Знание-сила, 2003 № 03 (909)

Великая виртуальная революция

Эта революция завершается, и связана она совсем не с компьютеризацией всей страны, что у нас еще впереди.

Вся страна, за очень малым исключением, живет в реальности, изготовленной на телевидении. Телевидение уже стало сферой, сопоставимой по своей силе и влиянию с национальной экономикой, национальным правопорядком, национальной безопасностью, – так считает культуролог, главный редактор журнала «Искусство кино».

Телевидение – наверное, единственная сфера нашей жизни, которая сознательно избегает общественного осознания собственного величия. Телевизионщики вписывают себя в триаду: средство массовой информации, средство развлечения и – в достаточно ограниченной мере – средство просвещения.

На самом же деле, в последнее десятилетие завершается великая виртуальная революция, в результате которой обе реальности – эмпирическая, в которой мы движемся, дышим, действуем, живем, и реальность телевизионная, придуманная и показанная нам с экрана, – окончательно «схлопнулись», практически совместились, и телевизионная теперь воспринимается, переживается, предопределяет наши реакции совсем как «настоящая».

Искусство вообще всегда обладало способностью создавать некие виртуальные миры, в которые человек погружается, но не полностью. Авторское искусство ведь предполагает некоторую дистанцию, понимание условности, того, что на самом деле ты никак не можешь, да и не должен полностью идентифицироваться с героем или сюжетом. Это известное мастерство как автора, так и читателя, зрителя, слушателя; считается, что великую условность искусства осознают примерно 3-4 процента его «потребителей». Другое – массовая культура, частью которой и стало телевидение: там не предполагается никакой дистанции между экранной – отредактированной – и подлинной реальностью, и если героиня сериала больна раком, это для восприятия зрителя абсолютно то же самое, что и бальная раком соседка или родственница, и переживается точно так же.

Так вот теперь ТВ-реальность воспринимается как единая и единственно настоящая. Если по телевизору не показывают, как бомбят столицу Сомали, то ее и не бомбили. И если показывают две недели подряд во всех подробностях, как умирают моряки на «Курске», мы все сходим с ума. По много часов в день идет информация и обсуждение ее с экспертами, разговоры с родственниками, напряженная драматургия: уловили стуки, может, они живы, может, нет… Зато когда съемка планируется заранее, вы получите картинку во всех подробностях, по всем каналам, многократно. Вы представляете, королева Великобритании пришла на премьеру последнего фильма о Джеймсе Бонде!

Сами телевизионщики говорят в таких случаях: не нравится – выключи. Но это чистый «фальшак», потому что подавляющее большинство не в состоянии это сделать. Телевизор включают, как и свет, как только приходят домой, а в 58 процентах российских квартир не выключают даже тогда, когда не смотрят. Очень немногие, меньше пяти процентов взрослого населения, действительно свободны от телевидения – имеют силы дистанцироваться. Для остальных оно стало одной из первых, базовых, фундаментальных потребностей. Это как вода, тепло, свет, секс, голод, безопасность, и еще неизвестно, что на каком месте: уж во всяком случае, потребность в ТВ не меньше, чем в сексе.

Человек ведь не бытовой прибор включает, он к важнейшему жизненному институту подключается. Тому, без которого уже не может существовать, без которого не понимает, жив ли он, где живет и что с ним происходит. И вокруг.

ТВ в этом мире играет первостепенную роль. И даже войны благодаря ему теперь будут у нас другими: идеологическими, бескомпромиссными, творческими, выстроенными по законам телевизионной картинки, очень эффективными; каждый раз их будут придумывать по-новому…

Какова реальная сила ТВ помимо политики и развлечения, многие только догадываются. Но использовать ее, находясь вне телевидения, практически невозможно, во всяком случае, во всех современных странах западной цивилизации, включая Россию. Все крики о государственной цензуре в последние годы – или ловкие спекуляции, или застаревшие фобии. В открытом медийном обществе такая цензура в прежнем советском объеме и форме стала попросту невозможна. Да и пленки, снятые не в прямом эфире, тоже, как известно, передаются в телестудии зачастую минут за двадцать до выхода в эфир, и ни о каком их внетелевизионном цензурировании речи быть не может.

Наконец, невозможно использовать какую-либо институцию прежней системы лишь в одном-единственном сегменте, скажем, цензуру на телевидении или даже вообще весь институт цензуры, не восстанавливая при этом всю Систему в целом. Если вы хотите, к примеру, чтобы наша киноиндустрия работала, как Голливуд, необходимо, чтобы и все остальное у нас было такое же, как в Америке, – экономика, технологии, банковские структуры, налоги, дисциплина труда, этические принципы и так далее. Если вы тоскуете по советскому кинопроизводству, когда деньги давало государство и снимались неплохие фильмы, вам следует отдавать себе отчет в том, что все это невосстановимо без возрождения тотально централизованной экономики, цивилизации дефицита и абсолютного идеологического контроля за всеми сферами жизни.

А уж такой свободы слова и эфира, как сейчас в России, по моему глубокому убеждению, нет ни в одной стране мира. Мало того, что у нас можно делать хорошие деньги на постоянной и довольно злобной критике правительства, президента, людей выборных и самых высоких чиновников. Наши СМИ и наше кино свободны даже от презираемого давления денег, например, от необходимости возвращать взятые у государства средства на съемку фильма.

Телевидение, будем откровенны, все 90-е годы управляется только изнутри, собственниками и топ-менеджерами. Это, как правило, милые, дельные, интеллигентные люди из хороших семей, носители фундаментальных стереотипов российского интеллигентского сознания. Они, как и все остальные люди, естественно, работают в рамках определенного мировоззрения, только очень редко (а может, никогда) сами его осмысляли.

Вот, на мой взгляд, несколько основных стереотипов («мертвых картинок» в голове), которые организуют все наше телевизионное – а значит, и жизненное – пространство.

Стереотип первый. Все средства массовой информации, институты художественной деятельности и интеллигенция в целом должны всегда, что бы ни происходило, противостоять власти. Главным содержанием разного рода произведений и передач становятся неправильные решения государства, глупости высших чиновников, неудачи и трудности модернизации, лоббистские группы и интересы. И конечно же, колоссальные этические трансформации нашего общества. Вот только на воровство самих граждан ТВ никогда не обращает внимания, а на воровство высших чиновников – очень даже, хотя народ (работодатели и наемные работники) ворует еще больше и находится, надо признать, в ужасающем этическом состоянии.

Стереотип второй. Я, конечно, люблю нашу страну, говорит про себя TV- идеолог, но согласимся, мой дорогой и моя дорогая, что это скверная страна, обреченная на поражения и неудачи. Все телевизионные аналитики постоянно сомневаются и страдают: и здесь не то, и тут не получилось. Даже если иностранцы зауважали после 11 сентября 2001 года Путина, то это, безусловно, временно, они ведь не понимают, какой он на самом деле страшный кэгэбешник.

Стереотип третий. Будущее России тоже уныло; ничего хорошего здесь не будет никогда. Поэтому ТВ не обсуждает никакие модели развития. Я полагаю, что программы такие в бумагах где-то есть, люди не могут жить без этого. Но кто спросил и тем более рассказал миллионам, что это будет за Россия, когда в 2008 году Путин передаст власть другому президенту? Какой видит эту страну сам президент? Место иностранных компаний, российских? Что будет со средним классом? С молодежью? Мы получим шенгенский паспорт или не будем за это биться? Пригласим 50 миллионов китайцев работать на Дальнем Востоке и в Сибири и будем с ними себя вести так, как это делают немцы с турками?

Боюсь, нашим телеаналитикам неинтересно обсуждать подобные вещи, потому что они инстинктивно ощущают: такой подход к сути происходящего может поломать всю их картину мира…

Все это стереотипы, порожденные ушедшим опытом.

Как телевидение влияет на умы, подменяя эмпирическую реальность сконструированной по собственным меркам?

Прежде всего – «повесткой дня» – подбором тем, вниманием, уделенным той или иной новости: можно упомянуть в перечислении, не сопроводив никакой картинкой, можно сделать трехминутный сюжет, можно – десятиминутный, и это сразу изменит содержание, контекст, сам ранг новости, ее место в сегодняшней картине мира.

Итак, что в нашем телевизионном меню? Три основных формата: телесериал, новости, ток-шоу.

За последние два года российские сериалы произвели настоящий переворот на телевидении: сначала они выбили с доминирующей позиции латиноамериканскую продукцию, потом американскую – такую, как «Скорая помощь», «Доктор Куин – женщина- врач», ставшую абсолютными чемпионами во всем западном мире, наконец, даже советское кино. Они поглотили все типы кинопродукции, которые раньше были основными. Сейчас у нас снимается 1000 серий в год, а потенциальный рынок – до 3000.

Про что родные сериалы? Только про бандитов. Не про студентов, ученых, строителей, художников… Не про влюбленных. Все про преступников и их жертв. В разных вариантах: ты участвовал в криминале, но раскаялся; не хотел стать бандитом, но стал. Про милицию и про адвокатов, ведь они тоже все равно обслуживают бандитов. Я так понимаю неявную идею владельцев и распорядителей ТВ: у нас в России сейчас сосуществуют всего два народа: один – это преступники, а другой – те, кто пока ими не стал. Все, никакого другого населения нет.

Теленовости вполне соответствуют тем глубинным, часто подсознательным стереотипам, о которых я говорил: борьба с властью, у нас все плохо, будет еще хуже, ничего мы не умеем, и так на всех канатах. Только на государственных в одной степени, а на ТВС, НТВ и тем более на ТВЦ – в другой. Естественно, столицу на последнем не трогают, наоборот, отцы города каждую неделю рассказывают об успехах и процветании вверенной им территории.

Интересно, как во все это встраивается распространенный в нашем обществе миф о том, что Москва – это другая страна, в которой живут другие люди.

Там жируют, спекулируют, наживаются, там иностранцы, бандиты. Никогда жителям Сызрани никто не скажет по телевизору: знаете, в Москве живут те же сызранцы, только как бы пришедшие из будущей Сызрани. У вас тоже так будет, если вы продадите швейцарцам ваш дурацкий машиностроительный завод, если изберете другого мэра, научитесь, как в Новгороде Великом, привлекать инвестиции… В Москве тоже говорят, думают, действуют по-русски. Более того, в Москве больше не нужна прописка; если ты нашел работу, а найти ее запросто, если ты хороший компьютерщик, рекламщик, согласен строить или подметать улицы, то знай: в Москве полно рабочих мест. А в Германии можно бесплатно учиться, если выучить немецкий язык.

Телевизионные новости всегда полутрагические. Это кажется естественным: не будем же мы говорить о том, что в восьмидесяти пяти регионах страны свет и тепло есть – только о тех двух, где их нет.

Кроме всех этих «радостей», ежедневно на экран выходит одиннадцать выпусков криминальных новостей. Они только по-разному называются: «Криминальная Россия», «Криминал», «Дежурная часть», «Преступление и наказание», «Состав преступления», «Петровка 38», «Дорожный патруль» и так далее. Они все подробно рассказывают о преступлениях сегодняшнего дня. Представьте себе после этого потенциального инвестора, которому предлагают вкладывать деньги в Россию, да чур меня, чур меня!

Не знаю, сколько у вас знакомых бандитов и проституток, у меня лично их нет. А телевизор уверяет меня, что это даже не каждый второй, а девять из десяти. Я, наверное, этот десятый, но и все мои родственники, друзья, знакомые, сослуживцы – у меня достаточно широкий круг общения. Неужели они все тоже «десятые»?

Ток-шоу покупаются за границей без всякого разбора. Тамошние люди в них отправляются, например, на острова отдохнуть от пут цивилизованности. Там у них нет еды, одни лягушки, змеи, они должны «убить» своего партнера (а на работе его надо обожать). И вот мы вслед за ними за сумасшедшие деньги везем наших граждан на остров и там предлагаем им (в контексте переполненного криминалом телепространства) «убить» человека, с которым ты только что ел-пил, а теперь должен проголосовать против него, хотя он тебе нравится.

Вот это и есть теперь та реальность, в которой живут наши несчастные соотечественники.

Абсолютно запрещено – не кем-то, не злым государственным цензором, а внутренне самим себе запрещено – рассказывать о многом из того, что реально происходит в стране. Ну, например, о том, что у населения сейчас 38 миллиардов долларов находится только на официальных частных вкладах, причем за «неуспешный» последний год туда положено 11 миллиардов. В рублях и в долларах. И еще 36 миллиардов спрятано в кубышках. Нищая страна. Но это деньги не олигархов – у тех за границей еще около 100 миллиардов.

Вы никогда не узнаете из телевизионных передач, почему в несчастном Владивостоке так быстро растет цена за один квадратный метр жилья, что сегодня 6 миллионов российских семей строят загородные дома Или что за «ужасное десятилетие!» – девяностые годы, количество личных автомобилей увеличилось с 7,5 до 21 миллионов – примерно одна машина на две с половиной семьи. Это, конечно, и старые, и подержанные, но их же содержать надо, бензин покупать, ремонтировать. Или о том, почему у нас такое дикое количество мебельных магазинов. Как растет покупка пиломатериалов, количество и цены на прекрасно раскупаемую и дорогущую верхнюю одежду.

Только Шереметьево 11 пропускает сейчас 12 миллионов человек в год, а в целом по России в ближнее и дальнее зарубежье продается 23-24 миллиона билетов, в 50 раз больше, чем прежде во всем СССР (а ведь это минимум 100-200 долларов за билет). У нас 11 тысяч туристических агентств, больше 5 миллионов человек отдыхают только в дальнем зарубежье по путевкам.

Подобные данные ломают представление о том, что происходит с нашим народом, со страной, было бы желание их узнать, Госкомстат вам все это выдаст за десять минут. Но эта информация выступает против стереотипа о несчастной стране – значит, она табуируется. Берем другую тему: продажа родины. По телевидению, где работают интеллигентные люди, прозападно настроенные, получающие большие пачки долларов ежемесячно, вы никогда не увидите передачу о том, что работать у частника для наемного работника лучше, чем у государства. А ведь здесь уже накоплен значительный опыт. На «Норильском Никеле», на шоколадной фабрике в Самаре, которая давно принадлежит частной фирме, на пивзаводе «Красный Октябрь», принадлежащем бельгийско-немецкому концерну. Рабочие там получают больше, чем на государственных предприятиях, социальное обеспечение лучше, налоги там платят все, как положено. А ведь как просто: несколько документальных сериалов, какие-то специальные передачи, и люди выйдут на улицы с лозунгами: «Хотим приватизации! Продажу иностранцам!». Но все наоборот: люди живут одной жизнью, а оценивают ее с точки зрения другой, и в результате 70 процентов наших сограждан высказываются категорически против того, чтобы крупные предприятия принадлежали частным хозяевам.

И никто не рассказал, что если твоим предприятием владеют иностранцы, то тебе становится не хуже, а лучше, потому что, желая остаться здесь надолго, они обучают персонал, закрепляют его, стремятся, чтобы не уходили, не болели, повышали свой профессиональный уровень.

А это ведь все фундаментальные веши. все, на чем коммунисты держатся: продажа земли, предприятий, Родины. Вот уже с полгода у нас действует новый закон о земле – и какие такие норвежцы что у нас вывезли? Вашу любимую пустошь? Появились первые латифундисты, олигархи теперь лезут в сельское хозяйство, поскольку оно приносит барыши. Россия в четыре раза увеличила экспорт зерна. Вы слыхали, чтобы телевизионный комментатор гордился тем, что мы теперь не закупаем 28 миллионов тонн зерна, а хотим 8 миллионов продать?

ТВ говорит миллионам: «Эй, страна, знай: экономика – это криминал; бизнес – это преступление; деньги – это гадость и зло». Это особенно актуально, когда страна модернизируется, когда миллионы молодых людей решают для себя: пить водку, как папа пил всю жизнь, идти убивать или учиться…

Захват зрителей «Норд-Оста» в заложники высветил еще один аспект проблемы: телевидение многократно увеличивает силу терроризма. В подобных случаях оно действует и как инструмент насилия, как настоящее оружие массового поражения. Впервые с этим столкнулись еще в середине семидесятых с левыми экстремистами в Германии. Когда лидеров «красных бригад» арестовали и осудили, их, естественно, почти каждый день показывали по ТВ. То они делают заявление, что атакуют штаб 5-го армейского корпуса в Германии, то участвуют в нападении на вокзал в Болонье… Море интервью. Но туг министр внутренних дел Германии сообразил обратиться к телеканалам с просьбой по возможности не упоминать о них. В результате два лидера покончили с собой сразу же в течение года, два других – через два года. И все распалось.

По данным Фонда общественного мнения, каждые два из трех опрошенных в ноябре считают, что следующий теракт будет проведен именно в их населенном пункте… А это 107 поселений разных типов. Люди боятся, что в их деревню Красная Синька приедут террористы и будут там их насиловать, захватывать роддом и так далее, – какова сила трансляции страха! Все террористы это прекрасно понимают. Они требуют, чтобы их показывали по ТВ. Бараева миллионы раз показывали все телеканалы мира, и другой насильник усвоит, что есть еще и такой путь к доблести и славе.

Я не к тому, что о событиях на Дубровке вообще не надо было рассказывать, это, разумеется, исключено. Но ведь по-разному можно… Объем показа был до чрезвычайности преувеличен: рейтинг подобных событий высок. Но весь этот объем не порождал тех ощущений, какие пробудило в своих зрителях американское телевидение, демонстрируя события 11 сентября: Америка победит насилие, ее никто никогда не запугает. Вся страна – мы вместе; своего президента, которого чуть ли не в открытую называли недалеким, – обожаем. Ничего подобного у нас не было.

В Америке – погибли все-таки 3 тысячи человек – жертв не показывали. Только когда был всенародный траур, перечислили имена, и это все. Там не показывали погибших, их родителей, родственников. Один раз, в первый день, показывали, как люди свешивались с какого-то там этажа, прыгали, а потом все эти кадры изъяли – сами, никакого указания конгресса США не было. Когда показывают жертвы любого насилия, любого теракта, то «Би-би-си» уводит камеру в сторону и тут же переходит на проблемы, на то, почему это произошло, а русское телевидение будет требовать: покажите еще, больше, ближе, течет ли кровь, пузырится или не пузырится…

Кто-нибудь спросил у чеченской матери, она хочет, чтобы ее сын шел убивать или учиться в МГУ? Кто-нибудь занимается контрпропагандой на территории Чечни? По-моему, нет. А почему? Гигантская власть телевидения по-новому подтверждает тезис о том, что все, включая и экономику, и войны, начинается с мировоззрения, с идеологии.

В этом смысле кажется совершенно неэффективным и действие президентской службы, когда собрали в Кремле чеченцев, – может, это раньше надо было сделать? Президент им сказал разумные, между прочим, слова: 2,5 года над Чечней не летала ни одна российская муха. Что вы сделали за это время? И правда, они могли бы договориться со своими друзьями из Саудовской Аравии, чтобы выстроить здесь замечательные дороги, университеты, компьютерные центры, школы для обучения нефтяному бизнесу, мусульманская профессура учила бы правильному толкованию сур Корана. Ничего этого не было…

И все-таки некоторые стереотипы во время событий на Дубровке были почти сломаны или, по крайней мере, выдержали серьезный удар: например, никто не ожидал такой человечески внятной фигуры, как генерал-полковник Васильев, который почти плакал, говоря о жертвах. С тех пор он исчез с экранов…

К сожалению, не только телевизионщики, но и вся интеллигенция в целом, близкая к власти, противостоящая ей или живущая сама по себе, не понимает, что идеология и мировоззрение-основа всех форм жизни, включая экономическую. В послании президента нет слов «культура», «психология», «человек», «ценности». Ничего этого нет. Он, кажется, действительно видит себя президентом большой корпорации. А как тогда развиваться?! Это ведь не проблема восстановления пятиконечной звезды или красного знамени. Это все о том, чем наполнены головы наших сограждан, каковы перспективы национал-фашизма или будущих религиозных войн. Кто про это сейчас думает? Как можно строить капитализм, проводить модернизацию, если большинство нации настроено против?

Бросается в глаза отсутствие серьезных игроков на этой сцене. Путину, Гайдару, Явлинскому стыдно говорить об идеологии: пусть об этом пекутся подлецы и коммунисты…

В результате нет авторитетов. Был последний – академик Лихачев; он написал письмо Ельцину: надо захоронить останки Николая II, это божеское дело – и захоронили. К кому сегодня может обратиться президент за советом? Кто сам может сказать веское слово? Никого нет.

И тогда получает хождение квазисоциалистическая концепция: будем работать, как при капитализме, а распределять, как при социализме, – какая-то дикость и вечный российский феодализм.

И тогда вся страна с помощью телеэфира садится на иглу превратных представлений о происходящем, о реальности – без значимых и общепринятых концепций и проектов, но всегда в соответствии с устойчивыми стереотипами.

Записала К Прусс

Александр Волков