Работа закипела с новой силой. Архип с помощниками оккупировали один из навесов. Стучали топоры, визжали пилы. Они брали обычные грузовые розвальни и превращали их в монстров. На борта нашивали брус-десятку. Внутрь, как я и говорил, набивали мешки с плотно утрамбованным песком.
Получилось грубо, тяжело, но надёжно. Я лично проверил «броню» — выстрелил из штуцера с тридцати шагов. Пуля вошла в дерево, расщепила его, но завязла в песке, не пройдя навылет.
— Годится, — вынес я вердикт. — Внутри, на дно, тоже мешки киньте. Чтобы снизу не прострелили, если на косогоре будут.
Утром третьего дня конвой выстроился у ворот.
Зрелище было внушительное и жутковатое. Впереди — трое лыжников в белых маскхалатах во главе с Фомой. Это глаза.
За ними — первые сани. В них сидели двое стрелков с винтовками, глядя по сторонам через пропиленные бойницы. Правил сам Игнат, укрывшись за щитом из досок.
Следом — трое обычных грузовых саней. Пустые пока, но на обратном пути будут гружёные. Возчики сидели, вжав головы в плечи, ружья у каждого под рукой.
Замыкали колонну вторые «бронесани» с двумя стрелками, у которых был запас заряженных ружей.
Я вышел проводить их.
— Помни, Игнат, — сказал я, пожимая его жёсткую руку. — Не геройствовать. Если засада — круговая оборона и отстреливаться. Груз бросить можно, людей — нет.
— Не учи учёного, командир, — буркнул он, проверяя пистолет за поясом. — Прорвёмся. Штольц, поди, ещё раны зализывает после нашей ночной прогулки.
— С Богом.
Ворота открылись, и скрипучая, тёмная змея конвоя выползла в белое безмолвие тайги. Я смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотом.
Теперь оставалось только ждать. И готовиться.
Потому что Штольц ответит. Обязательно ответит. И ответ этот будет не в лоб, а куда хитрее.
Вечером ко мне подошёл Елизар.
— Андрей Петрович, — начал он издалека, переминаясь с ноги на ногу. — Тут такое дело… Люди говорят.
— Что говорят?
— Боятся они. Не Рябова, нет. Леса боятся. Говорят, нечисто там. Тени видят. Будто следит кто. И следы странные находят, когда за дровами ходят. Не человечьи, не звериные. А так… будто дух прошёл.
Я нахмурился. Суеверия — плохой союзник. Они рождают панику.
— Ерунда это, Елизар. Нервы у мужиков шалят. Война, недосып.
— Может и ерунда, — вздохнул старик. — Только вот Михей вчера клятву давал, что видел у ручья бабу. В белом вся, волосы распущены. Стояла и смотрела на лагерь. А потом раз — и пропала. Кикимора это, Андрей Петрович. Знак дурной.
«Кикимора», — подумал я. — «Или разведчик в хорошем маскхалате».
— Усилить посты, — скомандовал я. — И скажи Михею, чтоб меньше языком трепал. Увидит ещё раз «бабу» — пусть стреляет. Если кровь пойдёт — значит, человек. Если нет — тогда и молебен закажем.
Но слова Елизара запали в душу. Я чувствовал это кожей — кольцо сжимается. Мы были островом света и шума в океане тишины и тьмы. И эта тьма подступала всё ближе.
Следующие три дня прошли в напряжённом ожидании. Мы продолжали добычу, но теперь каждый выход за дровами, каждый поход к проруби за водой прикрывался вооружённым нарядом. Я ввёл систему паролей и отзывов.
На четвертый день, к вечеру, дозорный на вышке ударил в рельс.
— Едут! Наши едут!
Я выбежал на стену. В сумерках, по пробитой дороге, ползла наша колонна. Все сани были на месте. Но шли они тяжело, медленно.
Сердце ёкнуло. Опять потери?
Когда они въехали во двор, я увидел, что «броня» передних саней изъедена пулями, как оспой. В досках торчали щепки, местами виднелись белые пятна свежего дерева.
Игнат спрыгнул на снег. Лицо местами чёрное от пороховой гари, но довольное.
— Принимай пополнение, командир! — гаркнул он.
Из крытых грузовых саней начали выпрыгивать люди. Один, второй, пятый… Девять человек.
Я оглядел их. Это был не тот сброд, что приходил к нам в начале зимы. Эти выглядели иначе. Потёртые шинели, полушубки, но подогнанные по фигуре. Оружие не на верёвках, а на ремнях. Взгляды цепкие, оценивающие.
Среди них выделялся один — огромный, рыжий детина. Он держал в руках не обычное ружьё, а штуцер, похожий на тот, что был у Игната.
— Стройся! — рявкнул Игнат.
Мужики привычно, без суеты, выстроились в шеренгу.
— Вот, Андрей Петрович. Девять душ. Семь солдат отставных, из егерей и пехоты. Один — охотник-промысловик, тайгу знает. И один… — Игнат замялся, — скажем так, с каторги беглый, но статья политическая, бунт на заводе. Все злые на власть, а на Рябова — вдвойне.
Я прошёл вдоль строя.
— Меня зовут Андрей Петрович Воронов. Я здесь главный. Правила простые: сухой закон, железная дисциплина, беспрекословное подчинение. Плачу серебром и золотом. Кормлю досыта. Но требую полной отдачи. Кто предаст — убью лично. Кто струсит — выгоню. Вопросы?
— Жалованье когда? — спросил рыжий гигант.
— Раз в неделю. Аванс — сегодня, после бани и ужина.
— Годится, — кивнул он. — Я — Кузьма. Это мои ребята. Мы слыхали, ты Рябову хвост прищемил. Это дело доброе. Мы поможем.
— Игнат, размести их. Выдай тулупы, если кому надо. Оружие проверить. И давай ко мне с докладом. Как дошли?
В конторе Игнат, жадно глотая горячий сбитень, рассказал.
— Засада была. На обратном пути, уже с людьми. В том же месте, у Чёртова поворота. Они, видать, там пост постоянный держат. Только в этот раз мы их ждали.
Он усмехнулся.
— Фома засёк их ещё за версту. Увидели дымок от костра. Мы сани развернули, «броню» выставили. Они пальнули залпом — щепки полетели, но никого не задело. А мы им в ответ — из двенадцати стволов. Кузьма этот, рыжий, он вообще снайпер. Снял двоих, что на дереве сидели, как белок. Остальные разбежались. Даже преследовать не стали — груз дороже.
— Хорошо, — я выдохнул. — Значит, тактика работает.
— Работает. Но они тоже учатся, командир. В следующий раз они могут дерево повалить на дорогу. Или яму вырыть.
— Значит, и мы будем учиться. Нам нужны сапёры.
Я достал письмо, которое привёз Игнат от Степана.
'Андрей Петрович. Новости важные. Штольц — это Карл фон Штольц, бывший капитан прусской армии, потом служил в России по контракту, был разжалован за дуэль и убийство. Наёмник высшей пробы. Абсолютно беспринципен, но профессионал. Его нанял не сам Рябов, а кто-то из Екатеринбурга. Рябов — лишь кошелёк.
А по деньгам… Рябов заложил свой дом и два дальних прииска купцу второй гильдии Морозову. Деньги у него заканчиваются. Он платит наёмникам огромные суммы. Если мы продержимся ещё месяц-два, он разорится. У него цейтнот. Он будет атаковать.
И ещё. Этот же прокурорский помощник, что расспрашивает о вас, расспрашивает и о Рябове. И не очень дружелюбно. Похоже, кто-то из Перми прислал настоящую ревизию. Не подкупную, а честную. Аникеев уже под следствием, урядник трясётся. Возможно, скоро весь рябовский клан рухнет.'
Я сжёг письмо в пламени свечи.
Цейтнот. Это хорошо. Когда враг спешит, он делает ошибки.
— Игнат, — сказал я. — Завтра начинаем тренировки с новыми людьми. Слаживание. Отработка обороны лагеря. И ещё… Мне нужно, чтобы Кузьма осмотрел наши позиции. Свежий взгляд. Может, мы чего не видим.
— Сделаем.
Ночь опустилась на «Лисий хвост». Но теперь в лагере было больше людей. Больше стволов. И у нас была дорога, которую мы научились защищать.
Я вышел на крыльцо. В темноте светились огоньки папирос — часовые на вышках.
Вдруг со стороны леса раздался вой. Протяжный, тоскливый. Волчий.
Но что-то в этом вое было не так. Слишком ровный. Слишком… человеческий.
Часовой на ближайшей вышке вскинул ружьё.
— Тихо! — крикнул я шёпотом, хотя это было глупо.
Вой повторился, уже ближе. И ему ответил другой, с противоположной стороны лагеря.
— Окружают? — спросил подошедший Игнат.
— Нет. Пугают. Психическая атака. Хотят, чтобы мы патроны жгли в темноту и нервничали.
Я усмехнулся.
— Ну что ж, герр Штольц. Хотите поиграть в нервы? Давайте поиграем.
— Игнат, буди Кузьму. И Фому. Пусть берут «тихие» ножи и идут в секреты. Если кто-то подползёт выть под стены — резать. Без шума. Принесут мне голову «волка» — премия рубль. За каждую.
Война на дорогах переросла в войну нервов. И я собирался её выиграть.
Следующие дни пролетели в лихорадочной подготовке. Архип ковал мины и отливал пули для штуцеров. Михей с бригадой рубил завалы на тракте — те самые бутылочные горлышки. Елизар ездил к староверам, организовывая разведывательную сеть. А я с Игнатом планировал первый экспериментальный рейс по новой системе.
Груз был небольшой — три мешка золотого песка, результат последней недели работы тепляков. Но везти его предстояло не обычным обозом, а настоящей военной операцией.
— Авангард — Фома и Кремень, — инструктировал я Игната в последний раз. — Они идут впереди на полчаса, проверяют дорогу. Если засада — возвращаются, предупреждают. Основная группа — ты, я, четверо волков. Арьергард — Михей и Кузьма.
— А если нападут на авангард? — спросил Игнат.
— У них быстрые лошади и приказ — не ввязываться в бой. Увидели опасность — уходят и докладывают. Мы не герои, Игнат. Мы торговцы. И наша задача — довезти груз, а не показать удаль.
Выехали ещё в сумерках, когда метель наконец стихла. Мороз был собачий, но воздух чистый. Лошади, отдохнувшие и хорошо кормленые, бодро тащили лёгкие сани.
Первые десять вёрст прошли спокойно. Фома и Кремень регулярно по очереди возвращались с докладами — дорога чиста, следов чужих не видно.
А потом начались сюрпризы.
— Командир! — прискакал Фома, когда мы подъезжали к Каменной горе. — Впереди завал! Деревья поперёк дороги!
Я натянул поводья.
— Наш?
— Не наш. Свежий. Кто-то сегодня или вчера валил.
Игнат и я переглянулись. Штольц опередил нас. Он тоже начал перекрывать дороги.
— Объезд есть? — спросил я.
— Есть, но долгий. Через болото. Часа три лишних.
— Или ловушка, — добавил Игнат мрачно. — Завал специально, чтобы заставить нас объезжать там, где засада готова.
Я спешился, подошёл к краю леса, внимательно осмотрел снег. Следы лыж, следы топоров. Работали аккуратно, знали своё дело.
— Сколько людей? — спросил Игнат.
— Четверо-пятеро. Работали часа два, не больше.
— И что делаем?
Я постоял, обдумывая варианты. Возвращаться — значит показать Штольцу, что его тактика работает. Объезжать — возможно, попасть в заранее подготовленную засаду. Прорываться через завал…
— А сколько стволов завалили? — спросил я Фому.
— Три больших ели. Лежат поперёк, концы упираются в деревья по сторонам. Проезда нет.
— Растащить можно? — спросил я Архипа.
Кузьма, который ехал в арьергарде, подошёл ближе.
— Можно. Сейчас лошадей выпряжем и сделаем. Но шуму будет…
— А куда деваться…
Через полчаса тишину тайги нарушил скрежет и треск оттаскиваемых стволов ёлок. Мужики обрубили деревья там, где упирались бы толстыми ветками в соседние стволы и расчистили дорогу для саней.
Мы проехали через бывший завал, на котором теперь были только щепки да иголки от ёлок. Но радость была преждевременной.
— Андрей Петрович! — закричал Кремень, возвращаясь из очередной разведки. — Беда! Впереди люди! Вооружённые!
— Сколько?
— Много! Десять, может, больше! Перекрыли дорогу у моста!
Мост через Студёный ручей. Узкое место, хорошая позиция для обороны.
— Игнат, — сказал я тихо, — это не случайность. Это капкан. Завал был приманкой, чтобы загнать нас сюда.
— Что делаем? — спросил Игнат, проверяя заряд в штуцере.
Я смотрел на карту, которую держал в памяти. Мост, овраг, лес по сторонам. Классическое место для засады. Но и для нас не всё потеряно.
— Фома! — позвал я. — Ты местность знаешь. Есть ли брод выше по течению?
— Есть! — отозвался Фома. — Версты полторы вверх по ручью. Но лёд тонкий, опасно.
— Лучше опасно, чем смерть, — решил я. — Всем спешиться! Сани оставляем, груз делим между собой. В лесу быстрее уйдём.
Мы быстро перегрузили мешки с золотом в вещевые мешки, привязали к сёдлам, распрягли лошадей.
— Фома, веди к броду! — приказал я. — Тихо, без шума. А ты, Кремень, возвращайся к мосту. Смотри, что они делают. Но издали! Не светись!
Мы ушли в лес пешком, ведя коней в поводу. Снег под ногами скрипел, но не так громко, как полозья саней. Через полчаса Кремень догнал нас.
— Они поняли, что мы ушли, — доложил он. — Обыскивают сани. Проклинают. А потом часть ушла по нашему следу.
— Сколько?
— Человек пять-шесть.
— Преследование, — констатировал Игнат. — Нас догонят.
Я остановился, обернулся. За спиной, между деревьями, уже слышались голоса. Близко. Очень близко.
— Кузьма! — тихо позвал я рыжего гиганта. — У тебя мины есть?
— Есть парочка.
— Ставь одну на тропе. С растяжкой. Пусть познакомятся с сюрпризом.
Кузьма быстро, умело установил мину между двух берёз, привязал к ней тонкую верёвку на уровне колен. В сумерках она была почти невидима.
— Готово, — прошептал он.
— Тогда быстрее к броду!
Мы ускорили шаг. За спиной слышался треск ломающихся веток, голоса преследователей. А потом…
БА-БАХ!
Взрыв прокатился по лесу, заставив осыпаться снег с веток. Сразу после него — крики, стоны, ругань.
— Попались, сволочи, — пробормотал Кузьма с удовлетворением.
Мы дошли до брода как раз вовремя. Лёд действительно был тонкий, просвечивал тёмной водой снизу. Но держал.
— По одному! — скомандовал я. — Быстро, но осторожно!
Фома первым перебрался на другую сторону. За ним остальные. Лёд трещал, прогибался, но выдержал.
Когда последний из нас ступил на твёрдую землю, я обернулся. На противоположном берегу никого не было. Мина сделала своё дело.
— Всё, — сказал я. — Дальше идём спокойно.
В город мы пришли под утро, уставшие, но живые. Степан встретил нас в своём доме, распахнув дверь ещё до нашего стука.
— Живы… — выдохнул он. — Слава Богу. Я уже думал…
— Думал правильно, — буркнул я, снимая тулуп. — Штольц провожал нас как надо. Завалом, засадой, преследованием. Но мы прорвались.
— Груз цел?
— Цел. И кое-что мы им показали. Пусть знают, с кем имеют дело.
Я рассказал Степану о бое, о минах, о новой тактике Штольца. Тот слушал внимательно, изредка задавая вопросы.
— Понятно, — сказал он наконец. — Штольц действительно профессионал. Но и мы не лыком шиты. У меня для вас новости. Есть кое-что ещё, — продолжил он. — Человек двадцать нашёл. Крепких. Жандармский офицер в отставке, трое бывших унтер-офицеров, казаки. Все проверенные. За хорошие деньги согласятся.
— Деньги найдутся. А оружие?
— Тут сложнее. В арсенале строго, да и начальник подозрительный. Но есть частный торговец, Немиров. У него старые запасы есть — штуцеры, пистолеты, порох. Правда, дорого просит.
— Плати, сколько просит, — сказал я. — Всё равно деньги без жизни не нужны.
Игнат кашлянул.
— Командир, а как мы этих людей в лагерь доставим? Если дороги перекрыты…
— Значит так, — ответил я после раздумья. — Сами же в лагерь пойдем, вот с ними как раз и шансы на успех увеличатся. А я вот думаю… одного или двоих оставить при Степане. Пусть будут, так сказать в штате — и ему охрана и нам, в случае чего всегда можно рассчитывать на пару человек в запасе тут, в городе.
Степан кивнул, одобрив идею.
— Отлично. Тогда делаем так: пару новых бойцов остаётся здесь, под твоим началом. Их задача — охрана, сбор информации, подготовка к операциям в тылу у Штольца и не только. А мы, как скупимся да груз в серебро превратишь — двигаем домой.
Я повернулся к Степану.
— Сколько времени нужно на организацию?
— День-два. Жильё мужикам в своем доме найду — за это не переживай, Андрей Петрович.
— Хорошо. Тогда так и сделаем.
Мы вернулись в лагерь тем же путём, каким уходили — через брод, лесными тропами. На этот раз встречных не было. Штольц, видимо, анализировал свою неудачу, после провальной засады.
В лагере меня ждали новости. Елизар докладывал:
— Староверы передают — на заимке у Штольца движение большое. Люди приезжают, уезжают. Оружие возят, провизию. Готовятся к чему-то серьёзному.
— К большому наступлению, — кивнул я. — Он понял, что мелкими операциями нас не взять. Готовит генеральное сражение.
— И что мы будем делать? — спросил Кузьма, которого я позвал на совещание.
Я взглянул на карту, где красными крестиками были отмечены все места, где видели людей Штольца.
— А мы, Кузьма, нарушим ему планы. Но об этом — позже. Сначала нужно подготовиться.