- Солнце я люблю особенно сильно, - сказал ей нечаянный гость, устраиваясь поудобнее на кухонной табуретке.
- Значит, вы не туда попали, голубчик, - сказала она, подливая ему кофе, а себе коньяк. - В нашей климатической зоне, увы...
- Боюсь, вы правы. Но что делать?.. На моей исторической родине всегда жарко, это у меня в крови, на этом держится позвоночник, - гость очаровательно, со сдержанным кокетством посмотрел в её зрачки, приглашая к разговору о крови, о позвоночниках и других органах человека.
"Понятно, - подумала она, прочитав его приглашение, - но все-таки почему от него отказалась Кика?"
Кика - соседка, журналистка. Две недели назад Кику познакомили с известным патологоанатомом С, прославившимся на полмира фантастическими описаниями своих ощущений во время работы. Кика собиралась написать об уникальном фантазере в своей еженедельной колонке "Профессионал" и пригласила его зайти в редакцию. Он зашел, сел в кресло, закурил и внимательно посмотрел на Кику. Она красивая женщина, с ногами, талией, грудью, даже с головой. С опытом. Но когда она столкнулась с его взглядом, ручка чуть не выпала из её аккуратных холеных пальчиков, она пробормотала что-то вежливое, но нечленораздельное про внезапно подступившие неотложные дела - и убежала в коридор. Там она поймала заведующую редакцией и стала умолять о помощи. Пожилая заведующая ничего не поняла из лепета Кики и сама смело вошла в брошенный храброй журналисткой кабинет. Там терпеливо курил в кресле известный патологоанатом С. Он поднял глаза на заведующую и поздоровался. Женщина столкнулась зрачками с его зрачками, извинилась и убежала за валидолом.
Вся редакция Кикиной газеты под тем или иным предлогом пронеслась в тот день сквозь злосчастный кабинет; терпеливый С выкурил в кресле почти пачку сигарет, а интервью так и не было взято.
Кика рассказала о странном происшествии Ли, своей соседке по лестнице. Та выслушала, посочувствовала, посмеялась и попросила почитать репортажи С из морга. Кика протянула ей пачку рукописных текстов, пояснив, что все эти материалы давно опубликованы и даже переведены на языки народов мира.
В рукописи всё это выглядело весьма безобидно. Ну подумаешь, пальцы прозектора, перебирающие навек успокоившуюся плоть красотки, изъятой из сплющенного фольксвагена... Мертвая женщина в его описании была скорее тихой и спокойной, чем мертвой. Она даже не была неживой. Просто немного другая форма жизни, тоже временная, непродолжительная, но в руках очень повидавшего виды мужчины, который уж сейчас-то наверняка выяснит всю возможную правду о ней и даже сможет официально заявить об этой правде миру... И очень впечатляюще было про белое лицо любовника покойной, ожидавшего результатов вскрытия вопреки всем уговорам уйти домой.... И как белое лицо любовника стало еще зеленей, чем было, когда в официальном отчете о смерти его любимой рассказывалось о несметном количестве чужих и разных сперматозоидов, обнаруженных специалистами в едва остывшем лоне его возлюбленной. Рассказ господина С был написан ровным телеграфным стилем, отчего волосы читателя навек становились дыбом.
И всё-таки Ли разрешила Кике привести фантазера-прозектора в свою квартиру. Репортаж-то в колонку "Профессионал" заявлен. Его делать надо, а не от страха трястись.
Кика попросила Ли взять диктофон и о чем угодно поговорить с прозектором. Чтоб на колонку хватило.
- Потом распечатаем, подредактируем и с плеч долой. Я не хочу, чтоб наш главный знал про мой демарш. Гонорар, естественно, твой, - Кика умоляюще смотрела в лицо Ли и чуть не плакала.
Ли согласилась.
Он пришел - и вот сидит на кухне, кофе пьет, ласково смотрит на Ли и разговаривает о погоде разных широт.
- Солнце мне просто необходимо, - сказал он, допивая вторую чашку, - потому что у меня страшная аллергия на холод. Солнце - мой главный антигистамин.
- Вы разрешите мне включить диктофон? - спросила Ли.
- Да, конечно. Ваша подруга сказала мне, что срочно должна куда-то уехать, а интервью со мной уже заявлено в ближайший номер... - И его лучистые глаза мягко скользнули по плечам Ли.
- Спасибо. Но мы с вами просто поговорим, а для колонки в газете сами выберут основное.
- Вы тоже журналистка? - спросил С.
- Не совсем, но я тоже постоянно общаюсь с людьми. Я работаю в театре. Мои коллеги часто выступают у Кики в газете, да и у меня самой нередко берут интервью разные люди. Так что я представляю, как это делается. - И она нажала на кнопки записи.
- Как долго вы можете общаться со мной? - спросил С.
- О, сколько угодно. Сколько понадобится, - уточнила Ли.
- Вопросы она сама формулировала?
- Нет, Кика просто дала мне диктофон и попросила поговорить с вами о вашем... творчестве.
- Ясно, - сказал С. - А зачем - она не говорила? Ну, кроме редкой профессии...
- Нет, - удивилась Ли. - А зачем же еще?
- Ясно. - Он закурил. - Давайте. Спрашивайте. - Он вежливо оглядел Ли с пяток до макушки и остановился на переносице.
- Может быть, начнем с самого простого? Скажем, с образования? - Ли была очень спокойна.
- У меня их три. Медицинское, юридическое и филологическое. И давайте не будем уточнять - какое из них заочное. Я всему хорошо учился.
- Вы женаты?
- Был.
- Сколько раз? - спросила Ли и мысленно услышала ответ - "три". А он сказал:
- Три.
Ли спросила - почему он пишет о мертвых женщинах, как о живых. И услышала ответ мысленно. И он сказал:
- Потому что мои мертвые женщины на самом деле еще не очень-то и умерли. В нашем морге собираются исключительно погибшие: кого муж с балкона сбросил, кто в аварию угодил спьяну, кого несчастная любовь в петлю засунула, а у кого просто не все дома на сексуальной почве. И так далее до бесконечности. Все они, как правило, остро нуждаются во вскрытии, и у многих есть родственники, желающие похоронить несчастных в открытом гробу. Я совмещаю несколько видов услуг в одних своих руках: вскрытие, необходимые анализы - вместе с судмедэкспертом, бальзамирование, грим и костюм. Словом, в мои руки дамы поступают в том виде, в каком умерли, а из моих рук уходят такими, какими всегда хотели бы быть при жизни, но не вышло, плюс с подробным документом - почему не вышло.
- А вы никогда не ошибаетесь? - задала Ли риторичес-
кий вопрос.
- Дорогая моя, ошибаются их мужья, их любовники, поклонники и прочие деятели, живущие иллюзиями, наугад, вслепую, живущие или не желающие жить - но с живыми, подвижными, вертлявыми... Я же имею дело с чистой сущностью, причем буквально через несколько часов после расставания души с телом, то есть когда тело еще хранит все следы бытия оторвавшейся души. И вот эти-то следы я умею читать так, как ни одному просто эксперту с его препаратами и реактивами не снилось, - всё это господин С говорил ровно, отчетливо, будто рассказывал Ли принцип относительности.
- А вы когда-нибудь имели возможность сверить часы? То есть - вам, допустим, эта женщина была знакома при жизни, вы, допустим, предвидели развитие сюжета ее жизни, потом она попала к вам в руки уже в морге - и вы убедились в своей правоте? - Ли задала этот вопрос немного капризно, как бы чуть поддевая профессиональную гордость господина С.
- О, мадам, сколько угодно! Но такие проверки занимали меня только в начале карьеры. Потом перестали занимать вовсе. Я убедился в правильности своего видения женщины десятки, сотни раз. Я всю жизнь занимаюсь этим самокопанием, и теперь моя задача - чисто художественная... - с легкой досадой ответил С.
- Как это - самокопанием? - встрепенулась Ли.
- Разве вы не понимаете? - вкрадчиво спросил С.
- Кажется, понимаю, но между нами, как вы помните, лежит диктофон. Поэтому говорите ему, это потом будет слушать Кика, а ей как репортеру нужны факты и комментарии, а не психологические подтексты...
- Ладно, постараюсь покороче и попроще. Когда я был совсем юн и у меня болезненно сильно стоял член, а я не имел возможности вставлять его туда и тогда, когда хотел, в моей голове хранились два вида клише: от воспитания в восточной семье и от чтения классической литературы. От обоих клише я получил уверенность, что всё это дикое напряжение тела - свойство исключительно мужского начала. А женщина, дескать, не очень-то заинтересована в таковых акциях. Женщина должна уходить от этого, отказывать, прятать глаза, а мужчина должен добиваться, уговаривать, идти напролом или действовать более тонко, - но в любом случае мужчине это нужно больше, чем женщине. Когда я, наконец, дорвался до женщины, я много лет был ненасытен, я готов был перетрахать всех до единой и, в общем-то, только тем и занимался. Природный темперамент сыграл со мной шутку: когда у других мужчин период гиперсексуальности уже заканчивается, у меня он только-только подходил к кульминации. Мне некогда было думать и всматриваться. Я брал и брал женщин. Я был здоров, силен и пребывал в постоянном возбуждении. Это длилось и длилось... До тех пор, пока я не узнал, что у моей второй жены есть любовник.
- Вы не сказали о первой... - напомнила Ли.
- Первая была гений женственности в моем первобытном представлении о женщинах. Она всё мне давала - от превосходного секса до теплого домашнего уюта, - и я почувствовал неудовлетворенность. Знаете, когда сразу, внезапно, после детства и девственности, получаешь точно, что нужно именно тебе, то, как правило, не оцениваешь подарок. Думаешь, это лишь начало, а на самом деле взрослая жизнь еще прекраснее, а я лично достоин еще большего. Мы с первой женой расстались тихо, без трагедий, она и в этом оказалась гением, а я рванул дальше. Вторая жена была личность ого-го. Ничего общего с первой, кроме разве что готовности к сексу. Я же всё еще продолжал думать, что это я их провоцирую на бешеный секс, а сами они - без меня - и думать не могут ни о чем таком...
- Вот они откуда, ваши первые рожки... - усмехнулась Ли. - Ваша вторая жена вправила вам мозги.
- И зачем, спрашивается, она это сделала? Я чуть не убил её, сам заболел черт знает какими болезнями, ушел в депрессию, поменял работу. Собственно, тогда судьба и привела меня впервые в прозекторскую. Мой приятель, зная мою страсть к поэзии, однажды пригласил меня к себе на работу. Как он выразился, для пополнения твоего поэтического багажа...
- Вы знали, где именно он работает?
- Конечно. Но мне стало интересно. Я тогда еще не видел мертвых людей, а тем более женщин. Для меня женщина всё еще оставалась Женщиной, несмотря на измену жены. Я был страшно ранен, но еще не сокрушен. И я пошел к нему в морг. И там и остался навсегда, - он закурил. В голосе почувствовалось некоторое волнение.
Ли нажала на кнопку паузы и поднялась со стула, чтобы поставить чайник. Господин С посмотрел в окно и заметил вслух, что скоро вечер.
Ли спросила, хочет ли он поужинать. Он отказался.
Ли спросила, чаю ли сварить или кофе добавить. Или всё-таки коньяку? Он отказался.
- Тогда продолжим? - спросила Ли, подливая себе коньяк.
- Или начнем? - сказал С.
- То есть? - сказала Ли, протягивая руку к кнопкам записи.
- Пока вы не включили диктофон, хотите ли сами убедиться в моей правоте? - спросил С, погладив седую бородку.
- Если вы имеете в виду - кому до секса больше дела, мужчине или женщине, - то я лично сама давно в этом разобралась. Я трижды была замужем и очень много раз включалась в другие, менее продолжительные, игры. Меня никак нельзя рассматривать в контексте вашей жизненной драмы. - Ли в упор посмотрела в настойчивые глаза господина С.
- Но вы ж меня хотите, - возразил господин С, закладывая ногу за ногу.
- С чего вы взяли? - спросила Ли.
- Вы согласились помочь Кике из любопытства. Вы же читали мои тексты. Кика испугалась, а вы - нет. Вы более самонадеянны. А почему, если разобраться? - он улыбнулся своей фирменной ласковой улыбкой прозектора.
- Ваши тексты очень талантливы, но и так же наивны. Вы ищете в теле, брошенном душой. Это равнозначно - с художественной точки зрения - описанию "бездушия женщины" вообще. А это ведет за собой гиперболизацию роли гениталий в судьбе женщины. Мужское творчество, основанное на понимании этой роли одновременно с осуждением этой же роли, представляет собой болезненно-взрывную философию, не имеющую перспективы в наше время, когда женщины устали от мужчин... - Ли сама удивилась высказанной мысли, поскольку собиралась сказать нечто совсем иное, не содержащее никаких оправданий.
- Подождите включать диктофон. Давайте пойдем в вашу спальню и всё выясним на месте, - и он начал привставать с табуретки.
- Вы с ума сошли, - сказала Ли. - Я не имею никаких сексуальных намерений относительно вас.
- Почему?
- Как почему? У меня полным-полно адресатов таковых намерений. Вы здесь не при чем. Вы не интересуете меня как любовник.
- Не может быть. Пойдемте в спальню, и всё выяснится, - господин С встал.
- Я не хочу трахаться с патологоанатомом, - раздраженно сказала Ли. - И кстати, вы забыли сказать, как вы выдерживаете температуру воздуха в морге, если не можете жить без тепла?
- Любимая работа требует жертв - с моей стороны, в частности. - Он подошел вплотную к Ли; коньяк мигом выветрился из ее головы.
- Вы насильник? - усмехнулась Ли.
- Боже сохрани. Вы сами всё сделаете. Дайте руки. Положите их мне на плечи. И постойте одну секунду. - И он с невероятной скоростью и ловкостью расстегнул на ней всё, что расстегивалось, развязал, что развязывалось, раздел догола - настолько легко и незаметно, что она невольно ахнула.
- А вы? - вдруг спросила Ли совершенно непроизвольно.
Он рассмеялся от души.
- Видите, как всё просто, - назидательно пошутил С. - Сами пойдете или вас отнести?
- Я не пойду, - сказала Ли, - и носить меня не надо.
Пока она договорила эту короткую фразу, он успел снять всё с нижней половины своего туловища и остаться в рубашке и носках. Потом он ловко и бесшумно смахнул со стола чашки, рюмку, вилку, диктофон - и подсадил Ли на освободившуюся местность. Она насмешливо смотрела на его деловитые приготовления, не сопротивляясь и не помогая. Он грамотно развел ей ноги, с улыбкой потрепал по прическе, аккуратно ввел внутрь свое огромное устройство с забавной узкой головкой и сделал несколько разведывательных движений.
Бедная Ли! Ну как бы описать вам её ощущения?..
Вы помните пособие по рефлексотерапии, опирающейся на биоточки ступни? Каждая точка, гласит пособие, жестко связана с определенным органом: эта с почками, эта с сердцем, эта с мозжечком и тому подобное. Сюда надавил - получи по печени, здесь потрогал - по ушам, а отсюда - непосредственно по мозгам... Даже коврики есть специальные. И резиновые тапочки. Потопал по коврику, погулял в тапочках - считай, повсеместный массаж принял.
Сексуальная деятельность господина С вызвала у Ли именно такие аналогии. Его ловкий член безупречно точно знал, какое давление, скольжение, торможение, поглаживание, потряхивание и так далее следует применить к каждому квадратному миллиметру её внутренней поверхности, чтобы на одном только языке фрикций рассказать ей целую сагу о жизни и смерти. Вот он поговорил с нею о детстве, прогулял по парку, покатал на каруселях, потом на американских горках, сводил в тир; вот и юность подоспела, вот зарождаются страхи, вот идет кровопролитная борьба с ними, вот первые страсти пола, вот вторые страсти, вот подоспел тот единственный, который оказался не единственным... Далее господин С, зорко присматривая за поведением обескураженной жертвы, сдернул Ли на пол, поставил на ноги, повернул и подробнейшим образом прошелся по её заветным воспоминаниям: вот такой у тебя был, и вот еще такой, и эдакий, а этот думал, что прав, когда толкался вот таким приемом. А вот нашелся умный, а вот нежный, а вот дикий, - а вот теперь посмотри, что нужно было тебе на самом деле... И всё это молча.
- Нравится? - внезапно спросил он без малейшей томности в голосе.
Ли не ответила.
- Ах так! - сказал он и с ювелирной точностью прижался внутри к какой-то неведомой ей самой точке внутри, вызвав оргазм сокрушительной силы. Потом бестрепетно выбросил из себя мощную волну в регион управления двигательными центрами - и отпустил бедра Ли.
Женщина бессильно сползла на пол - прямо к его ногам. Господин С отошел к раковине, поплескался под водой, оделся и сел на табуретку.
Ли с усилием заставила себя встать и поплелась в ванную - посмотреть на свое лицо.
Вернувшись на кухню, она обнаружила мирную домашнюю картину: мужчина чистил картошку над расстеленной у стола газетой. На плите закипала вода в кастрюльке. В керамической миске красовался овощной салат. Господин С поднял свои ласковые глаза на оторопевшую Ли и повторил вопрос:
- Нравится?
Она села на свой стул и попыталась закурить. Руки не слушались, и С участливо поднес зажигалку.
- Продолжим интервью? - спросил С.
- Да, пожалуй, - тихо ответила Ли и нажала на диктофонные кнопки.
- Так вот, голубушка, - сказал ей С, моя картошку и загружая кастрюльку, - да, кстати, где у вас соль? А вижу. Вот. Отлично. Так вот, дорогая женщина, не поладившая с мужчинами. Вы теперь убедились на собственном опыте, как хорошо я знаю женщин. Я очень хочу, чтобы и другие мужчины, даже намного хуже меня знающие женщин, уцелели как вид. Для этого я и пишу свои репортажи из морга. Мои истории многим кажутся жуткой выдумкой, особенно мужьям вернейших жен, когда я в мельчайших деталях описываю им не только последние предсмертные поступки их возлюбленных, но и мысли, и подробности детства... Редкие, очень редкие люди способны сделать выводы из моих рассказов. Ну вот помните - тот белолицый любовник, про которого вы читали вместе с Кикой, - он же был просто убит моим сообщением, что его скромница, труженица, ласковая лань, погибшая в автомобильной катастрофе с переполненным спермой влагалищем, вовсе не была изнасилована. И за руль садилась абсолютно трезвая. Он всё томился: ну почему, ну почему?.. Чего ей не хватало? Я ему объяснил, что ей было мало всегда и по определению. А в тот вечер, когда она разбилась, за час до начала поездки она побывала у подруги на дне рождения и приняла активное участие в групповухе, где наконец получила ту дозу утех, в которой реально нуждалась ежедневно. Получив именно эту дозу, она стала лихорадочно размышлять над следующей, понимая, что достигнутый кайф улетучится и воззовёт ее к новым поискам. Бедная женщина так погрузилась в планирование своего будущего секса, что не заметила летящего навстречу грузовика. Я всё объяснил её любовнику, он побился-побился головой об стену да и женился через три месяца точно на такой же. Послезавтра её похороны. А его через неделю судить будут...
- Не совсем понимаю, отчего в ваших словах звучит критика женской ненасытности? Вы сами рассказывали мне сегодня о своём долгом и неукротимом томлении... - напомнила ему Ли.
- Да, рассказывал. Но у мужчин всё это бедствие, во-первых, в конце концов утихомиривается, а у женщин только нарастает с годами, и во-вторых, мужчина входит и уходит, а женщина принимает в себя и там и оставляет принятое.
- Словом, вы физиолог-моралист, пытающийся подчинить природу человека выдумкам нравственности. Поэтому работаете в судмедморге прозектором и пишете отчеты для обескураженных мужей и любовников - чтоб впредь знали... И вообще - чтоб знали. И вам не жаль бедное человечество? Да и, кстати, не все темпераментные дамы, насколько я знаю, обязательно умирают рано. Моя бабушка, мать отца, например, вышла замуж в четвертый раз, когда ей исполнилось восемьдесят четыре года.
- Жизнь многообразна, вы тут совершенно правы. Я художник, посему слегка сгущаю краски действительности, как и любой творческий человек. Я просто транслирую свою правду жизни. Кому надо - поймет. - Он был очень улыбчивый, этот С.
- Но, простите, вы не просто писатель. Вы патологоанатом в конкретном месте. И ваши читатели легко могут представить себя на месте ваших... э-э-э... клиентов. И степень вероятности попасть именно к вам в руки очень велика... - ляпнула Ли. Он усмехнулся.
- Ничуть. Любой эксперт знает всё то же самое. Про те же сперматозоиды, скажем... Это обязательно. Просто ему, обыкновенному эксперту, не до высоких человеческих задач. Он констатирует. А я, рассекая, например, какую-нибудь печень, кончиками ногтей чувствую, какие напитки предпочитала покойница в последние годы жизни. Когда её мозги лежат на моей ладони, я слышу все её глупые, нервные тайны, я знаю даже, сколько раз в жизни она вообще спала с мужчинами. Это особый, уникальный талант, не исследованный наукой, да я и не собираюсь быть исследованным наукой. Обойдется наука. Я вечен.
- А это вы с чего взяли? - начала приходить в себя Ли. - Так же помрете, повезут в морг, попотрошат от души... Ведь так у всех?
- Нет. Ничего такого не будет. Я выкупил свой труп у всех: у науки, у родственников, у бывших и будущих жен, у меня уже есть могила, на ней стоит памятник - пока что с одной датой, открытой. И есть продуманная система посмертного материального взаимоотношения со всеми сопровождающими это дело лицами, чтоб не вышло никаких неожиданностей. Меня не будут вскрывать, я позаботился. - И на его лице впервые воцарилась жесткая серьезность.
- А хитрость? А подкуп? А слабости человеческие? А ненависть просвещенных вами мужей и любовников? - Ли уже искренне ненавидела С.
- Я всё продумал. Не наскакивайте на меня. И - в конце-то концов - я же прав. Прав! Правда о женщине должна быть рассказана не в войне-и-мирах и не в аннах-карениных, а именно так, как это делаю я: скальпелем и пером. Только этот тандем убедителен. Кстати, мне сейчас пришла в голову превосходная идея... А где ваша дочь?
- Откуда вы знаете, что у меня дочь? - удивилась Ли, не подумав.
- Мадам, мне показалось, что вы заметили происшествие, бывшее между нами ну вот только-только... - иронично заметил С.
- А, да, ведь вы членом читаете всё на свете. Не только пальцами в резиновых перчатках. Дочь отдыхает. Отпуск. Молодость, знаете ли... А что?
- А я женюсь на ней и буду е...ть её каждый день так, как только что вас. Она совсем юная, она будет околдована таким сексом, я сделаю из неё наркоманку моего члена. И вот с нею-то я и договорюсь. Она проследит, чтобы мое завещание было выполнено точь-в-точь. - Он говорил всё это абсолютно серьезно.
У Ли перехватило горло. Ладно - горло; всё перехватило. Ненависть к С, страх за дочь, страсть к его члену-читателю - всё слилось в ураган. И что ужасно - что она ни секунды не сомневалась в искренности его намерений. Он всё ей продемонстрировал. Если б Ли сейчас спросила у него - какая группа крови была у ее прабабушки по материнской линии, - он ответил бы. Правильно ответил бы.
Что делать?
- Вы совершенно зря так лихорадочно соображаете, как выкрутиться из сложившейся ситуации, - сказал С. - Это невозможно. Во-первых, я читаю ваши мысли. Во-вторых, всё будет так, как я решил.
Ли встала и ушла в свою спальню. В нижнем ящике комода лежал маленький пистолет, никогда не бывший в употреблении. Ли зарядила его, положила в карман и вернулась на кухню.
Уже стемнело. Горело крошечное бра. Господин С смотрел на Ли, прислонившись к стене. Он не был бледен. Большие глаза улыбались ласковой улыбкой опытного прозектора. Седая бородка отливала холодным серебром в лучах круглого настенного бра. Могучие руки с выпуклыми мышцами он заложил за спину, открыв сильную плоскую грудь.
Ли опустила руку в карман. Господин С не шелохнулся. Она внимательно посмотрела в его бессмысленные зрачки. Четыре метра кухни, разделявшие их, казались то бесконечностью, то пустяком...
Ли почудилось, что она очень быстро выхватила пистолет из кармана и недолго целилась. Но выстрелили они одновременно.
- ...Я понимаю, дорогая Ли, как трудно было рассказать мне эту букву. Отдохните, а то вы как-то почернели с лица. Вам не идет так выглядеть... - проявил сочувствие Люцифер.
- Я не могла не рассказать эту букву. А я всегда держу слово, - устало напомнила она.
- Хорошо. Мне нравится, что вы сознались. Это годится. Теперь я вернусь к нашей любимой бордовой книжечке и напомню вам, что происходило с м о и м и героями после отрыва трепетной женской души от бренного мужского тела...
- Вы никогда не избавитесь от иронии, мистер Фер, - сказала Ли ночному попутчику.
- Никогда. А зачем? Да тут и впрямь забавно.
Я наслаждался, следя за полетом... Я-то знал, чем он кончится.
***