Знание-сила, 2008 № 08 (974)

Невостребованный новатор Леду

Ироничные французы последующих поколений в полном соответствии со своим национальным характером не упускали случая сказать нечто нелицеприятное про Клода Никола Леду, известного архитектора XVIII века. В его активе не было парижской площади, получившей название Согласия, созданной по проекту знаменитого архитектора Габриеля. Ему не удалось построить что-то, похожее на будущий Пантеон его современника Суфло. Обе эти парижские достопримечательности с успехом дожили до наших дней, а их авторы вошли в историю не только французской архитектуры. От осуществленного же Леду, их современником, не менее легендарным, чем они, остались только руины зданий и слава человека, который катастрофически не совпадал со временем и обстоятельствами.

Если попытаться одним словом определить творчество и биографию Клода Никола Леду, слово это будет — парадокс. Он создает мрачноватое здание тюрьмы в одном из французских городов — и во время Великой Французской революции сам оказывается в заключении. Ему удается построить здание театра оригинальной формы — почти через двести лет после завершения строительства оно уничтожено пожаром и не подлежит восстановлению. Ему заказывают построить город у соляных рудников в местечке Шо и таможенные заставы в Париже. Он с энтузиазмом берется за реализацию уникальных и неординарных для своего времени замыслов, но по разным причинам они остаются незавершенными.

Френк Ллойд Райт «Дом над водопадом». 1934 год

Дело здесь отнюдь не сводится к тому, что в обоих случаях окончанию строительства помешала революция, которая изменила приоритеты во всем, в том числе и в архитектуре. Французам, пережившим бурные годы революционных перемен, с одной стороны, в творчестве Леду импонировали простота и четкость замысла, с другой — этот аскетизм художественного мышления зодчего эпохи классицизма в чем-то мешал. Новое время требовало мощного и тожественного прославления. Идеи архитектора оказались поразительно несвоевременны: Леду планировал строить здания в античном вкусе со всей их строгостью и державной холодностью. Когда признание получала роскошь, ему хотелось во всем отказаться от декора, сведя возможное разнообразие к простым и ясным формам. Буквами в предлагаемом им алфавите искусства были круг и квадрат, чем воспользовались в начале прошедшего века авангардисты, и прежде всего кубисты, со всеми их поисками первооснов всего сущего.

Леду воспринимал архитектуру как средство воспитания граждан, в чем было больше от поэзии и желаемого, чем от действительного. (Хотя Иосиф Бродский писал, что архитектура петербургских зданий рассказала ему об истории и культуре больше, чем школьные учебники.) Во времена Леду занятие архитектурой было чисто практическим. Само понятие «бумажная архитектура», которое появилось в СССР во второй половине двадцатого века, Леду воспринял бы даже не как парадокс, а как настоящий нонсенс. Между тем по сути своего темперамента и отношения к зодчеству Клод Никола Леду был по призванию архитектором именно «бумажным». Практически все главные его идеи со временем были блистательно осуществлены в Старом и Новом Свете. Хрестоматийный пример — «Дом над водопадом» американского архитектора Райта (1936 год) — явная аллюзия на Дом директора источников в городе Шо, придуманный Леду. А ставший классикой модернизма Музей Гуггенхейма того же Райта в Нью-Йорке — овеществленная метафора мысли Леду о круге и квадрате, как и о том, что всем должно в архитектуре править «простое движение циркуля». И разве странноватый в своей безжизненности город Чандигарх в Индии, в осуществлении которого принимал самое активное участие Корбюзье, не стал парафразой города-парка, идеального города Леду, который ему хотелось возвести рядом с рудником, где добывали обычную соль? И таких примеров можно привести множество.

Позднейшие воплощения идей архитектора трудно оценивать однозначно. Леду думал об унификации, которую современная архитектура довела до обезличенности. Небоскребы, которые после пожара в Чикаго в конце девятнадцатого века стали символом прогресса, несли в себе одну геометрию и торжество функциональности. Но продолжатель идей Леду Салливан хоть и потерял довольно быстро авторитет как действующий автор архитектурных проектов, тем не менее заложил на все последующее столетие фундаментальные законы возведения высотных административных зданий.

Проект дома смотрителя в Монертюи

Королевская солеварня: павильон входа

Леду мечтал, чтобы в городе, который ему заказали построить, было много не занятого домами пространства и достаточно солнца, а все свелось к практике господствовавшего в Германии довоенного времени функционализма в воплощении Гропиуса и его последователей по «Баухаузу», легендарной школе немецкой архитектуры ХХ века. Составная часть этого направления, «ленточная архитектура», оказалась удачной и для строительства пятиэтажек в России, и для концлагерей в Европе в годы Второй мировой войны.

Леду был свойствен редкий дар заглядывать в будущее и пытаться в настоящее привносить то, что ему там виделось. Может быть, он пытался делать это чересчур прямолинейно. Во всяком случае, его проекты оказывались в конфликте, в противоречии с тем, что от него требовали современники. И чем старательнее, нагляднее, со всем блеском профессионального мастерства, он пытался воплотить свои романтические образы, тем болезненнее и острее было неприятие его работ. И дело даже не в том, что архитектор явно и осознанно выходил за смету. Гораздо важнее было несовпадение стилистическое и программное. Клод Никола Леду строил не совсем то, что ему заказывали, а то, что могло стать выражением его теоретических установок и своих архитектурных мечтаний. Ему заказывали нечто традиционное и соответствующее моде момента; ему интересно было хоть частично воплотить мечтаемое в жизнь. Главные проекты этого французского архитектора не доводились до конца: он делал их для своего удовольствия, но за государственный или городской счет, не слишком оглядываясь на заказчиков.

Ему пришлось пережить зрелище незавершенного строительства, потрясение от разрушения зданий, созданных по его проектам, Наверное, он все же так и не смог понять, что между теорией, как бы прекрасна и цельна она ни была, и практикой есть некоторая дистанция, и вряд ли стоит пытаться создать идеально устроенные города и государства, описанные Томасом Мором, Бэконом или Кампанеллой, да еще и обживать их. В этом у него тоже были последователи, и они тоже сталкивались с сопротивлением. Корбюзье предлагал вообще снести Париж или Москву, чтобы на их месте построить город, устроенный по законам утилитарности и функциональности. Его Дом-город в Марселе оказался неудобным для жилья, хотя по замыслу архитектора в нем нашло воплощение все, что необходимо было для нормальной жизни.

Может, в архитектуре, как и в других областях человеческой деятельности, создатель концепций не должен сам воплощать их в реальности?

Дело не только и не сколько в том, что Леду по-своему опережал время: он вдобавок пытался доказать себе и другим, что все задуманное и верное с его точки зрения возможно осуществить при его жизни, как бы это ни казалось общественному мнению экстравагантным и неожиданным. Он брался порой за проекты, которые при его подходе, при его взгляде на архитектуру были просто неосуществимы по определению. В своих больших проектах упорно пытался объединить уже опробованное, привычное для многих и авангардное до эпатажа. Леду аргументировал архитектурно свои теоретические выводы несколько более настойчиво, чем этого требовали обстоятельства. Попросту говоря, он навязывал свое мнение, облекая его в формы зданий. И с какой точки зрения ни посмотри на творчество Леду, понимаешь, что все у него получалось как-то поразительно и странно одновременно, как будто был он не академистом в архитектуре, а космическим пришельцем, который совершает обреченные на очередной провал попытки приспособить свое представление о внеземном в конкретное время и пространство.

Легендарные неудачи французского архитектора тоже оставили след в архитектуре: стоит вспомнить шаровидную форму павильона США на Всемирной выставке в Монреале, проекты лагеря хиппи, интересные проекты последователей органической и функциональной архитектуры. Не его вина, что некоторые последователи понимали его идеи слишком буквально и прямолинейно. Никто не станет отрицать в его проектах масштаб и полет мысли. Леду — и наш современник тоже.

Елена Съянова