Знание-сила, 2006 № 04 (946)

"Другой" собственного изготовления

Нойманн И. Использование "Другого": Образы Востока в формировании европейских идентичностей.

М.: Новое издательство, 2004.

Это — книга о том, как стать самим собой: для этого надо придумать себе то, чем ты быть не хочешь. Собрать все это для эффективности в один образ — вполне конкретный, чувственный, с настоящим именем, наделить его самыми неприемлемыми для себя чертами — и вот тогда уже от него отталкиваться. Так получается "Другой" — тень, которую, оформляясь, отбрасывает всякое "Я". И без этого никакое "Я" не получается. Всякому "Я" — и личному, и коллективному — необходимы границы, более того — границы уязвимые. Чтобы собираться внутри этих границ, защищать их, переживать как ценность.

Норвежец Ивэр Нойманн, специалист по международным отношениям, пишет о том, как образ "Другого" работает в становлении политически действенных представлений народов и государств о самих себе. Вначале о том, как Европа, желая осмыслить и прочувствовать себя как общность, противопоставляла себя двум своим основным "Другим" — Турции и России. Затем как аналогичная операция повторялась при конструировании двух европейских регионов: Северной и Центральной Европы. И, наконец, как сами сообщества, из которых добрые европейцы века подряд делали себе "Других" — народы с восточных границ европейского мира, русские и башкиры, — изобретают собственную идентичность с помощью совершенно тех же приемов. И всякий раз, как бы ни проводились границы между своим и чужим, кто бы их ни проводил, речь неизменно идет об одном — о противопоставлении "нашего" Запада "их" Востоку.

"Восток", упомянутый в подзаголовке книги, следовало бы взять в кавычки точно так же, как и "Другого": к географии — даже воображаемой — он не имеет ни малейшего отношения. Он преспокойно может располагаться и на географическом западе (так, татары, упрекаемые башкирами в "восточности" за то, что придают религии политическое значение, обитают, как известно, к западу от Башкортостана — и ничего...) К историческому Востоку он, впрочем, имеет тоже немного отношения. В европейском словоупотреблении "Восток" давно уже приобрел значение едва ли не исключительно социальное и ценностное, и не только не собирается с этим значением расставаться, но, напротив, чрезвычайно в нем укрепляется. Это — щель, в которую желающие быть европейцами сливают все, с чем они себя не отождествляют. "Варварство". "Отсталость". "Косность". "Деспотизм". Список в общем-то открыт, но общий смысл понятен и задан довлльно жестко. Это все "плохое", неконструктивное, темное — то, чего "у нас" нет, не должно быть, не может быть.

Примечательно также, что европейский "Другой" неизменно конструируется с позиций собственного превосходства. "Другой" — всегда дикарь, азиат, тогда как "Мы" — всегда цивилизованные европейцы. Даже башкиры, которые вроде бы не так уж и рвутся непременно в Европу, своим "Другим" — русским и татарам — противопоставляют себя как по-европейски понятая нация: всячески заостряя черты своей этнической особости и требуя особости политической, — собственного, по всем европейским признакам организованного государства. "Другие" — и татары, и русские — при таком освещении ведут себя как азиаты-варвары ("колонизаторы"), подавляющие башкирскую самобытность.

Конечно, в своем роде это — книга об истории иллюзий. Правда, это не те иллюзии, жертвой которых может стать всякий по простодушию или некомпетентности, но те, что создаются сознательно, по вполне продуманным правилам. Собственно, здесь идет речь о технологии иллюзий, о том, как представление кого бы то ни было в качестве "Другого" становится инструментом борьбы за политическое господство.

Сами по себе культурные различия (и какие бы то ни было, в том числе этнические), не устает повторять Нойманн, совершенно спокойно могут не иметь никакого дифференцирующего значения. Приобретают они его тогда, когда их политически обрабатывают и, следовательно, нагружают политическим значением. А это, в свою очередь, делается совершенно сознательно и направленно. Над этим работают профессионалы — интеллектуальная элита, обслуживающая в конечном счете интересы власти или тех, кто активно претендует на то, чтобы быть властью, невелика разница.

То, что коллективные идентичности в очень большой мере, как выразился но другому поводу другой автор, "умысел и вымысел", ничуть не означает, что они — не реальность. Да они еще похлеще всякой реальности и ох как активно ее конструируют! Именно под влиянием этих химер люди предпринимают совершенно реальные политические действия. Для того эти "вымыслы" и пестуют.

Автор занимает очень жесткую демистифицирующую позицию. У него получается: "идентичность" вкупе с необходимым для ее поддержания "Другим" — всегда конструкт, артефакт (другое дело, что неизбежный, что способный оказы ваться конструктивным). Он очень легко и очень часто превращается в средство манипулирования теми, кто готов принять эти "ярлыки для воображаемых сообществ" за само естество вещей и отстаивать их, может быть, даже ценой собственной жизни. Как опять же выразился по другому случаю еще один автор, "очень своевременная книга".

Раиса Львовна родилась в Санкт-Петербурге 27 марта 1913 года. Она была дочерью академика Льва Семеновича Берга — известного географа, ихтиолога, автора номогенетической концепции эволюции.

Раиса Львовна была одним из лучших авторов нашего журнала. Ее публикации вошли в золотой фонд "Знание — сила", это были одни из лучших материалов за 80 его сушествования журнала. В юбилейном первом номере за 2006 год приведен отрывок из ее статьи 68 года о стабилизирующем отборе. До сих пор, несмотря на прошедшие почти 40 лет, ее статья не потеряла актуальности. Написанные живым и в то же время точным языком, они украшают наш журнал точно так же, как сама Раиса Львовна делала ярче науку и общественную жизнь.

По воспоминаниям коллег, Раиса Львовна была блестящим лектором, прекрасным ученым и очень яркой личностью. В значительной мере ее трудами в Новосибирске была создана школа генетиков, вместе с Иваном Ивановичем Шмальгаузеном Раиса Львовна внесла большой вклад в формирование теории стабилизирующего отбора. Человек большого обаяния и гражданского мужества, она за многих заступалась и многим служила нравственным ориентиром.

Редакция журнала "Знание — сила" скорбит об этой утрате.

Александр Волков