Знание-сила, 2008 № 03 (969)

Бесформенное пространство

У земной тверди есть форма. Вода жидкая, она принимает форму своего вместилища, если хотите, чаши. Воздух вовсе к форме отношения не имеет.

Ледяной щит Гренландии и Антарктиды толщиной в километры медленно стекает в сторону океанов. Оказывается, твердое вещество способно течь. А в Арктическом океане лед плавает.

Когда вода в морях по осени замерзает, по дороге она превращается в няшу (становится няшей). Так и хочется написать это слово с большой буквы. Что-то среднее между водой и льдом. А пресная вода на северных реках прежде, чем стать льдом, становится шугой, ноздреватыми комками, похожими на снежки.

В земную твердь воздух проникает на глубину пещер, а это километры. Но и в самой тверди есть газы, иногда горючие.

И не только газы, но и жидкости. Во-первых, вoды, сначала близкие к поверхности, «грунтовые», потом — поглубже, артезианские. А там еще какие-нибудь минерализованные, порой газированные, а то и горячие. Есть даже фонтаны — гейзеры. И бьют они с глубины в сотни метров, а то и в километры. На той же глубине находят и нефть, а она, что ни говори, жидкая.

Что глубже — трудно сказать, но вот под вулканами точно — расплавленная, а то и превращенная в газ твердь. Иногда она вылезает наружу, превращаясь в лаву — в общем, вязкую. Застывая, она образует то гранит, то базальт, то что-то еще. Бывают еще и грязевые вулканы.

Кстати, о грязи. В горах случаются еще и камнегрязевые потоки. Их называют сель. Начавшись скромно, они набирают скорость в долине, извиваются, даже оставляют русло и взлетают на склоны, огибая излучину. Скорость у них, как у курьерского поезда. Способны сносить и кедровый лес, и селенья. Из такого потока камни, которые он несет с собой, выскакивают, как пушечные ядра.

Да и вода любой реки несет с собой столько ила, песка, гальки, что только на первый взгляд ее можно назвать просто водой. Осторожные гидрологи даже придумали слово: твердый сток. Звучит смешно, зато коротко.

А на ровной поверхности Земли сколько угодно песка. Он не жидкий, но сыпучий. Формой не обладает. Правда, есть песчаные формы рельефа, но они пока не закреплены ни чем, — подвижны и изменчивы. Дюны и барханы бредут, пусть и не спеша. В какой степени они твердые? Пройдитесь по барханам километра два, лучше под рюкзаком, тогда поговорим. А какие бывают песчаные или пыльные бури, самумы, торнадо — и говорить не будем. Они не только песок, но и камни в небо поднимают. И переносят далеко.

С тем, у кого нет формы, вообще лучше не иметь дела. Даже с песком. Он бывает и зыбучим, по которому то можно пройти, то нельзя — засосет. И таким же может быть и ил — ни проплыть нельзя, ни проехать, ни пройти.

Болото — это уже смесь твердого, жидкого и живого. Моховые болота — это мох, растения, а вот торфяные болота? Еще растения или уже полезное ископаемое? Ну, кикиморы это, наверное, знают.

В жаркой пустыне озера высыхают. Соленая вода превращается в рапу, потом в вязкую смесь соли с водой.

Затем у смеси появляется подобие ровной поверхности, но ступать или въезжать на такой «солончак» опасно. Сажать самолет — тем более.

Не в какой-нибудь жаркой пустыне, а вовсе в Подмосковье есть бездонные озера. Вода в них, прозрачная и чистая у поверхности, мутнеет с глубиной, муть становится все менее прозрачной, переходит в жидкий ил, он постепенно уплотняется. Где дно, то есть где граница между жидкостью и твердью, достоверно установить невозможно.

Воздух может включать в себя и часть живности. Нет, не птиц, Бог с ними. Насекомых. Наряду с тучами из водяных капель, из кристаллов льда, из песка и пыли (и из вулканического пепла), бывают тучи саранчи. А тучи комаров (или из комаров?) для сибиряков вовсе очень болезненная тема.

Те, кто изучает время, хотя бы и геологическое, скажут, что ничего чудесного и исключительного тут нет. Все течет, не только время. Та земля, по которой мы ходим, была когда-то, и порой недавно, водой. И прежде, чем стать твердью, прошла какую-то сомнительную стадию вязкости. Все те известняки, мергели, пласты каменной соли, песчаники когда-то были частью морской или речной воды, а отделяясь от нее, становились либо кораллами, либо водорослями, либо болотом, либо рапой. Или илом. И только потом...

Пласты антрацита были лесом. Какие-нибудь суглинки были ледником, во всяком случае, его частью. В общем, все, что стало твердью, было когда-то чем-то иным, и обладало свойством, именуемым пластичностью.

Можно, конечно, допустить, что на поверхности планеты Земля эти смутные состояния неустойчивы, а потому временны. Смесь воздуха с водой или ледяными кристаллами — облако — и вовсе эфемерно. Жизни ей несколько дней, от силы недель. Она исчезнет: либо освободится от воды при выпадении дождя или снега (при охлаждении), либо капельки влаги испарятся (при нагревании).

Однако к тому времени новые облака появятся.

Дюнные и барханные пески могут затвердеть и прекратить передвигаться, постепенно превращаясь в песчаник. Могут быть унесены за тысячу верст песчаной бурей. Но могут и продолжать свое путешествие неопределенно долгое время.

Вязкие морские илы «в принципе» должны превратиться в породы твердые. Но могут быть и размыты изменившимся морским течением. А могут и продолжать накапливаться, не меняя своего пластичного состояния, миллионы лет. Некогда рыхлые породы, утратив вязкость, теряют способность менять форму не навсегда. Достаточно взглянуть на складки в твердых горных породах, чтобы убедиться: они, породы, уже после накопления и безусловного затвердевания, все-таки оказалось смяты. И сильно. Как они на время стали пластичными? Над этим пусть ломают себе голову геологи.

На все эти случаи и явления горожанин смотрит как на исключение из правил, кроме разве что облаков. Тот мир, который он видит, чувствует, «воспринимает» ежедневно как твердое, жидкое, газообразное, этого не отменяет. Но это горожанин. Он-то многие совершенно нормальные природные явления рассматривает как катастрофы. А сельский житель любой природной зоны с этими «исключениями» сталкивался неоднократно, они для него не так уж и редки, а потому привычны. Охотник предпочтет не соваться в болото, рыбак не выйдет в море при густом тумане и постарается не причаливать к берегу из зыбучего песка, караван обойдет пухлый солончак и не станет карабкаться на бархан. Но это уже дела человеческие.

Михаил Вартбург