Картины наслаивались одна на другую, и трудно было отличить сон от яви, видения от реальности. Стасик поднял голову, тупо поглядел вперед. Он лежал на снегу, в крови… Мужик его сбил? Или… Когда мужик отнимал у него деньги, у него не было пистолета в руке…
…Откуда эти обнаженные мужчина и женщина, которых вот-вот перекусит чудовище?..
…Лицо Вики нависало над ним… Вика задрала юбку и оседлала Стасика, на стуле перед письменным столом, с разложенными на столе учебниками. Ее лицо светилось вдохновением, почти равным вдохновению творца. И она чутко прислушивалась при этом, не скрипнут ли кресла в гостиной: если родители пойдут ставить чайник в рекламной пятиминутке, то вполне могут заглянуть в комнату. Стасик всхрипнул, почти всхлипнул, и Вика, поднявшись с него, оправила юбку…
Мерзкие чудовища… Обнаженные люди, сгорбленные, машущие руками, с перекошенными лицами… Фрагменты «Страшного Суда» Босха…
… - Больно целоваться, — прошептала Вика.
— Да, нам обоим.
В этих двух фразах был приговор мужику, разбившему Стасику губу…
…Любовников, одержимых похотью, похожие на тараканов твари отрывали друг от друга раскаленными щипцами…
…Они заехали в камеру хранения на самом ближнем к их району вокзале и поставили в автоматическую ячейку сумку с долларами. Да, так было надежней всего.
— Каждые три дня будем менять ячейку, — сказала Вика, и Стасик согласился с ней…
…Они долго следили за мужиком, пока он, расставшись с собутыльниками, не пошел через пустырь, мимо забора и бетонных труб стройки…
…Бесы Босха тащили кого-то в ад, в огненную дыру…..Все расплывалось перед глазами Стасика, и этот кусок картины превращался во внутренность крематория. Двое озверевших от жара работников заправляли в печь чей-то гроб… Черты лица покойника все время менялись, это была то Катька, то странный сообщник бандитов Наум Самсонович, то кто-то третий…
…Мужик перестал нагло ухмыляться в лицо Стасику, увидев у него в руке пистолет, и, побледнев, попятился. Стасик выстрелил три раза. Мужик захрипел и упал. Приподнявшись на локтях он порывался ползти, порывался что-то крикнуть, но сил крикнуть ему не хватало.
Вика, ровным шагом подойдя к мужику, всадила охотничий нож ему в горло. Отскочив, чтобы её не забрызгало кровью, она смотрела, как мужик корчится и затихает…
…Отвратительные твари с самыми страшными орудиями пыток, обнаженные грешники, заламывающие руки…
Милицейский свисток. Выстрелы на пустыре привлекли внимание проходившего неподалеку патруля. Не повезло. Обычно на пустыре можно было хоть бомбы взрывать — никто бы ничего не услышал — или постарался бы не услышать.
— Спрячься, — бросил Стасик Вике, увидев, что патруль бежит к ним. — А я потаскаю их по проходным дворам и уйду…
…Мертвый пес лежал на снегу — таком чистом, таком непохожем на городской…
…Один из милиционеров оказался самым резвым. А Стасик, сбившись, угодил в тупик.
— Брось пушку, пацан, — повторял милиционер, осторожно, медленными шагами, идя ко Стасику. — Брось пушку. Брось. И так натворил достаточно.
Уже приближались остальные патрульные. Стасик тупо, будто ничего не видя и не слыша, смотрел на милиционера, а потом так же тупо нажал курок.
Милиционер упал, схватившись за живот.
И сразу же другие преследователи открыли огонь. Что-то больно обожгло Стасика…
…Они приближались к нему, лежащему на снегу, и в его помутненном сознании они превращались в чудовищ Босха — болотно-зеленых и угольно-черных, пауков и тараканов размером с человека и с клешнями на передних, поднятых лапах, в гигантских пиявок, готовых высосать всю его кровь…
Но пока они держались в отдалении. Они все ещё боялись его.
Стасик перевернулся на спину, поднес дуло пистолета к виску. Едва он двинул рукой с пистолетом, они снова стали стрелять, и он так и не успел понять, какая пуля поставила для него точку: его собственная или одного из патрульных.