Знание-сила, 2000 № 12 (882)

Пора, пора, уж подан яд…

Миновала середина XVI столетия. Наполнение времени, суть происходящих событий оставались все те же, что и прежде, – яростная борьба за власть, и не было ничего, что остановило бы в этой борьбе. Традиционно принято считать, что правление Ивана IV, грозного царя – один из самых кровавых периодов в жизни русского государства. Наверное, так оно и есть, но давайте попробуем найти хотя бы несколько десятилетий в средневековой Руси, когда бы не было жестоких междоусобиц князей, набегов золотоордынцев или литовцев, войн за территории и торговые пути, страшных «моров»-эпидемий и, наконец, борьбы группировок за великокняжеское или царское благоволение, сопровождаемых казнями, убийствами и отравлениями. Вряд ли мы найдем такое время в нашей истории. Да и не только в нашей – в этом отношении мы мало чем отличались от других государств Европы.

При московском дворе одним из последних династических споров был конфликт между Иваном IV и семьей его дяди, старицкого князя Андрея Ивановича, погибшего в тюрьме в 1536 году. Жена Андрея Ивановича Евфросиния и их единственный сын Владимир, пережив периоды благоволения и опал, погибли в октябре 1569 года «нужною смертью» – так называли тогда смерть насильственную. Пискаревский летописец сохранил на своих страницах довольно подробный рассказ об обстоятельствах гибели Владимира Старицкого, прямо называя способ его устранения – отравление: «опоил зельем, и со княгинею и з дочерью болшею». Удельный князь был убит вместе со второю женою и дочерью от этого брака – дети от первого были пощажены. Вторая жена Владимира Андреевича была родственницей князя Курбского, а хорошо известно, как ненавидел Грозный Курбского и с каким злорадством, где мог, мстил ему.

Ликвидируя своего двоюродного брата и его близких, Иван IV, видимо, считал, что наносит упреждающий удар. В записках иностранцев есть упоминание о якобы готовившемся Владимиром Старицким заговоре и что хотел он извести всю царскую семью именно ядом, для чего подкупил (за 50 рублей!) одного из царских поваров. Так ли было на самом деле, историки не установили, но доподлинно известно, что царь Иван Васильевич для умерщвления удельного князя и его семьи выбрал яд, хотя экспериментально проверить причину гибели Старицких сегодня довольно сложно – останки самого Владимира Андреевича недоступны, а погребения его жены и дочери сохранились плохо.

В средневековье, а мы ведем речь о XVI веке, позднем средневековье, яды были уже очень хорошо известны в России, и случаев их применения, видимо, насчитывалось немало. Конечно, не всегда упоминания об этом попадали на страницы письменных источников, но кое-что попадало. До нас, например, дошел один занятный документ, свидетельствующий о роли ядов весьма откровенно. Это «Соборное определение о четвертом браке царя Иоанна Васильевича» от 29 апреля 1572 года. Царь был вынужден в тот год подать прошение церковным властям с просьбой разрешить ему четвертый брак, и перед отцами церкви встала непростая задача. Как быть? На Руси даже третий брак в средневековье не считался законным. И хотя Иван Васильевич «на соборе извещался и прощения просил, и бил челом и молил …о разрешении», ему пришлось дать серьезное обоснование своей просьбе. И что же это за обоснование? Он откровенно пишет об обстоятельствах смерти своих первых трех жен, отравленных, по его мнению, врагами и злыми людьми.«… И отравами царицу Анастасию изведоша» – это о первой жене. Брак с Марией Темрюковной также, как считал царь, был прерван в результате насильственной ее смерти: «…И такоже вражиим злокозньством отравлена бысть». Третий брак и вообще стал фарсом, поскольку занемогшая перед свадьбой Марфа Васильевна Собакина скончалась через две недели после бракосочетания, так и не став фактически царской женой. «… И тако ей отраву злую учиниша … толико быша с ним царица Марфа две недели и преставися, понеже девства не разрешил третьего брака».

Вполне может показаться, что царь специально сгущает краски, описывая свои неудачи в семейной жизни. Но это отнюдь не так. Сегодня мы знаем, что подозрения его в отношении причины смерти Анастасии Романовны, первой супруги, подтвердила экспертиза 1995 года («Знание – сила», 1998, № 7). Об остальных двух случаях сказать определенно пока нельзя, так как исследования еще не закончены, но вряд ли кого-то удивит, если слова Грозного подтвердятся…

А теперь о событиях 18 марта 1584 года. Смерть Ивана Грозного вызвала в Москве массу пересудов. Слухи о том, что Борис Годунов и Богдан Вельский были к этому причастны, появились и упорно циркулировали в народе, попав в записки иностранных послов и путешественников. Причин смерти называли много и разных. И одной из них, конечно, считали отравление. Были и другие версии – англичанин Горсей считал, что Иван IV был удушен ближними людьми, другой иноземец, Боус, писал о смерти от «пресыщения», какою только – не сказал. Исаак Масса называет участником преступления Богдана Вельского: «Богдан Вельский, бывший … в милости, подал ему прописанное доктором Иоаганном Эйлофом питье, бросив в него яд в то время, когда подносил царю, отчего он вскоре умер». Но характерна заключительная фраза, свидетельствующая о значительной доли сомнений автора записок: «Так ли это было, известно одному богу».

Обилие разных версий, неопределенность и неуверенность некоторых высказываний вызывали недоумение и заставляли серьезных исследователей очень осторожно делать выводы.

Казалось бы, точку в спорах о причине смерти Ивана IV должны поставить исследования его останков. В 1963 году во время изучения архитектурной истории Архангельского собора Кремля появилась такая возможность; были вскрыты три могилы в дьяконнике этого храма – захоронения Ивана IV и двух его сыновей – царевича Ивана и царя Федора. Именно благодаря этому событию известный советский антрополог М.М. Герасимов реконструировал скульптурные портреты Грозного и Федора, и в шестидесятые годы их довольно часто публиковали в печати. Основной же задачей было установление причины смерти царя Ивана Васильевича. Сразу скажем, что предположение об удушении царя руками отпадает, так как шитовидный хрящ гортани сохранился хорошо. Но ведь есть и другие способы удушения (подушкой, например), которые не должны затрагивать этот хрящ.

Очень решительно отмел М.М. Герасимов заключения некоторых слишком ретивых авторов о том, что Иван IV примерно с 1565 года (около двадцати лет) болел сифилисом. Этим же недугом (и с того же времени!) якобы страдал и его старший сын Иван. Авторов этой идеи даже не остановил возраст мальчика – ему тогда было всего 10 лет! Ни на костях скелета, ни на черепе Ивана Васильевича и его сына следов венерических заболеваний нет, а они должны были бы быть, если бы они действительно болели сифилисом. Дискуссию по этому поводу вызвало значительное количество ртути, обнаруженное экспертом-химиком в останках царя Ивана IV и царевича Ивана. И не только ртути.

Но прежде чем анализировать данные экспертиз, напомним читателю, что в организме человека совершенно естественным образом присутствуют многие химические элементы, и он накапливает их за свою жизнь. Есть среди них и мышьяк, ртуть, сурьма, свинец, медь. В печени естественное содержание мышьяка составляет от 0,01 до 0.07 мг, а ртути до 0,02 мг. В почках мышьяка от 0,01 до 0,08 мг, а ртути до 0,04 мг.

У Ивана IV зафиксировано большое количество ртути – до 1,3 мг и мышьяка до 0,15 мг. Примерно то же и у царевича Ивана. Ртути много – до 1,3 мг, а мышьяка даже больше, чем у отца, – до 0,26 мг. Эти-то цифры и породили массу несуразных идей о неприличных болезнях, следов которых, как уже говорилось, не найдено. Кроме того, и у отца, и у сына в организмах очень много свинца и меди, особенно у царя Ивана.

По поводу большого количества ртути и мышьяка (значительно выше фонового содержания!) можно строить только догадки. Внезапность смерти Ивана IV, отмеченная многими, вряд ли свидетельствует об отравлении.

Есть смутные указания, что царь Иван Васильевич (а возможно, и его старший сын), боясь отравления, приучал свой организм к ядам, принимая их маленькими дозами. Это вполне реально, учитывая данные экспертиз; количество ртути в организмах отца и сына одинаково, а по мышьяку лишь небольшое расхождение. Хроническое отравление не успело свести в могилу царевича Ивана – это сделал его отец своею собственной рукой.

Итак, исследования экспертов-химиков особой ясности в вопрос о причинах смерти царя Ивана IV не внесли, а лишь добавили еще одну версию – сердечный приступ, об этом писал М.М. Герасимов. Состояние организма царевича Ивана и вовсе стало загадкой – умер от удара по голове, нанесенного отцом, но стоял на грани гибели от хронического отравления мышьяком и ртутью.

Но мы ни слова не сказали еще о царе Федоре Ивановиче, другом сыне грозного государя. Умер он 7 января 1598 года после недолгой болезни и был поспешно похоронен рядом с отцом и братом в дьяконнике Архангельского собора. Важно, что условия залегания останков всех троих были одинаковыми и по времени очень близкими. И вот что выявили эксперты-химики. У царя Федора количество ртути в организме было не столь значительным (до 0,3 мг), хотя тоже намного превышало естественный фон, сурьмы и меди не было вовсе, но в достаточной степени присутствовал свинец, как и у царевича Ивана. А вот мышьяк превышал все нормы в десять раз! Стоит отметить, что материалы экспертиз публиковались, и не один раз, однако в основном антропологами. К сожалению, грамотной интерпретации данные химических исследований тогда не получили. Больше всего внимания, естественно, уделялось сведениям, связанным с личностью царя Ивана IV. Но вот – десятикратное превышение нормы выявлено у царя Федора по костным останкам, и думаю, причина его смерти совершенно очевидна.

Интересно, что и в письменных источниках об отравлении царя Федора Ивановича, последнего в роде Калиты, сохранилось довольно много свидетельств, хотя историки на это как-то не обращали внимания. Быть может, их успокоили выводы экспертов о том, что яд в останках Федора не обнаружен? Весьма уверенно писал об отравлении в своих записках голландский купец Исаак Масса, живший в Москве в 1601-1609 и 1612-1634 годах: «Федор Иванович внезапно заболел и умер 5 января 1598 года. Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею, и многие московиты разделяли мое мнение». Между прочим, женою Бориса Годунова была Мария, дочь печально известного Малюты Скуратова (Григория Лукьяновича Бельского). Летописные своды также занесли имя этой женщины на свои страницы, описывая события конца XV] – начала XVII веков, в том числе и 1598 года.

В одной из псковских летописей, в рассказе о судьбе юного полководца князя М.В.Скопина-Шуйского, получил весьма жесткую оценку Малюта Скуратов. Не менее отрицательно и однозначно оценили роль в русской истории и дочерей Малюты: «Сего злаго плода и лютаго варвара злые и отрасли». А жена Годунова прямо названа отравительницей Федора Ивановича: «… Бе сестра Борисовы жены Годуновы, иже отравою окорми праведнаго царя Феодора».

Годуновых считал виновниками смерти Федора I и дьяк Иван Тимофеев, автор «Временника» – важнейшего источника по истории России середины XVI – начала XVII веков. Для Ивана Тимофеева Борис Федорович – раб, отравивший своего господина.

В «Истории государства Российского» Н. Карамзин приводит выписки из некоторых летописных сводов с такими предположениями: «Глаголют же неции, яко прият смерть от Государь царь от Борисова злохитоства, от смертоноснаго зелия». Причем в одном из источников было даже сказано, что царь Федор «изнемогал 12 дней».

Хорошо известно, как закончили свою жизнь члены семьи Бориса Годунова. Сам он неожиданно скончался, едва успев благословить на царство юного сына Федора. Немей Конрад Бусов в своей хронике событий 1584-1613 годов записал, что Борис сам лишил себя жизни, «приняв яд». Об этом же упоминают в своих записках Августин Мейерберг и Яков Рейтенфельс. Шестнадцатилетний сын Годунова Федор и его жена Мария погибли несколько месяцев спустя в результате боярского заговора, они были задушены. Мечты дочери Малюты Скуратова достичь высшей власти сбылись, но ненадолго, а смерть ее была ужасной – «но по заслугам ты и кару понесла, которую в тиши другим уготовляла».

Исследования останков паря Бориса не проводились (вся семья похоронена на территории Троице-Сергиевой лавры), и не выяснено, почему он так внезапно скончался – сам ли принял яд или был отравлен другими, как записано у Петра Петрея, или причина его смерти была иной, и может быть вполне естественной.

Последний случай, о котором стоит упомянуть. В 1610 году умер молодой полководец князь М.В. Скопин-Шуйский. Все историки сошлись на том, что это классический пример устранения талантливого и весьма популярного в народе человека завистливыми родственниками, один из которых занимал русский престол, и не очень в тот исторический момент прочно. Анализ письменных источников, повествующих о событиях Смутного времени, дает поразительные результаты – подавляющая их часть включает подробный рассказ о смерти князя Михаила и называет поименно участников заговора против него и место действия. К двадцати трем годам князь М.В. Скопин-Шуйский становится видным военачальником; руководимые им русские войска одержали ряд важных и крупных побед в битвах с польскими интервентами и Лжедмитрием II (успел он подавить и большое крестьянское восстание). Победы сделали князя Михаила кумиром народа; о юноше все чаще говорили как о претенденте на царский престол. И его родные дяди – царь Василий Шуйский, его брат Дмитрий Иванович, бездарный и завистливый, увидели в этом угрозу своему положению и благополучию.

В марте 1610 года полки князя Михаила Васильевича вступили в столицу, встреченные восторженным народом. Вскоре молодой полководец провел рядом с городом учения своей армии, и все хвалили его мудрость и храбрость. Он был весел и счастлив, жизнь, так ослепительно начавшаяся, вся впереди. Мог ли он предполагать, что участь его, талантливого представителя рода Шуйских, уже предрешена?

Все разрешилось на крестинах в доме князя Воротынского 23 апреля 1610 года. И главной участницей заговора стала Екатерина Григорьевна Шуйская, жена брата Дмитрия Ивановича, еще одна «достойная» дочь Малюты Скуратова-Бельского: «Сия же злая дияволя советница, яко мед на языке ношаше, а в сердце меч скова, и пронзе праведнаго и храброго мужа, прииде к нему с лестию, нося чашу меду с отравою. Он же незлобивый не чая в ней злаго совета по сродству, взем чашу и испить ю».

Отравить молодого Скопина-Шуйского было непросто – он не притрагивался к вину, ел с общего стола, но могли он отказаться от чаши меда, предлагаемой кумой и родственницей? В тот же час ему стало плохо. Одни источники пишут, что у князя пошла носом кровь, он ослабел и был унесен с пира. Другие добавляют, что «пустися руда из носа и из рта».

Так был устранен с исторической сцены князь М.В. Скопин-Шуйский, что, впрочем, ненамного продлило агонию власти в стране – через два года царь Василий Шуйский и его родня власть утратят и закончат свои дни в польском плену.

Исследование останков молодого воителя было проведено в 1963 году, когда вскрывали захоронения царя Ивана IV и его сыновей, так как похоронен князь Михаил в приделе Архангельского собора в Кремле. Ученые зафиксировали отсутствие в останках этого человека сурьмы, свинца и меди. И лишь мышьяка и ртути оказалось столько, что вопрос о причине смерти князя Михаила решился сам собою. Итак, выявленная в останках Скопина-Шуйского доза этого яда, несомненно, подтверждает многочисленные свидетельства документов о причине его гибели. Кроме того, вполне возможно, что в случаях с царем Федором и князем Михаилом использовали и комбинированные яды, их применение также хорошо известно в истории.

События, последовавшие за смертью князя Михаила, были для страны фатальными и драматичными. Только с утверждением на русском престоле новой династии Романовых прекратилась борьба за власть с бессмысленной чехардой самозванцев и боярских заговоров, доносов, предательств, убийств и отравлений. Время правления царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича привело к укреплению царской власти в стране, посягательства на жизнь первых лиц в государстве прекратились. И даже последовавшие после смерти Алексея Михайловича события с напряженной борьбой за власть его детей от разных браков, обошлись без «зелья».