Знание-сила, 2008 № 08 (974)

Без вины виноватые

12 мая 1945 года над Берлином трепетали красные флаги и стоял запах гари, а вдоль канала Купферграбен уже сидели с удочками сосредоточенные рыбаки.

«А я думала, что вся рыба в Шпрее до сих пор в обмороке», — пыталась шутить Джессика Редсдейл, американская журналистка и английская аристократка. Сестра Джессики была замужем за Освальдом Мосли, лидером английских фашистов, а сама Джессика недавно вступила в Коммунистическую партию США. Может быть, это последнее обстоятельство сыграло свою роль, и Джессике удалось добиться почти невозможного — выдачи тел шести отравленных детей Геббельса для захоронения их бабушке — фрау Катарине Геббельс. Русские чекисты, правда, сразу поставили несколько условий; например, прежде допросить мать Геббельса, а также и крестную мать детей, Маргариту Гесс.

Допрос фрау Геббельс оказался скорее формальностью: ее спросили, где она жила последний год, когда в последний раз виделась со своим сыном — рейхсминистром, чем занимаются ее старшие сыновья и дочь, и, сверив ее ответы со своими данными, отпустили. О Маргарите сведения были предоставлены заранее. В Германии она отсутствовала с 1938 года; последние несколько лет жила с детьми в Вашингтоне, работала переводчицей с французского и русского языков. Ей задали всего два вопроса: имеет ли она какие-либо сведения о брате, из Англии, и с какими русскими авторами предпочитает работать. Возможно, советские чекисты даже ожидали, что молодая женщина ответит им по-русски. Но Маргарита не сумела преодолеть внутреннего сопротивления. Русские не были виноваты перед ее родиной, напротив, ее родина была чудовищно, непоправимо виновата, а вместе с нею и она, Маргарита, но вину эту нужно было нести с достоинством.

Русские и американцы сопровождали женщин на кладбище. Американские офицеры взяли на себя всю физическую работу. Пока они копали могилы, русские стояли в стороне, глядя себе под ноги или по сторонам. Возможно, они выполняли данные им инструкции, не позволявшие вмешиваться; возможно, сами не хотели прикасаться к чему-то. Их молодые, энергичные лица выглядели сейчас больными, а глаза как будто смотрели внутрь.

Фрау Катарина Геббельс все время тихо плакала; ноги ее уже плохо держали, и она, забывшись, жаловалась советскому офицеру, который несколько раз помогал поднять ее с мокрой от дождя травы, что вот, мол, у Есички головка всегда была не тем занята, но невестка-то.., невестка о чем думала, что дала детей загубить?! Ведь шесть внуков, шесть! А какие были воспитанные, да выдумщики, и какие все разные.., а старшая Хельга так повзрослела за этот год, так подросла девочка!..

Джессика привезла на кладбище священника; он прочитал молитву над «невинно убиенными». Такие молитвы читались теперь над всеми убитыми или умершими детьми Европы.

Детей похоронили под фамилией Беренд: это была девичья фамилия матери Магды. На этом церемония завершилась.

Вечером 12 мая Маргарита Гесс обязана была покинуть Берлин и ехать на юг. Ее сопровождал полковник Мэрфи, один из помощников Даллеса. Из окна машины оба увидели неприятную сцену: двое молодых русских солдат били сверстника, немца-фолькштурмиста. Били недолго: вмешался пожилой русский, стал оттаскивать своих, что-то им говорить. Мэрфи велел остановить машину: он захотел спросить советского солдата, почему тот вступился за немца и попросил Маргариту ему перевести. Светловолосую и сероглазую, скромно одетую, с отличным русским произношением Маргариту Гесс русский сержант принял за свою. «Ты ему переведи, дочка, — сказал он, — что ребят мне моих стало жаль. Устали мы ненавидеть за четыре-то года!» Маргарита перевела.

Полгода спустя в одном из ее писем четырнадцатилетнему сыну, который в отсутствие учителей-взрослых будет преподавать в школе, в зоне советской оккупации, появятся такие строчки:

«Не верь никому, кто называет поведение русских в Германии жестокостью. Это подлая ложь! Русские не жестоки; они просто порой грубы — от непомерной усталости. И не верь даже мне, если я скажу тебе, что нашу вину нужно нести с достоинством. Нашу вину нужно просто нести, склонив голову, молча, долго.., и тебе в твои четырнадцать, а может быть, и внукам твоим. ...Помнишь, ты спросил меня о смысле названия «Без вины виноватые» — той русской пьесы, которую я переводила в Женеве? Теперь все вы, дети Германии, без вины виноватые».

Геннадий Горелик