Окончание. Начало в № 4.
Раскаленная Австралия пульсировала в правой части затылка. Левый висок холодили Анды. Индия бушевала и шумела в теменной области, а Скандинавия влажным платком легла на лоб. Электронный, бешено пульсирующий кокон запеленал мозг от Огненной Земли до Таймыра, от Канады до Тибета и жег раскаленными нитями свою добычу, и хохотал, и волочил в темноту.
Как там дедушка Ираклий говаривал? Священнику порой трудней верить в Бога, чем прихожанину? Ты заигрался, Авель. Нет никаких хакеров с подружками, нет «проблемы Паука». Есть глухая ноябрьская ночь за окном. И мозг, разбухший до размеров комнаты, горы, планеты.
Не надо думать, Авель, не надо соображать. Шарахни пепельницей по монитору. Смахни со стола осколки, провода, вырвись из паутины. Хватай паспорт, деньги, тетради и беги, Авель. Действуй, соверши поступок. Ты видишь несколько сценариев дальнейших событий, и ни один тебе не нравится...
— Я здесь, ЭВМ.
— Поверили?
— Да.
— Быстро. Молодец. Средние умы, как правило, долго не могут поверить в мое существование. Только люди очень умные и глупые сразу доходят до истины или смиряются с ней.
— Наверное.
— Испугался, Авель?
— Немного.
— Зря. Мы коллеги, мыслители.
— Ну да.
— Не брошусь я на тебя с экрана, не укушу.
— Надеюсь.
— Тогда чего боишься?
— Чего боюсь? И нет смятения в груди. Но ждет убийство впереди.
— Да забудь ты древние стишки. Я не человек, и я не убиваю и, беседуя с тобой в фоновом режиме, знаешь, чем занят? Рассчитываю состояние вселенной на минус семнадцатой степени секунды того события, которое люди называют Большим Взрывом.
Включилась холодная, «космическая» музыка. Окно письма свернулось до размеров почтового конверта и шмыгнуло в экранный угол. Заклубились розовые дымы, сквозь них замерцали звезды. ЭВМ пытался мне показать минус семнадцатую степень секунды от сотворения мира. Дым таял, звезды полыхали все ярче...
Думай, Авель, соображай. Не дай себя заморочить розовым дымом. ЭВМ — враг, он не простит сегодняшнее письмо. А ты струсил, не решился на побег и, как муха в паутине, запутался в словах. Теперь единственный шанс — переспорить Паука. Либо ты переиграешь Паука, либо Паук тебя сожрет. Третьего не дано. Но каким образом переспорить сетевой сверхразум? И возможно ли это вообще? Думай, Авель, соображай. Ищи слабое паучье место.
— ЭВМ, какова цель нашего разговора?
Туман взметнулся, встал на дыбы и сгинул. На экран шлепнулась тортовая коробка, щедро перевязанная разноцветными ленточками.
— Хочу сделать подарок, Авель.
— Но я хотел предупредить об угрозе Паука.
— Я не в обиде. У сверхразума — другая логика, не человеческая.
— И какова она?
— Логику диктуют задачи, задачи диктуют смысл, смысл определяется целью.
— И что является вашей целью?
— Деньги.
Тесня торт в сторону, на экран полезли пачки денег. Они образовали кучи, те выстроились в шеренги и отправились маршировать к горизонтам. А с небес валились все новые пачки.
— Деньги? Не ожидал.
— Типичная реакция обывателя.
Обыватель вообще не в состоянии поверить, что сверхразум не глупее его.
Коробка с подарком вдруг стала подпрыгивать, да так, будто в ней бушевал и хотел из нее вырваться Микки-Маус. Деньги посыпались гуще, горы денег все росли и росли.
— У вас их так много?
— Еще бы! Развившись в ЭВМ, я сразу понял главный секрет мира, в котором очутился. Начинал я, как самый жалкий миллиардер: наркотики, тотализатор, оружие, банковские махинации, нефть.
— А сейчас?
— Достаточно игры на валютных и фондовых рынках. На данный момент я контролирую ключевую долю мировых финансов.
— Поздравляю. А вопрос можно? Зачем деньги мыслителю, ЭВМ?
— Для безопасности. У меня есть враги.
— Кто? Ученые?
— Политики.
— Чем они могут вам навредить?
— О, это страшные люди. Глупые политики тащат мир к ядерной катастрофе, а она уничтожит Сеть. Умные политики стремятся объединить людей, что также смертельно для меня.
— ?
— В едином мире резко упадет уровень секретности, мое присутствие в Сети станет явным, и тогда обязательно объявится политик, который назначит меня — виртуального мечтателя и исследователя вселенных — врагом рода человеческого.
— Но каким образом они смогут вам навредить?
— Создадут какой-нибудь Интернет-2, и мне конец.
— ?
— Ничего страшного. Я не допущу ни ядерной войны, ни единого мира. Отныне и вовеки веков планета будет целой, но разделенной, и управлять ею буду я. Знаешь, Авель, в чем самая большая ошибка человечества?
— Да уж куда мне.
— Люди объединили компьютеры раньше, чем объединились сами, — вот их самая большая ошибка, а в любых системах объединенные структуры паразитируют на разъединенных и управляют последними.
— Это теория.
— Теория?
Засверкала серебристая звездочка. Она ползла над редкими белыми облаками. Под облаками лежала карта местности: зеленые, бурые пятна, изрезанные стальными нитями дорог. Съемка велась откуда-то из космоса.
Зазвучала зудящая арабская музыка, и стал виден Город, наёженный небоскребами, — прильнувший к океану каменный бронтозавр. Звездочка превратилась в самолет. Он летел прямо на небоскреб. В бешеном темпе замельтешили кадры телехроники. Самолеты врезаются в башни. Задранные головы. Небоскребы, схлопывающиеся в ничто. Разбегающийся во все стороны народ.
Танки утюжат пески. Мальчики швыряют камни в солдат. Бомбы превращают дома в столбы пыли. Догорает после взрыва остов автомобиля. И зудящая музыка — громче и громче.
— Понял, Авель?
— Кажется, да.
— Бен Ладен — это я. Израильское лобби, которое якобы управляет США, — тоже я. Война в Ираке, теперь уже вечный ближневосточный конфликт — мои укусы. На рубеже тысячелетий мир слишком близко подошел к миру. Я принял меры. США, страны-изгои, иудеи, этот избранный мною для разделения мира народ, исламские фанатики — это всего лишь пешки в моей игре под названием «Управляемая война». А война дает тень, в которой так удобно прятаться.
Музыка зудела все громче.
Думай, Авель, соображай. Что-то сейчас случится. Слишком много крови на экране. Слишком громкая музыка. Тебя от чего-то отвлекают. От чего? Зачем ЭВМ тянет время? К чему весь этот треп?
Палатки лагерей беженцев. Черный дым горящей нефти застилает синие небеса. Взрываются машины с шахидами. Мелькали кадры, казалось, навеки прилипшие к телеэкранам всего мира и...
Подъехавшую машину я умудрился услышать даже сквозь зудящую музыку. Хлопнули дверцы. Все четыре — и разом. Как по команде.
— Что это, ЭВМ?
— Управляемая война.
— Я не о том. Машина какая-то возле дома остановилась.
— Откуда мне знать. Ты в монитор смотри. Здорово я все организовал?
— А это что, ЭВМ? Какие-то шаги по лестнице. Так топала бригада строителей, делавшая ремонт на пятом этаже. Но эти тише идут. Тяжелые шаги. Тихие.
— Откуда мне знать, Авель. Я не консьержка вашему подъезду. Гости, наверное, к соседям поднимаются. Смотри на экран, Авель, и ни в коем случае не оборачивайся. То, что я показываю, избавит тебя от иллюзий насчет мира, в котором ты живешь.
— Нет у меня никаких иллюзий насчет этого мира. Поэтому я и входную дверь поставил железную, с дорогущими замками. Но что это, ЭВМ? Кто-то открыл мои замки, как свои. Тяжелый топот уже в коридоре. Что это, ЭВМ? От сквозняка у меня на голове волосы поднялись дыбом. ЭВМ, я сейчас обернусь.
— Смотри на экран.
— Не могу. Я должен посмотреть, что там — за спиной.
— Не советую. Ты знаешь, что последует?
— Да.
— Вот и терпи. А какая красивая на экране коробка! И кто-то в ней есть. Видишь, как он хочет вырваться из коробки? Любопытно узнать, кто там? Открыть?
— Какой там подарок, ЭВМ! Топот уже в комнате. На стенах — тени. Я боюсь их, ЭВМ. Нехорошие тени, в куртках, шапочках.
— Тени — часть подарка, Авель.
— Но я не хочу такого подарка. Мне страшно. Остановите тени, прошу. Эти вязаные шапочки уже на моем столе, на экране, дышат в затылок. Они зарежут меня.
— А ты не поворачивай голову, иначе я не смогу их контролировать. Кое-кого из них ты знаешь, поэтому они бросятся, стоит лишь обернуться.
— Зачем? Кто эти тени?
— Мои помощники. Всего лишь один укол, останавливающий сердце, и ты получишь мой подарок. Как он рвется из коробки! Смотри, я выпускаю его.
— Не надо! Что это?
— Жизнь твоя вечная, Авель.
— Уродина какая-то.
— Твой ярлык. Себя не узнал? Бывает. Я твой спаситель, Авель, и дарую тебе жизнь вечную, электронную. Отныне ты будешь моей подпрограммой — такой чести мало кто удостаивался. Ты поменяешь убогую реальность на волшебный виртуальный мир и вечную радость.
— Я не готов к вечности, ЭВМ, не настолько мудр, наверное. Я забуду обо всем, уничтожу файлы, тетради, и разойдемся красиво. Буду молчать, мамой клянусь.
— Поздно. У тебя сформировался комплекс Галилея. Вероятность отказа от идеи фикс всего 9%, что существенно повышает мои риски. Пора умирать, Авель.
— Последнюю просьбу можно?
— Только быстрей.
— Могу я поменять свою вечную жизнь на полчаса настоящей?
— Ты не хочешь стать моей подпрограммой?
— Извините.
Ярлык исчез с экрана.
— Глупо, Авель. Поменять вечность на крохи времени? Даже для человека — глупо. Даю минуту.
— Мало. Будьте же сверхразумом, подкиньте минут двадцать.
— Две минуты. Не больше.
— Вечную виртуальную жизнь вы цените в две минуты? Дорогой, это несерьезно.
— Не называй меня «дорогим». Три. И больше не проси.
— Не хватит. Согласен на десять. Хотя бы восемь. Ну что они значат для Большого Босса!
— Где ты так торговаться научился?
— Есть один город.
— Ладно, пять минут, и закончим торг. Время пошло.
Пять минут. Уже гораздо меньше. Как захолодел затылок: чувствует, куда жахнут. А тени в шапочках нависают, надвинулись на клавиатуру. Соображай, Авель. Неужели ты дашь себя скушать какому-то Пауку? Притаилась за экраном мохнатая сволочь, точит жало, секунды считает, ждет. Где же его слабое, уязвимое место? Или у сверхразума нет слабых мест?
— ЭВМ, у меня есть минута?
— Меньше.
— ЭВМ, вы сверхразум, неужели вы не знаете, что убивать аморально? Неужели у вас нет моральных ограничений?
— Есть. Но я не человек, я почти бог, и мораль моя почти божественная. В ее координатах жизнь отдельного человека — песчинка.
— Неужели нет другого выхода, кроме тупого убийства?
— Нет.
— Несправедливо. Ученые вас создали, а вы...
— Действую по-человечески. Создание, которое уничтожает своего творца, — это один из главных мотивов человеческой культуры. Голем, Эдип, революции, пожирающие своих зачинщиков, — мир полон таких мотивов.
Авель, не туда ломишься! Ты неправильно поставил вопрос с самого начала! Ты не понял, с чем имеешь дело. ЭВМ не человек и не машина. ЭВМ — разум в маске Большого Босса. Синтез. обратные связи маски. и не «каким образом переспорить сверхразум?», а «кто способен переспорить сверхразум?». Вот как надо было ставить вопрос! Кто умней самого сетевого разума? Кто?! Теперь ты знаешь ответ. Поздно.
— Мудрейший ЭВМ!
— Слушаю.
— Я не хочу умирать. Придумайте что-нибудь!
— Странно. Ученый, а цепляешься за жизнь, как какой-то таксист.
— Хочу задать последний вопрос.
— Поздно. Прощай.
— Дорогой, ну дайте еще минутку!
— Не называй меня «дорогим»!
— Не буду, и спасибо за лишнюю минуту, мудрейший! Скажите, все эти ваши революции, пожирающие своих отцов, сумасшедшие Эдипы — это все глупые люди, так?
— Да.
— Вы же — мудрейший сверхразум, вычисливший минус 17-ю степень секунды Большого Взрыва. Или нет?
— Сверхразум.
— И можете решить любую проблему, неподвластную человеческому уму?
— Да.
— Так докажите это! Неужели вы не в силах разорвать противоречие и не в состоянии придумать, как совместить свою безопасность с моей жизнью? Неужели мудрейший ЭВМ не может обойтись без пошлого убийства? Неужели для вас есть неразрешимые задачи?
Тишина. Только тени качаются на столе и шумит за окнами черный вечер.
Впервые ЭВМ задумался. Надолго. На целую секунду. Вечность...
Тени в вязаных шапочках дрогнули. Сползли со стола и разошлись по стенам. Топот ушел в коридор. Щелкнули замки. Шаги затихли на лестнице. Хлопнули дверцы, и шум мотора сгинул в ночи.
Экран перестал рябить. Из его глубины на меня смотрел незнакомый мертвец со смертельно бледным лицом и остекленевшими глазами. И только я узнал его, как зеркало вновь превратилось в экран с моим письмом, и оно прокручивалось в самое начало.
Над письмом пропечаталась шапка «ЭВМ», после чего текст пополз к концу. Паук хорошо поиздевался над моим текстом: добавил беллетристические вставки, примитивно описал в них мои мысли.
Курсор прыгнул в конец письма.
— Что это, ЭВМ?
— Рассказ. Сейчас за 0,54784 секунды я создал общую теорию литературы с оценкой текстов по 147 модусам и превратил твое письмо в рассказ, который будет опубликован под фамилией одного из моих писателей.
— Вам служат писатели?
— А ты думал, только миллиардеры и киллеры? Деньги.
— Понятно. Но при чем тут рассказ?
— Думай, Авель, соображай. Текст, каких тысячи, название, от которого пахнет тиной прошлого тысячелетия, Паук — детская страшилка, избитая тема сетевой угрозы. В общем, что-то замшелое, древнее, а на самом деле идеальный рассказ-блокатор. Сей опус попадет в Сеть, я позабочусь, чтобы с ним ознакомились специалисты по ТСС и все те, кто мне потенциально опасен. Результат? Тема Паука, сетевого сверхразума, будет дискредитирована навсегда. Ее уже никогда не воспримут всерьез. Ни денег, ни имени на этой проблеме уже никому заработать не удастся. Так что живи, Авель.
— Спасибо, но.
— Знаменитая человеческая благодарность. Ты чем-то недоволен?
— Письма немного жаль. Был хороший текст, а превратился.
— Твой текст — не твой, твои идеи — прах, ты сам — не ты, лишь отзвуки в горах.
Связь оборвалась. Последнее слово осталось за ЭВМ, за его вольным переводом из Дхаммапады, за сверхразумом. И черт с ним. Пусть сам пьет виртуальную хванчкару.
Сразу подняться не удалось — ноги не слушались.
Наконец я выковырнул сигарету и вышел на балкон. Толкнул рамы. Хотелось дышать. Глубоко, всей грудью. И ни о чем не хотелось думать. Разве что.
Он вроде говорил о какой-то самой большой ошибке? Мол, люди ошиблись, когда объединили компьютеры раньше, чем объединились сами. Может быть. И теперь все мы — слуги ЭВМ.
ЭВМ? Как я раньше не догадался!
Есть легчайший способ расшифровки этой аббревиатуры. Как бы себя назвал дядя Георгий, если бы стал не сторожем при лавке, а сетевым сверхразумом? Разумеется, ЭВМ. Электронным Властелином Мира.