Утром, едва проснувшись, я велел привести пленных. Их притащили в контору, связанных по рукам и ногам. Рябого пришлось нести — нога у него была перебита. Молодого, контуженного, вели под руки — он всё ещё плохо соображал, смотрел мутно.
Я сидел за столом. Рядом стоял Игнат, скрестив руки на груди. У двери — Архип с топором.
— Слушай меня внимательно, — начал я, глядя на Рябого. — Я могу тебя вылечить. Могу накормить. Могу даже отпустить потом. А могу выбросить за ворота, в тайгу. С перебитой ногой ты до вечера не дотянешь. Волки найдут.
Рябой облизал потрескавшиеся губы.
— Чего хочешь, барин?
— Правды. Всей правды. Сколько людей у Штольца на заимке? Какое оружие? Как расположены посты? Где держат заложников? Когда планируют следующий удар?
Он молчал, опустив голову.
— Не скажу… Штольц узнает — хуже смерти сделает…
— А я что, по-твоему, лучше? — я наклонился к нему. — Ты видел, что я делаю с врагами. Видел гранату? Это цветочки. У меня есть и кое-что посерьёзнее.
Я кивнул Архипу. Тот вышел и вернулся, неся в руках… утюг. Большой чугунный утюг, раскалённый докрасна. От него шёл жар.
— Знаешь, что это? — спросил я тихо. — Это убеждение. Архип, покажи ему, как оно работает.
Архип поднёс утюг к лицу Рябого. Тот дёрнулся, заорал:
— Не надо! Не надо! Скажу! Всё скажу!
И он заговорил. Торопливо, задыхаясь.
На заимке действительно было около тридцати человек. Бывшие солдаты, дезертиры, казаки-раскольники. Штольц держал их железной дисциплиной. Оружие — гладкоствольные ружья, пики, сабли.
Заложников держали в амбаре, под охраной — трое постоянно, меняются каждые сутки. Амбар стоит в дальнем углу двора, рядом с частоколом.
Следующий удар планировали через неделю. Цель — сжечь наши тепляки. Поджечь ночью, издали, стрелами с паклей.
— А где именно заимка? — спросил я. — Опиши подробно, — сказал я и посмотрел на Елизара, мол слушай.
Он описал. Елизар, слушавший у двери, кивнул — знает то место.
— Хорошо, — сказал я. А сам кивнул Игнату, — в яму этого. Пусть пока там посидит, а дальше придумаем куда его.
Я повернулся к Игнату и Елизару.
— Теперь самое сложное. Нам нужно вызволить наших. Но штурмовать заимку — самоубийство. Даже если мы возьмём всех, кто у нас есть. Они возьмут количеством.
— А если хитростью? — предложил Елизар. — Как в прошлый раз. Подойти скрытно, ночью.
— Скрытно не получится. Там болота. Подходы узкие. Часовые. Собаки, может, есть.
— Тогда как?
Я задумался, глядя на карту.
— Нужна диверсия. Что-то, что отвлечёт их. Заставит снять людей с постов.
— Пожар? — предложил Архип.
— Пожар… — я повторил, и вдруг меня осенило. — Да. Пожар. Но не у них. У нас.
Все уставились на меня.
— Ты чего, Андрей Петрович? — не понял Архип. — Сам себя жечь будешь?
— Не сам себя. Разведем костер, чтоб с их стороны казалось, что как раз пожар у нас. Накидаем мерзлого болота, чтоб дыма было побольше. Он будет столбом до неба, видно за десятки вёрст. Пусть думают, что у нас пожар. Что мы мечемся, тушим, в панике. Штольц пошлёт людей посмотреть. А может, и сам подтянется, думая, что мы ослабли или заняты. Вот тогда, когда у них на заимке останется минимум народу, мы и ударим.
Игнат медленно закивал.
— Рискованно. Но может сработать.
— Сработает, — твёрдо сказал я. — Потому что у нас нет другого выбора. Готовь две группы. Одна — делает костер и следит за ним. Вторая — идёт на заимку. Малой группой. Лучшие бойцы.
— А ты? — спросил Игнат.
— Я иду на заимку. Это мои люди. Я их оттуда вытащу.
План начал воплощаться через три дня, на следующий день, когда вернулся Фома и доложил, что завтра посыльный будет на заимке.
Михей с десятком мужиков подготовил сухостой для большого костра и нарезанное мерзлое болото. Чтоб могло дать густой чёрный дым.
Группу для заимки я собирал сам. Игнат, Фома, Архип и пятеро волков — всего девять человек. Лёгкое вооружение, ножи, верёвки. Две гранаты — на крайний случай.
Выступили затемно. Михею сказали разжигать костер на рассвете, а сами пошли к заимке.
Шли долго. Болота, даже зимой скованные льдом, были коварны. Проваливались по колено в ледяную жижу, ругались сквозь зубы. Фома вёл уверенно, как горный козёл по уступам.
К заимке подошли за час до рассвета. Расположились в лесу, в трёхстах шагах от частокола.
Я смотрел в подзорную трубу — ту самую, что Степан прислал в подарок.
Заимка была основательная. Бревенчатая изба, длинная, с двумя трубами. Рядом — амбар, баня, навесы. Всё окружено частоколом высотой в два человеческих роста. Ворота — крепкие, обитые железом. У ворот — часовой с ружьём. Ещё двое ходили по периметру вдоль частокола.
— Вижу амбар, — шепнул я Игнату. — Вон там, в углу. Окон нет, дверь одна. Замок висит.
— Как подберёмся?
— Подождём сигнала.
Ждали час. Холод забирался под одежду, сковывал мышцы. Я шевелил пальцами, разминал, чтобы не закоченеть.
И вот, вдалеке, на востоке, где был наш лагерь, взметнулся столб чёрного дыма. Густой, плотный, поднимался к низкому серому небу.
— Началось, — выдохнул Игнат.
В заимке тоже заметили. Часовые заговорили, показывая руками. Из избы выбежали люди. Крики, суета.
Потом вышел человек в офицерской шинели, без погон. Высокий, широкоплечий, с чёрной бородой клином. Штольц.
Он смотрел на дым, потом что-то скомандовал. Люди забегали. Вывели лошадей, начали запрягать в сани. Через десять минут из ворот выехала группа — человек пятнадцать на санях и верхом.
Штольц ехал впереди. Они направились в сторону нашего лагеря.
— Клюнул, — прошептал я. — Ушёл смотреть, что у нас горит. Осталось…
Я снова поднёс к глазам трубу. Считал. В заимке осталось человек десять, не больше. Трое на постах. Остальные в избе.
— Это наш шанс. Игнат, бери троих. Снимаешь часовых. Тихо. Архип, Фома — со мной. Остальные — прикрытие. Как только услышите выстрел — всем в заимку, через ворота. Давить оставшихся.
Мы разделились.
Игнат с волками пополз к частоколу. Я видел, как белые тени скользят по снегу, неразличимые на фоне сугробов.
Первого часового сняли бесшумно. Нож в спину, рука на рот. Тело утащили в кусты.
Второго — так же. Третий был настороже, но поздно. Кремень прыгнул на него сверху, с навеса, куда забрался ещё раньше.
Ворота были свободны.
Мы вошли. Двор пуст. В избе горел свет, слышались голоса.
— Архип, Фома — к амбару, — прошептал я. — Взломать замок. Я прикрою.
Они метнулись к амбару. Архип ударил молотом по замку. Раз, второй. Металл взвизгнул, замок отлетел.
Дверь избы распахнулась. Оттуда высыпали трое с ружьями.
— Стой! Кто здесь⁈
Я выстрелил первым. Револьвер грохнул, эхо покатилось. Один упал. Двое бросились обратно в избу.
— Игнат! Давай! — заорал я.
Игнат и волки ворвались через ворота. Началась рубка. Короткая, жестокая.
Архип выволок из амбара Петруху и Ваську. Оба еле стояли на ногах, но живы.
— В лес! Быстро! — скомандовал я.
Мы отходили, прикрывая друг друга. Из избы стреляли, но без толку — темно, мы в белом, не видны.
Дошли до леса. Оглянулся. За нами никто не погнался. В заимке остались трое-четверо живых, и те, похоже, решили отсидеться.
— Все живы? — спросил я, задыхаясь.
— Все, командир, — доложил Игнат. — Ни одного не потеряли.
Я посмотрел на Петруху и Ваську.
— Можете идти?
— Можем, Андрей Петрович, — прохрипел Петруха. — Спасибо… Думал, всё…
— Потом поговорим. Пошли. Штольц скоро вернётся, как поймёт, что его обманули.
Мы шли быстро, почти бегом. Болота, лес, овраги. К полудню вышли к нашему лагерю.
Нас встретили с ликованием. Артель высыпала вся. Обнимали вернувшихся, кричали, плакали.
А я стоял и смотрел на дымящийся костер, недалеко от артели. Михей хорошо поработал — дыма было море. Но огонь уже потушили.
— Ну что, Гаврила Никитич, — прошептал я, глядя на запад, туда, где скрывалась заимка. — Посмотрим, кто кого переиграет.
Адреналин — штука коварная. Пока он бурлит в крови, ты можешь бежать по пояс в снегу, тащить на себе раненого и стрелять навскидку, не чувствуя ни холода, ни усталости. Но стоит остановиться, стоит понять, что ты в безопасности, как организм выставляет счёт. И счёт этот обычно гасится полным упадком сил.
Я сидел на лавке в нашей импровизированной санчасти — углу большого сруба, отгороженном занавеской, — и смотрел на свои руки. Они дрожали. Мелкая, противная дрожь, от которой расплёскивался чай в кружке.
На топчане передо мной лежал Петруха. Ваську Марфа уже отпоила сбитнем и уложила спать, парень был плох, но скорее душой, чем телом — сломали его там, в амбаре. А вот Петруха держался. Лицо — один сплошной синяк, губы разбиты в мясо, на запястьях — чёрные полосы от верёвок. Но глаза злые. Живые.
— Спасибо, Андрей Петрович, — прохрипел он, пытаясь приподняться на локте. — Я уж думал, всё. Спишут нас в расход.
— Лежи, герой, — я мягко надавил ему на плечо, укладывая обратно. — Рано вскакивать. Рёбра целы?
— Целы, кажись. Отбили только всё нутро.
— Кто бил? Рябые эти?
Петруха сплюнул розоватую слюну в подставленную плошку.
— Рябые — это так, шавки. Ими немец командовал. Штольц этот.
Я напрягся.
— Рассказывай. Всё, что запомнил.
— Лютый он мужик, Петрович. Не орёт, не машет руками. Говорит тихо, по-русски чисто, но с таким акцентом… жёстким. Подходил к нам в амбар, смотрел, как на тараканов. Спрашивал про тебя. Откуда ты такой взялся, где воевать учился. Про бутару спрашивал, про «огненные ямы». Знают они всё. Шпионы у них хорошие.
— Что ещё?
— Он их муштрует, — Петруха поморщился от боли. — Рябовских этих, разгильдяев. Заставляет маршировать, стрелять учит залпом. Говорит: «Вы не банда, вы ландскнехты». Дисциплину наводит палкой. Чуть что — порка. Они его боятся больше, чем чёрта.
— Сколько их там точно?
— На заимке три десятка было. Но Штольц говорил, что это только авангард. Ждут подкрепления. Казачков каких-то с Урала, лихих людей. Как реки вскроются — пойдут на нас всей силой. А пока, говорит, будем кровь пускать по капле. Обозы резать, людей красть. «Удушение», так он это назвал.
Я кивнул. Удушение. Блокада. Классика военной тактики.
— Отдыхай, Петруха. Ты нам живым нужен.
Я вышел из сруба. Морозный воздух ударил в лицо, немного проясняя мысли. Лагерь жил. Дымили трубы тепляков, стучали топоры, Архип гремел в кузнице. Люди работали, окрылённые нашей ночной победой. Они видели, что мы не овцы, что мы можем кусаться.
Но я понимал: это эйфория. Временная. Мы выиграли бой, но кампания только начинается. И поле битвы теперь — не только наш «Лисий хвост», но и каждая верста дороги до города.
— Игнат! Елизар! Архип! — крикнул я, направляясь к конторе. — Ко мне, живо!
Через пять минут мой военный совет был в сборе. За окном метель заметала следы нашего ночного рейда, но в избе было тепло и накурено махрой. Игнат сидел напротив, методично чистя ствол штуцера. Рядом примостился Елизар, задумчиво поглаживая бороду, а у печи стоял Архип, потирая здоровенные ладони.
Я разложил на столе карту — ту самую, истрёпанную, с пометками углём и карандашом.
— Ситуация дрянь, мужики, — начал я без предисловий. — Мы вернули людей, мы дали Рябову по зубам. Но Штольц — не дурак. Он не полезет больше на рожон. Он будет делать то, что обещал: душить.
Я провёл пальцем по извилистой линии тракта.
— Эта дорога — наша аорта. По ней идёт еда, порох, железо. По ней уходит золото, которое превращается в деньги. Если они перережут её — мы трупы. Зимой ещё ладно, есть запасы. А весной?
— Так что ж теперь, не ездить? — нахмурился Архип.
— Ездить. Но по-другому. Время одиноких всадников и простых телег прошло. С этого дня мы переходим на военное положение.
Я посмотрел на Игната.
— Игнат, ты теперь не просто начальник охраны. Ты начальник транспортной службы. Никаких больше «сгоняю по-быстрому». Каждая поездка — это войсковая операция.
— Конвои? — понял Игнат. Глаза старого служаки загорелись.
— Именно. Колонны. Впереди разведка — два-три человека налегке, проверяют дорогу, кусты, овраги. Следом — основные сани с грузом. Замыкающие — прикрытие. И самое главное — огневая мощь.
Я посмотрел на Игната.
— У нас мало бойцов, Игнат. Катастрофически мало. Твои «волки» хороши, но они не двужильные. Нам нужны люди. Хорошие, умеющие обращаться с оружием люди.
— Где ж их взять? — развёл руками Игнат. — В округе одни беглые да пьянь.
— В городе. Ты пойдёшь со следующим конвоем. И твоя задача — не муку купить. Твоя задача — вербовка. Мне нужны отставные солдаты. Казаки, которых со службы попёрли за буйство. Охотники, которым терять нечего. Платим щедро. Серебром. Но отбор жёсткий. Пьяниц, воров, каторжных с «мокрой» статьёй — не брать. Нужны те, кто умеет держать строй и выполнять приказ.
— Понял, — Игнат хищно усмехнулся. — Найду. Есть у меня пара адресов, где старые служивые обитают. Они за хорошую монету и харчи к самому дьяволу в пекло пойдут.
— И ещё, Игнат. К Степану загляни.
Я сел за стол, придвинул чернильницу.
— Война выигрывается не только пулями. Мне нужно знать, кто платит Штольцу. Откуда у Рябова деньги на наёмников, если прииски стоят? Кто его «крыша» в Перми или Екатеринбурге? Степан должен превратиться в большого паука. Пусть нанимает соглядатаев, платит трактирщикам, проституткам, писарям. Мне нужны имена, явки, маршруты снабжения бандитов.
Я быстро набросал письмо Степану. Почерк у меня был скверный, но Степан разбирал.
«Степан Захарович. Ситуация меняется. Мы переходим к активной обороне. Твоя задача — разведка. Глубинная. Узнай всё про Штольца. Кто он, откуда, какие у него слабости. Найди каналы финансирования Рябова. Если есть возможность перекупить кого-то из их поставщиков или даже мелких командиров — действуй. Денег не жалей. Золото я пришлю. И ещё… пусти слух. Что артель „Воронов и Ко“ нанимает охрану. Дорого. Но для серьёзных людей. Пусть к нам сами тянутся.»
Я запечатал письмо.
— И последнее, — добавил я. — Если уж нам приходится воевать на дорогах, то пусть эти дороги работают и на нас.
Я провёл рукой по карте.
— Отныне мы возим грузы разными дорогами, в разное время. Сегодня — тропой через болота. Завтра — старым трактом. Послезавтра — вообще в обход, через Медвежий перевал. Пусть попробуют угадать, где мы появимся.
— А если всё равно попадём в засаду? — спросил Игнат.
— Попадём, — согласился я. — Но не безоружными торговцами, а вооружённой группой, готовой к бою. И у нас будет план отхода, заранее намеченные точки сбора, схроны с оружием и припасами.
Я снова склонился над картой.
— Архип, тебе новое задание. Делаешь тайники. Здесь, здесь и здесь, — я тыкал пальцем в точки. — В каждом — порох, свинец, сухари, мясо вяленое. Чтобы если группу прижмут, она могла продержаться несколько дней и дать бой.
— Понял, — кивнул кузнец. — А что с тайниками делать? Зарыть?
— Зарыть. Но так, чтобы наши знали, где искать, а чужие не нашли. Елизар, твои люди помогут. Они землю знают лучше нас.
— Сделаем, — пообещал старовер.
Я выпрямился, чувствуя, как план складывается в голове.
— И ещё одно. Нам нужны ложные цели. Штольц ждёт наших обозов, готовит засады. Дадим ему то, что он хочет увидеть.
— Не понял, — признался Архип.
— Пустые обозы, — пояснил я. — Или с дрянным грузом. Дровами там, камнями. Но внешне — как настоящие. Штольц потратит людей и время на их захват, а мы тем временем проведём настоящие грузы другой дорогой.
Игнат хищно ухмыльнулся.
— Хитро. Мне нравится.
— И последнее. Михей!
В дверь заглянул Михей, которого я попросил дожидаться снаружи.
— Бери людей, топоры. Начинаете валить лес поперёк тракта. В трёх местах. Не полностью перекрыть — оставить узкие проходы. Но чтобы большая группа не могла пройти быстро.
— А зачем? — не понял Михей.
— Бутылочное горлышко, — объяснил Игнат раньше меня. — Если их много, а дорога узкая — они растянутся, потеряют манёвренность. А нас мало — мы можем ударить по голове колонны и отойти, пока хвост поймёт, что происходит.
— Именно, — подтвердил я. — И ещё — минируем проходы. Архип, те фугасы, что мы делали для защиты лагеря… можешь сделать переносные?
— Могу. Поменьше размером, но сильнее заряд.
— Делай. Будем ставить их на тропах, где ожидаем засады. Пусть Штольц узнает, что такое мина-ловушка.
Архип потёр руки.
— Это я сделаю с удовольствием.
В конторе воцарилась рабочая тишина. Каждый обдумывал свою часть большого плана.
— Вопросы есть? — спросил я.
— Один, — подал голос Елизар. — А если всё это не поможет? Если Штольц всё равно сумеет нас задушить?
Я повернулся к нему.
— Тогда, отец, мы перестанем играть в обороне. Тогда мы сами пойдём к нему в гости. Но это крайний случай. А пока — работаем по плану.
— Собираемся, — подытожил я. — Первый обоз выходит послезавтра. Игнат, готовь людей. Елизар, на тебе провиант. Сухари, солонина — сухой паёк на три дня пути, на случай, если придётся в лесу сидеть.