Знание-сила, 2000 № 11 (881)

Общество утратит память?

Электронным носителям информации грозит разрушение. Страх перед непоправимой утратой изображений и звуков – вот кошмар, преследующий всех, кому приходится иметь дело с информацией, и в первую очередь тех, кто хранит ее.

Человеческое общество живет внутри им же самим сотворенной культуры, словно морские обитатели – внутри нерукотворного моря, окружающего их и их разделяющего. Преемственность культуры подчеркивается ее дефинициями. Культура – это мудрость, накопленная человечеством… Надстройка, венчающая труд пролетариев и крестьян… Аура, исходящая от каждого индивида.,. Свод знаний и сумерки пророчеств… Это – память, вмещающая опыт и технические приемы… Это – предметы, хранящие в условном, зашифрованном виде – в знаках, красках, звуках – духовные достижения общества и отдельных индивидов…

Культура отбирается, сохраняется, передается. От поколения к поколению. От одного региона к другому. Культура – это лва скрещенных русла. По одному время течет из прошлого в будущее. По другому медленно растекается настоящее, все выравнивая и насаждая однообразие.

«Ручеек» культуры не раз пересыхал. Ее развитие пресекалось. Под натиском врагов гибли города и целые страны. Что от них оставалось? Пепелища, черепки, сломанное оружие… М еще «кирпичики» культуры, доносящие опыт и знания до потомков. На протяжении многих веков эти «кирпичики» чаще всего имели форму рукописной или печатной книги.

Чтобы понять ее смысл, следовало лишь знать язык, на котором она написана: систему букв, цифр или иероглифов, запечатлевших чужой опыт. Языческий Рим пал, но в дворцовой «Академии» Карла Великого все так же читали произведения древних авторов, сохраненные внутри «кирпичиков» культуры. Их шифр был понятен. Рим пал, буквы остались, система буквенной записи уцелела. И потому хранитель древностей Алкуин, руководивший «Академией», вправе был сказать: буква – это «страж истории».

Если мы разучимся понимать эти обозначения, мы утратим способность обращаться к своему прошлому. Можно дать еше одно определение культуры. Это – здание, возводимое многими поколениями. Внутри него мы живем. Пока в стены здания закладывают стандартные «гутенберговы фолианты», оно растет. Так было веками. Книги давно уже стали частью человеческого тела, а письмо – одним из физиологических отправлений.

Но что будет с человечеством, если оно примется от десятилетия к десятилетию менять материал, на котором «записана» культура, материал, из которого возводится это общее всем здание? Здание того и гляди рассыплется. Непоправимые лакуны обезобразят культуру.

Уже сейчас рядом с книгами – и наравне с ними – используются дискеты, жесткие диски, компакт-диски, магнитные ленты, содержащие огромные объемы информации. Сиюминутные преимущества их очевидны. Воспроизвести хранящуюся у вас бумажную книгу не так легко: ее можно лишь переписать, купить заново или в лучшем случае ксерокопировать на отдельных листах бумаги. А вот книгу, записанную на дискете, вы скопируете в считанные секунды. Ее можно тиражировать бесконечно. Благодаря этим новым «кирпичикам» культуры каждый человек, скачивая огромные количества информации на дискеты, в принципе получает возможность заново возвести вокруг себя все здание человеческой культуры. Весь мир уместится в этих крохотных цифровых носителях. Однако их недостатки ощутимы столь же явно. Рядом с обычной, бумажной книгой любая дискета и т.п. – это «книга за семью печатями».

Повторим еще раз: книгу, лежащую перед нами, всегда можно прочитать, из чего бы она ни состояла – из бумажных страниц или глиняных табличек, и какие бы знаки ни испещряли ее – египетские иероглифы, письмена майя или латинские маюскулы. Буквы, как и краски картин, как и нотные линейки, взывают к зрению, позволяя понять, угадать или расшифровать все, что они хранили для нас веками и даже тысячелетиями.

С появлением электронных, а позднее цифровых носителей информации человек отказался доверять своим органам чувств, заменив их работу машинным анализом записанного. Между человеком и его знанием объявился посредник – магнитофон, компьютер и т.п. Если посредник откажется помогать, человек ни за что не сумеет «прочитать» сведения, хранящиеся на новомодном носителе информации. Все его органы чувств будут бессильны извлечь накопленные сведения. Дискета может лежать перед нами десятилетиями, все равно без компьютера мы не сумеем понять, что таится на ней. Да еше не известно, выручит ли нас компьютер или же отнесется к предложенной ему дискете, как к какому-то «Error».

Двадцатый век показал, что приборы, которым положено воспроизводить записанное, меняются с пугающей регулярностью. Уже сейчас мы не можем прослушать, увидеть, прочитать часть домашних архивов, накопленных нашими дедами, отцами и даже старшими братьями. Мы можем хранить сотни грампластинок, но где та радиола, на которой мы их прослушаем? Мы можем беречь десятки бобин с редкими записями Б. Окуджавы или А. Галича, но где тот катушечный «Романтик», на котором они зазвучат? Мы можем лелеять любительские фильмы, снятые на шестнадцатимиллиметровой пленке всего десять лет назад, но наш новый видеомагнитофон не поможет нам вновь их увидеть.

Пройдет несколько лет (и уж тем более несколько десятков лет), и точно таким же ненужным хламом станут все наши аудио- и видеокассеты, компакт-диски и дискеты. С появлением нового носителя информации ее надо копировать заново, иначе ее содержание будет навеки утрачено. Наши новые «книги» гибнут гораздо быстрее, чем «гутенберговы фолианты».

Непоправимый «прогресс» в информационных технологиях становится нашим проклятием. По меньшей мере раз в два года на рынке появляется новый формат, понемногу вытесняя все старые. Всего за десять лет, начиная с 1990 года, устарели восемь поколений компьютерных программ. Уже сейчас машина может отказаться читать файл, записанный лишь два года назад, потому что он «устарел». Пока никто не знает, как спасти всю накопленную нами информацию для потомков. В джунглях форматов не видно просвета.

Мы часто говорим, что живем в век «информационной революции». Перед нами открываются все новые удивительные возможности накопления, обработки и передачи информации. Мы увлечены ими до слепоты. Мы не замечаем, что наше маниакальное стремление создать «уникальную аппаратуру» оборачивается утратой обширных пластов знания, накопленных с помощью другой, устаревшей аппаратуры. И процесс этот, возможно, будет ускоряться. В самой мрачной перспективе «информационная революция» грозит нас оставить вообще без прошлого.

Попробуем войти в положение того, кто лет этак через сто отыщет компакт-диски, выпущенные в конце XX века. Да он же с ног собьется, а наверняка не найдет хоть мало-мальски подходящий аппарат, на котором эти – как их предки называли, «сиди», что ли? – можно было бы прослушать. Если он не специалист, если он не работает в журнале «Знание – сила» образца 2100 года, он вряд ли угадает, по какой же такой схеме их кодировали. Так что если вы надумали создать архив, не забудьте выделить одну из комнат под склад для всевозможной аппаратуры сегодняшнего и завтрашнего дня.

I. Древние письмена доступны нам и сегодня. Камень и глина сохранили их на века. Розеттский камень помог расшифровать иероглифы древних египтян.

2. Клинописные таблички стали для нас основным источником сведений о политической и хозяйственной жизни народов Двуречья. На фотографии: указ царя Угарита (ок. 1300г. до н.э.).

3. Письменность Древнего Крита по-прежнему не расшифрована. Однако историки уверены, что когда-нибудь надпись на этом диске, найденном при раскопках в Фесте, будет прочтена.

Современные носители информации хрупки и недолговечны. Они легко размагничиваются, обрекая общество на утрату памяти

Но даже если проигрыватель для компакт-дисков найдется, можно ли будет прослушать запись? Если ее не хранили в специальных условиях, то, пожалуй, нет. Все эти хваленые «компакты» и дискеты, кажется, созданы для того, чтобы мы как можно чаще обновляли их коллекцию. Мы живем в обществе потребления. Увы, появление вечных архивов подрывает сами основы нашего общества. Мы должны постоянно покупать то, что завтра может быть нами утрачено. Малейшее промедление, и мы можем утратить все.

Постоянное изменение «систем записи» и нестойкость современных носителей информации – вот две бомбы с часовым механизмом, заложенные под нашу цивилизацию. Мы строим столь причудливое будущее, что к нему может и не притечь ручеек прошлого.

Дешевый «компакт-диск», если его небрежно хранить, быстро уничтожится. Всего через пять-десять лет лазерный луч уже не прочтет информацию, накопленную в виде крохотных бороздок, вкрапленных в тонкий металлический слой. Чем дешевле носитель информации, тем быстрее жара, кислород и ультрафиолетовые лучи разъедают материал.

Дискеты и жесткие диски еше чувствительнее, ведь информация, запечатленная в них, – это крохотные намагниченные «островки» на тонком металлическом слое. Через какой-нибудь десяток лет компьютер откажется читать файлы, поскольку они размагнитятся или намагниченный слой осыплется с них. Вот на таком шатком фундаменте выстроено «здание» нашей культуры.

Почти всю вторую половину XX века летописцем наших деяний и свершений была магнитная лента, вещь хрупкая и капризная. Залог ее долговечности – строгие условия хранении: температура -21 ± 5°С, относительная влажность воздуха – 40 ± 5 процентов. При температуре свыше 70°С несущая пленка растягивается. При повышенной влажности связующее вещество может гидролизоваться. Особенно губительно наложение обоих этих факторов. Например, при температуре 55°С и влажности воздуха 85 процентов отдельные слои пленки склеиваются. Не помогает и сделанная вовремя перезапись, она заметно ухудшает качество звучания.

Владельцы фонотек редко соблюдали идеальные условия. Поэтому впоследствии им пришлось расплачиваться за свою небрежность. Так, по сообщению НАСА, пришло в негодность уже около 1,2 миллиона магнитных лент, хранившихся в архиве этого ведомства. Итогом целого ряда космических экспедиций стало… молчание пленки. А сколько бесценных записей погибло в архивах Гостелерадио?

Со временем носители информации изменились, но опасность утратить ее лишь увеличилась, ибо бумага постепенно вытесняется отовсюду. Бумагу, служившую нам веками, мы променяли на дискеты и диски, готовые подвести нас уже сегодня. Три четверти всех служебных документов в США хранятся в компьютерных базах данных. Их сохранность – это вопрос жизни или смерти для страховых компаний, банков, коммерческих фирм. «Большинство фирм плохо готовы к грозящим им испытаниям, – отмечают американские архивариусы. – Нам нужно разрабатывать не только планы борьбы с катастрофами, но и схемы спасения компьютерных данных. От их утраты общество пострадает не меньше, чем от пронесшегося урагана».

Мы вновь и вновь видим знамения грядущего беспамятства. Так, власти одного из американских университетов – Penn State University – убедились, что базы данных, содержавшие сведения примерно о трех тысячах студентов, учившихся здесь, безвозвратно утрачены. Значит, многие выпускники университетов не сумеют подтвердить свою квалификацию. Сведения о них стерлись в памяти компьютера. Он «переписал» историю заново, вычеркнув из нее несколько тысяч человек.

Появление цифровых видеокамер усугубляет проблему. Так, записи семейных праздников, отснятые в 2000 году и записанные на жесткий диск, уже лет через шесть исчезнут, если их вовремя не скопировать. Разве сравнишь эти отменные по качеству, но быстро ветшающие «документы» с пожелтелыми фотографиями столетней давности, быть может, еще хранящимися в вашем семейном альбоме?

Итак, «информационный бум», охвативший наше общество, обернется утратой почти всей накопленной информации? «Когда историки будут изучать нашу эпоху, их поразит скудость сведений, дошедших до них», – говорит Данни Хиллис, бывший вице-президент концерна «Дисней», предостерегая от «цифровой пропасти, в которую все мы катимся». Неужели близятся новые «темные века» нашей культуры? Миниатюрные магнитные носители, коварно самоуничтожаясь, истребят ее богатства тщательнее, чем неразборчивые вандалы, (Автор выводит эти строки, преисполнившись суеверного страха, ибо немедленно вспоминает своих знакомых, лишившихся части домашних архивов из-за поломки жесткого диска ПК.)

На Западе появился целый ряд фирм, занятых спасением накопленной нами информации. Методы предлагаются самые разные. Так, одна из американских фирм хранит файлы своих клиентов на территории бывшей базы ВВС США, в бункере, под защитой стали, свинца и бетона. Другая фирма выпустила «супердиск», покрытый тонким алмазным слоем, который якобы позволяет хранить файлы тысячу лет! Одну тысячу, другую… Кто, в самом деле, проверит? А диски эти, как и аппаратура, считывающая их. дорогого стоят. Пожалуй, надежнее всего довериться привычной бумаге, аккуратно распечатывая все накопленные файлы и храня распечатки на случай, если машина подведет, а так оно и случится наверняка!

Мы стали намного изощреннее. Наши миниатюрные носители информации заменяют целые библиотеки. Клинописные таблички наших далеких предков умещали лишь несколько фраз. Однако что пользы потомкам от этих компьютерных библиотек, если по прошествии всего нескольких лет те рассеются, как морок, в то время как законы Хамму pan и, грубо высеченные на черном базальтовом столбе, мы можем прочитать и сегодня, если научимся понимать клинопись. Они осязаемо, материально присутствуют в нашей жизни. Прошлое поистине сохранило их вопреки всем социальным катаклизмам и стихийным бедствиям и донесло до нас, передало их будущему. Пергамент и папирус, камень и шелк, береста и бумага, мрамор и холст сберегли для нас человеческую культуру, но, отказавшись от этих грубых, «реальных» материалов и доверившись незримым и эфемерным файлам, сохраним ли ее мы?

Попробуем взглянуть на наше время из далекого будущего. Как оценит наш прогресс историк XXXI века, если. отказавшись от рутинной диссертации по Древнему Риму или берестяным грамотам Новгорода, безуспешно посвятит всю свою жизнь величайшей научной загадке – тайне многочисленных дисков, обнаруживаемых в археологических слоях, относящихся к концу XX – началу XXI веков? Сколько бы он ни держал в руке эти странные предметы, сколько бы он ни делал рентгенограмм и ни проводил ультразвуковых исследований, он все равно не заставит их заговорить. Береста средневековых купцов донесет до потомков больше информации, нежели все компьютерные базы данных Гарварда или МГУ. Пожалуй, разочарованный историк, презрев свое ремесло, в конце концов безжалостно выбросит собранную им библиотеку, относящуюся к одному из самых «темных» столетий человеческой истории, определив пунктом назначения всех этих дисков и дискет ближайшую свалку.

На исходе XX века люди начинают понимать, что собрать коллекцию «носителей информации» вовсе не означает «обогатить свою память всей мудростью, накопленной человечеством». Наши электронные и тому подобные архивы, увы, не обеспечивают преемственности знания и традиции. Они лишь намечают разрыв между письменной, то есть осязаемой, зримой культурой и виртуальной культурой, доверенной электронному посреднику, который в любой момент может уничтожить то, что хранит.

Григорий Зеленко