Зола

11

Уже светало. Стасик и Вика устроились на вершине холма, у края перелеска. Они задремали, сидя на бревне, и лишь первый бледный проблеск восходящего солнца их разбудил. Стасик дернулся, будто пытаясь отвернуться, толкнул Вику, голова которой покоилась на его плече, и Вика резко присела, открыв глаза.

— Стасик! — позвала она. — Стасик!..

Стасик тупо открыл глаза, посмотрел на Вику.

— Что? Уже?..

— Не знаю, — сказала Вика. — Доставай бинокль. Наверно, теперь все будет видно.

— Хорошо, мы хоть в зале ожидания немного погрелись, — сказал Стасик, роясь в сумке в поисках бинокля. — А то бы вообще дуба дали… Ноги гудят! Три часа туда, три часа обратно… Может, не стоило затеваться?

— Стоило! — твердо сказала Вика. — Если бы ты сам видел эти деньжищи, ты бы понял, что стоило. Не может быть, чтобы он сиднем дома сидел… — она закашлялась. У неё подседал голос и вообще было вполне очевидно, что у неё начинается сильная простуда. — Черт! Еще повезло, что ночь была не очень морозная. А то бы точно воспаление легких гарантировано.

Стасик в это время наводил бинокль.

— Ух ты! — просипел он. Его тоже начинала одолевать простуда. — Вот это да!

— Что там? — живо спросила Вика.

Стасик молча передал ей бинокль.

Вика увидела в бинокль тихий дом взрывника. Ни движения, ни дымка из трубы.

— Чуть правее возьми, — подсказал Стасик.

Вика взяла чуть правее и увидела то, что так потрясло Стасика: пес взрывника валялся на снегу, недалеко от калитки, и под ним расплылось большое красное пятно.

— Выходит, не зря он боялся, — пробормотала Вика. — Сделали его ночью. Приехали — и сделали. Ну, что, пошли туда?

— Только осторожно, — сказал Стасик. — Вдруг там кто-нибудь есть?

— Разумеется, — сказала Вика. — Хотя, я думаю, никого там нет. Этот Наум Самсонович либо тоже мертв, либо успел утикать за тридевять земель. А убийцам, поймали они его или нет, не в лом ждать до рассвета.

— Могли засаду оставить, — покачал головой Стасик.

— А мы из-за калитки покричим: «Дядя Наум! Дядя Наум!» выдадим себя за соседских ребят. Если в доме кто есть, нам ответят. Им впускать нас в дом и мочить не резон — так и засыпаться недолго — ответят, например, что «дядя Наум» вышел и будет часа через три-четыре. Мол, в город поехал.

— А собака?..

— Вот я и думаю, что в доме никого нет. Если бы убийцы решили засаду оставить, то спрятали бы труп этого Барса. Точно?

— Точно. Но ведь если его не убили, а он смылся, то деньги он, конечно, с собой забрал…

— Забрал, — согласилась Вика. — Так что если он смылся, для нас это плохо. Будем надеяться, что его убили.

Они стали спускаться с холма по идущей чуть кругом дороге, осторожно подошли к дому на отшибе.

— Дядя Наум! — позвал Стасик.

— Дядя Наум! — поддержала его Вика.

Никто им не ответил. Они выждали несколько минут и прошли в калитку. Труп Барса валялся почти у них на пути. Пес оскалил клыки, как будто смерть застала его в момент броска на врага. Они обошли мертвого пса стороной, вошли в дом.

Тишина. Вика поежилась.

— Намного холодней, чем было вечером.

— Да, — сказал Стасик. — Дом начал остывать. Значит, печку со вчерашнего дня никто не топил.

Они прошли в комнату. Взрывник лежал на полу, изрешеченный пулями, в комнате все было перевернуто вверх дном. Стасик присвистнул.

— Если здесь и были деньги, то они их нашли.

— Вовсе нет, — ответила Вика. — Тогда бы вот эта планка в серванте была взломана или отодвинута…

Она подошла к серванту, почти безбоязненно перешагнув через откинутую в сторону руку мертвеца — она уже начинала привыкать к смерти — присела на корточки, повозилась с планкой. Планка подалась.

— Есть! — провозгласила она, засовывая руку в узкий глубокий проем. Давай сюда сумку!

Пока Стасик спешил к ней и расстегивал сумку, подставляя Вике, та вытащила несколько пачек банкнот.

— Батюшки! — ахнула она. — Сколько же здесь? А ведь там и ещё есть!

Трясущимися от жадности руками она стала выгребать деньги из тайника, а Стасик такими же трясущимися руками укладывал их в сумку.

— Все! — сказала наконец Вика. — Все выгребла, до последней бумажки! Обалдеть!

— Давай рвать отсюда когти, — сказал Стасик. — Ведь в любой момент может кто-нибудь зайти. Особенно, если труп собаки с дороги через забор углядят.

— Я думаю, он не даром выбрал дом на отшибе, — сказала Вика. — Не хотел, чтобы соседи слишком хорошо видели, что у него делается. Но ты прав, линять надо…

Они быстро выбрались из дома, спокойно переступив через труп человека и обойдя чуть стороной труп собаки, плотно затворили за собой калитку и пошли по дороге к тому поселку, который виднелся за рекой — они уже не боялись, что их «заметут», да и сил проделать ещё раз весь путь до дальнего полустанка у них не хватило бы. Не сказать, что от нескольких пачек долларов сумка так уж сильно потяжелела, но Стасик каждым нервом, каждым мускулом ощущал эту приятную дополнительную тяжесть, и в его походке появилась упругость человека, которому в охотку и в радость нести свою ношу. Снег так пружинил под ногами, что, казалось, оттолкнись чуть посильнее — и взлетишь к небесам. Это ощущение свободы и прорезающихся крыльев в конце концов переполнило его настолько, что на взгорке над мостом он вдруг остановился, привлек Вику к себе, и они долго целовались, в ярких лучах полностью взошедшего солнца, золотивших снег то тут, то там, отбрасывавших золотые блики на их фигуры, слившиеся в один, чуть покачивающийся, силуэт…

А в остывающем доме паук последний раз пробежался по своей паутине и, не найдя ни одной мухи — чуткие к холоду, мухи исчезли — стал подниматься в укромную щелочку под потолком, где можно спокойно перезимовать на накопленных запасах.