша на Суждальской земли; и взяша городов 14, опрочь слобод и погостовъ, во один месяц февраль, кончевающюся 45 — тому лету» (1238 год).

Материальная культура беднеет, упрощается, как бы истончается; исчезают целые ремесленные традиции, уходит курганный обряд погребения, постепенно все меньше и меньше встречаются женские украшения, столь многочисленные и так характерные прежде для Древней Руси. Но что удивительно и парадоксально — именно посреди этого разорения, истончения и убывания пробиваются первые ростки раннемосковской культуры.

Л. Беляев: — После монгольского нашествия развиваться трудно, это понятно. Как, благодаря чему Москве удается преодолевать эти трудности, мы плохо знаем. Невостребованные клады, пожарные слои и погибшие жилища (на территории Кремля, на участке Казанского собора и другие) — свидетельства гибели, бед и горестей жителей города. Однако я уже говорил и повторяю, раскопки не показывают заметного перерыва в жизни людей. Мы не фиксируем их. Вот старая Рязань — другое дело. Здесь — прерванное развитие. Жизнь еще долго теплится, но развитие оборвалось, структура умерла сразу. Там мы не находим на центральном городище, которое назвали бы кремлем, ни одного клада, не говоря уже о таких, как знаменитые старорязанские. Территория старой Рязани, обнесенная гигантским трехкилометровым валом начала XII века, на девяносто процентов просто не освоена и уже не будет освоена в эту эпоху. Вот что такое прерванное развитие. В Москве все по-другому.

С. Чернов: — Действительно, в какой бы части древнего московского посада не проводились раскопки — на месте Сената в Кремле или в Историческом проезде близ Красной площади — домонгольские отложения не перекрыты стерильными прослойками. Напротив, на месте разрозненных построек домонгольского времени (одна из них, изученная в районе Казанского собора, имеет радиоуглеродную дату 1220-е годы) в середине XIII века складывается сплошная застройка. Продолжают развиваться Великий посад у подножия Китайгородского холма (Зарядье), поселение между рекой Неглинной и ручьем Черторыем (близ церкви Антипия) и селище в Заяузье. Но вот что важно понять — все, что происходит в этот период на территории Московского края и сопредельных землях, нельзя описать одной формулой.

Спас оплечный.

Икона Успенского собора Московского Кремля. Одно из основополагающих произведении московской иконописи первой половины XIV века, сложившейся в русле духовных исканий Византии раннепалеологовского периода.

Процессы, протекавшие в это время, сложны, противоречивы. И все-таки разбираться в них необходимо. Посмотрим сначала на демографию и хозяйственное освоение земель.

Нашествие нанесло особенно сильный урон городской жизни как культурной традиции. Оно словно вышибло ее. Зарождение новых традиций хозяйственной жизни мы «ловим» поначалу на сельских территориях. Это очень важный момент в тех изменениях, которые произошли, поэтому хочу рассказать подробнее.

Сейчас у нас есть возможность сравнить результаты исследований сельских территорий на северо-востоке Московского княжества (волости Радонеж, Боря и Переяславское пограничье) и в ближнем Подмосковье (Пехорская волость) и увидеть серьезные демографические сдвиги. Исследования показывают, что в результате нашествия погибло не менее половины поселений. Поселения же, которые пришли им на смену, археологи долгое время просто не могли обнаружить. Вдоль бровок коренных берегов крупных рек (таких, например, как приток Клязьмы Воря) их практически не было, хотя раньше именно здесь селились бы люди. Это были их любимые места. На территории же современных сел, которые по большей части расположены на водоразделах, слои второй половины XIII—XIV веков просто отсутствовали.

С помощью сплошных археологических разведок, изучая обширный корпус актов XV века, писцовые и межевые книги XVI—XVII веков и карты Генерального межевания, удалось изучить всю сеть поселений, существовавшую в XIV—XVI веках. Но и этого было недостаточно, поскольку керамический материал этих мест долгое время не удавалось датировать с высокой степенью точности. Лишь после того как точность была повышена, мы смогли вьщелить среди всей массы поселений селища второй половины XIII — первой половины XIV веков. И вот что оказалось. В этот период началось освоение водоразделов на тех участках, которые были удобны для распашки. Чаще всего — южные склоны возвышенностей. Сами поселения располагались в двухстах — пятистах метрах от рек и ручьев, на высоте до сорока метров над их уровнем. Судя по всему, источником воды стали ключи, не случайно они играют такую большую роль в топонимическом ландшафте более позднего времени. Если в домонгольский период большая часть поселений строилась на плоских приречных террасах, то теперь жилища возводят на пологих склонах. Речь таким образом идет не больше не меньше, как об изменении традиции хозяйствования и расселения.

Видимо, тот стресс, который пережили люди в результате монгольского нашествия, повлиял на привычки, заставил изменить их. Сельская инфраструктура в середине второй половины XIII века восстанавливается уже на основе иных, чем в домонгольский период, форм хозяйствования. Начинается освоение обширных водораздельных пространств, новых ландшафтов, ранее малодоступных для земледелия. На смену узким полосам освоения вдоль рек приходят компактные скопления поселений, а ведь это — зародыши «волостей», известных по источникам XIV века! Вот где начало «типичного» для Московского государства.

В разных природных условиях процесс этот идет по- разному. Клинско-Дмитровская гряда, пересекающая все Северное Подмосковье от Переяславля до Волоколамска и далее до Старицы, осваивалась чрезвычайно активно. В районе Москвы гряда достигала максимальной ширины.

Территория Северо- Восточной Руси и расположение земель, освоение которых приходится на вторую половину XIII-XIV веков: I - города; II ~ границы княжеств на середину XIV века; III — моренные возвышенности, активно осваивавшиеся земледельческим населением (показаны вплоть до границ Смоленского княжества); IV — районы, детально исследованные археологически: Пехорский стан (к востоку от Москвы) и волости Радонеж, Бели и Веря (на северо-востоке Московского княжества).

Моренные ландшафты простирались здесь до самой Оки. Именно в эти районы и шел приток населения из Суздальского Ополья, о котором писал еще В. О. Ключевский. Насколько велики были последствия этого демографического сдвига, теперь мы хорошо знаем. И в связи с этим уместно вспомнить такое понятие географии, как центр тяжести населения какой-либо страны или исторической области. В Российской империи он приходился на Тамбов, в СССР — на Оренбург. Медленно, но верно он перемещался на восток, где начиналась пустыня...

Итак, центр тяжести населения во второй половине XIII века начал сдвигаться из ополья к западу, и это в очень большой степени способствовало росту доходов и имущества переяславских, московских и тверских князей, которые на протяжении 1280-х и первой половины 1290-х годов действовали сообща, поддерживая великого князя Дмитрия Александровича в его борьбе с Андреем Александровичем Городецким.

Далее. Вот тут-то снова необходимо вернуться к городу и, в частности, к Москве. Дело в том, что город по большей части является своего рода ядром, вокруг которого группируется сеть сельских поселений. По крайней мере в рассматриваемое время это было именно так. Как у дерева в засуху засыхают вначале наиболее удаленные от ствола ветви, так и в расселенческой структуре периферия значительно более уязвима, чем ядро. Вот мы и попробуем сопоставить расселенческую структуру на периферии и в центре Московского княжества. В волости Веря — это пятьдесят километров от Москвы — на протяжении всего XIII века в большинстве домонгольских поселений хозяйственная жизнь так и не восстановилась. В Пехорской же волости, а это двадцать километров от Москвы, она не только восстановилась, но и распространилась вширь, так что сельские угодья заполнили практически все ландшафтные ниши, доступные для земледелия и бортничества. Причина понятна: близость к Москве способствовала быстроте регенерации.

Памятники археологии исторического центра Москвы XIII — первой половины XIV века

Объекты проводившихся археологических раскопок и наблюдений.

Археологически выявленные участки культурного слоя (на период, отраженный в карте).

Предполагаемые границы распространения культурного слоя (на период, отраженный в карте).

Топонимы, характеризующие тип древнего землепользования и ландшафтные особенности местности.

Объекты палеопочвенных исследований.

Поля (на период, отраженный в карте).

Предполагаемое местоположение полей (на период, отраженный в карте)

Леса (коренные).

Заливные луга.

Луга на повышенных отметках рельефа.

Сады.

Заболоченные участки.

Русла рек и тальвеги оврагов (сезонные русла).

Церкви, упомянутые в письменных источниках (на период, отраженный в карте).

Церкви, существование которых предполагается (на период, отраженный в карте).

Монастыри, упомянутые в письменных источниках (на период, отраженный в карте).

Монастыри, существование которых предполагается (на период, отраженный в карте).

Клады.

Объекты, существование которых подтверждено источниками (на период, отраженный в карте).

Объекты, предположительно существовавшие (на период, отраженный в карте).

Л. Беляев: — Эта регенерация проявляется и в самой Москве. Благодаря раскопкам Сергея Чернова на Красной площади мы теперь знаем, что активное освоение территории посада происходит именно во второй половине XIII века.

С. Чернов: — Да, совершенно верно. В районе Исторического проезда сплошная застройка с жилыми постройками и срубами-клетями для хранения имущества складывается в середине XIII века (дендрохронологические даты сруба I — 1248, 1251 годы), то есть за тридцать лет до того, как Москва выделяется из состава Владимирского княжения и обращается в удел князя Даниила Александровича.

Строительство новых стен Кремля в конце 1339 — начале 1340 года преобразило облик города, но, видимо, не внесло серьезных перемен в его планировку. Срубы первой половины XIV века, исследованные в Историческом проезде и на Монетном дворе, по ориентировкам, размерам и конструктивным характеристикам такие же, как и сруб I середины XIII века. Однако находки в них уже иные. И прежде всего потому, что на рубеже XIII—XIV веков начали поступать на Русь вещи из Западной Европы, а потом с Востока.

Л. Беляев: — Культура в это время, я имею в виду материальную, развивалась в весьма своеобразном контексте. Дело в том, что на традиционные производства, сохранившиеся с домонгольской эпохи, начинают воздействовать, причем очень активно, городские центры Нижнего и Среднего Поволжья со своими производствами и своими художественными и техническими приемами. Но это — внутренние связи. Существуют и внешние. Москвы достигают также позднероманские и раннеготические — европейские мотивы, но также арабские, средиземноморские и в более широком смысле — общеисламские, восточные.

Предметы из сруба в Историческом проезде, найденные археологами при раскопках в 1988 году.

В археологическом материале, конечно, наиболее масштабно и разнообразно представлена бытовая керамика. Во время, нас интересующее, тенденции ее развития определялись, с одной стороны, увеличением спроса и соответствующим развитием местного городского ремесла, а с другой — возможностью более тесного взаимодействия с технологически совершенными керамическими традициями Востока. На рубеже XIII и XIV веков московская керамика очень сильно меняется. На смену однородным толстостенным горшкам, тесто которых содержало массу песка, шамота и слюды, приходит красная грубая керамика. В ее тесте тоже много песка и дресвы, но она подвергалась уже более совершенному обжигу и вид имела совсем другой.

Меняется и парадная посуда. Для ее украшения, кроме лощения и росписи, начинают использовать стеклянную глазурь. Такая глазурь свинцово-кремнеземного состава хорошо осваивается мастерами, и во второй четверти XIV столетия, примерно одновременно со строительством древнейших каменных соборов, москвичи начинают делать плоские поливные плитки и широко использовать их в украшении деревянных храмов.

Освоив технологию производства глазурованной керамики, московские мастера в XIV веке ввели в употребление новый тип столовой посуды — конические чаши без ручек.

Местоположение белокаменного храма Иоанна Лествичника, возведенного в 1329 году (выделено цветом) и являвшегося предтечей Ивана Великого. Соборная площадь показана по состоянию на 1508 год, через три года после разборки храма Иоанна Лествичника. Реконструкция В. В. Кавелъмахера.

Они встречаются в основном... на кладбищах, поскольку используются для окропления покойного елеем.

Московская культура складывалась в обстановке политических потрясений на рубежах Европы и Азии. Зги потрясения изменили направленность культурных и торговых связей. Взятие Константинополя крестоносцами в 1204 году, разгром южной Руси Батыем, расширение на восток Литовского государства — все это не только перекраивало карты, мир, но и сильно меняло связи, взаимоотношения и взаимовлияния народов и государств. Старые пути обеспечивали теперь только тонкую струйку товаров, идущих с запада через Новгород и Смоленск. Их место занимают новые пути — юго-восточные и восточные. По ним не только осуществляются связи с исламским миром, но и сохраняются контакты с православными государствами Средиземноморья.

Перемены, перемены. В жизни, в быту, в окружении. Появляются каменные здания, и каменное строительство набирает темп. Первый каменный храм Москвы — Успенский собор — был построен в 1326 году. Это было небольшое четырехстолпное трехапсидное здание, крестообразное в плане благодаря открытым внутрь боковым притворам. Крестообразный внутренний план имела и церковь Иоанна Лествичника «иже под колоколы», восьмигранная снаружи, с колокольней во втором ярусе. Храмы Москвы первой половины XIV века строились из белого камня — известняка и украшались скромной орнаментальной резьбой. Возводили их, вероятно, при помощи зодчих Ростова, где строительство велось уже со второй половины XIII века, и, возможно, Твери.

Еще раз хочу подчеркнуть, что археология — это фрагменты. Вот ткани не сохраняются, а хорошо сохраняются... надгробия из белого камня. Да, я не оговорился. Своеобразие Москвы было еще и в том, что до петровских указов в каждом храме или церкви с конца XIII века хоронили особо известных или почитаемых мирян и клали на место могилы надгробные плиты. В домонгольской Руси их не было. В Москве же с конца XIII — начала XIV веков они появляются, и в это же время формируется особый стиль и тип плит, который сохранится в течение нескольких веков. Если снова попытаться перекинуть мостик через неизвестное и малопонятное, думаю, можно сказать, что эти надгробные мраморные плиты с выразительным орнаментом, очень пропорциональные, стильные, гармоничные, рождаются вместо романских соборов, которые не случились на Руси из-за монгольского завоевания. Это, быть может, намек на то, что могло быть и чего не было. Московские надгробные плиты, хоть и вобрали в себя балканские мотивы,— абсолютно оригинальны. К XIV—XV векам их становится все больше и больше. И к этому времени надгробные плиты в Москве — это уже одна из устойчивых традиций, которая будет развиваться, в результате чего и сложится одна из специфических московских черт.

С. Чернов: — Менялись места и формы расселения, менялись предметы быта, городская застройка — шел процесс сложения нового варианта древнерусской культуры. Вот что важно понять, имея дело лишь с остатками, осколками прошлого. Однако изменения эти совершали люди, общество в целом. Можно ли в таком случае говорить, что оно оставалось прежним? А если нет, что изменилось в нем? Каково оно было вообще в конце XIII — первой половине XIV веков? Каковы в первую очередь были формы отношений в этом обществе?

Главное, пожалуй, что общество этого времени весьма существенно отличалось от классического феодального общества синьориального типа. Мы хорошо знаем его по документам, письменным источникам (и прежде всего актовым материалам) второй половины XIV — середины XV веков. Но комплексы старовотчинных земель, фиксируемые актами XV века, складываются не ранее середины XIV века. В более же ранний период господствующей формой материального обеспечения боярства являлась передача в кормление волостей, которые реконструируются археологически как компактные группы поселений, складывавшиеся на протяжении второй половины XIII — первой половины XIV веков. Выводы археологов по этому вопросу хорошо согласуются с выводами историков, в частности С. М. Каштанова, о раннефеодальном характере раннемосковского общества, основанными на изучении формуляра актовых источников и финансовой системы Московского княжества. Выводы эти очень важны еще и потому, что позволяют реально представить себе, в какой среде складывались базовые элементы материальной культуры и некоторые весьма важные московские традиции. Например, археологическое изучение малых монастырей Московского княжества позволило предположить, что «монастырская колонизация», которая является ярчайшей церковной и культурной традицией московской земли, зарождается не без влияния обычаев православного населения раннемосковских волостей.

Таков был культурный и социальный фон, на котором разворачивались события, сделавшие Москву местопребыванием митрополитов всея Руси (1328) и великих князей владимирских (1329). Представляется принципиально важным, что общество, в недрах которого сложилась раннемосковская культура, обладало большими адаптационными возможностями. Именно в силу этого в эпоху Ивана Калиты и митрополита Феогноста Москва смогла воспринять культурные традиции, которые получила из рук палеологовской Византии.

Рост города в унаследованных от прошлого градостроительных формах, зарождение новых черт в условиях сменившихся внешних связей и постепенное формирование самобытных традиций — вот основные особенности культуры Москвы второй половины XIII — первой половины XIV веков. Подобные процессы шли и в других русских землях. Но нише они не дали столь значительных результатов, проявившихся в следующую эпоху, как в Москве. •