Золотой отсвет счастья

19

Бесс капля за каплей теряла уверенность в себе, по мере того как они пробирались сквозь сырые заросли колючего кустарника и жестких лиан. Сумрачный лес был на удивление молчалив и необитаем. Впереди шли мужчины, им приходилось прорубать дорогу с помощью мачете. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, но жара и влажность все равно превратили этот переход в пытку. Рубашка и бриджи Бесс были пропитаны дождем и потом, острые шипы в клочья изорвали чулки, и теперь ноги были исполосованы в кровь. Бесс атаковали муравьи и пауки, они наползали на нее, падали, наскакивали со всех сторон. Кожаные башмаки стали от воды тяжелыми и корявыми, на ступнях появились болезненные мозоли, кровоточащие при каждом шаге.

Постепенно пальмы и обвитые лианами кусты сменились велчественными, высоченными мамонтовыми деревьями, баобабами, секвойями и совершенно неизвестными огромными растениями. Стволы были толстыми, могли занять, наверное, целую лондонскую мостовую. Тропу обрамляли стены зеленых зарослей, а сверху ее покрывал, на огромной высоте, плотный ковер густых ветвей, который затмевал солнечный свет, превращая лес в мрачный, просторный зал. Идти здесь было гораздо легче. Деревья с огромными кронами росли редко, почва под ногами была упругой и мягкой.

Но как же душно, жарко… Все липнет… И опять что-то жалит в руку… Опять.

Бесс шла и шла, радуясь хотя бы тому, что она не мужчина и может идти следом за сильными… радуясь, что видит перед собой надежную спину Кинкейда.

Индеец-куна откликался на имя Ха-кобо, но было ли оно искаженным испанским Якоб или каким-то местным прозвищем, Бесс не знала. Весь запас английских слов проводника состоял из слов «Мы идти» и «Нет», остальное он передавал с помощью жестов и мимики. Другой проводник, Че, который сбежал еще на берегу реки, похоже, бесследно исчез.

Группа двигалась в большей степени наугад, только приблизительно указав проводнику ту точку, которую выбрала на карте Бесс.

Сейчас, когда путники оказались в самой гуще тропического леса, где все деревья были похожи одно на другое, где каждая миля давалась с неимоверным трудом, Бесс начала сомневаться, выберутся ли они вообще из этого зеленого ада, увидят ли снова морской берег, не говоря уж о том, чтобы найти клад, захороненный здесь более полувека назад.

— Кьюти, где ты, где? — шептала она себе под нос, почти потеряв надежду на своего верного друга. Никогда прежде он не исчезал из ее жизни так надолго. — Ты же обещал мне, — твердила она вполголоса, — ты же говорил, что поведешь меня.

Кинкейд остановился так внезапно, что девушка чуть не налетела на него.

— Что? — резко оборачиваясь, спросил он.

— Ничего, — пробормотала Бесс, пряча глаза.

Что сделает Кинкейд, если она так и не сможет определить точное место, где зарыты сокровища? Что, если они так и будут идти, пока джунгли не поглотят их? Вспомнит ли кто-нибудь о них? Заметит ли кто-нибудь их исчезновение?

В сумерках Ха-кобо нашел в огромном дереве такое дупло, где они все могли свободно разместиться. Предварительно индеец вытащил их этой норы двух ящериц и змею и убил их. Потом он раскрошил какое-то дерево, добрался до его сухой сердцевины и развел небольшой костер. После этого Ха-кобо исчез, а вскоре притащил несколько съедобных пальмовых побегов, горсть орехов, пару спелых ананасов. В «чашке» из широких листьев он принес какую-то густую массу (плесень с деревьев, что ли?), обсыпанную жирными белыми личинками. Бесс ограничила свой ужин суховатыми зелеными побегами и ломтиком ананаса. Она была уверена, что заснуть ей не удастся, но стоило положить голову на плечо Кинкейда, как девушка провалилась в крепкий, беспробудный сон.

Рассвет встретил путников проливным дождем и пронзительными криками сотен птиц. Мимо бивуака пробежало семейство черных пекари: мамаша и три малыша. Кинкейд и Эван ловко подстрелил двух лесных поросят, в то время как Ха-кобо отгонял разъяренную самку. Мясо пекари, ящерицы и змея были «поданы» к завтраку. Бесс нашла вкус дикой тропической свиньи слишком резким, однако жареные гады и сравниться с ним не могли.

Когда с утренней трапезой было покончено, пришла пора снова выступать. Мрачные, усталые люди подхватили поклажу, взяли оружие и тронулись в путь. Замешкался только Ха-кобо, который до этого не взглянул на Бесс ни разу, не сказал ей ни единого слова; теперь же индеец буквально пригвоздил девушку взглядом. Бесс смотрела в его пронзительные черные глаза сначала ничего не понимая и не чувствуя. Вдруг тело охватила легкая дрожь, закололо кончики пальцев. Не отдавая отчета в том, что делает, Бесс подняла правую руку.

— Catarata, — сказала она.

Водопад. Она даже не подозревала, что знает это слово по-испански. Дед в своем дневнике упоминал о водопаде, но Бесс совершенно не представляла, связано ли это с той страшной засадой, в которую попал дед и его товарищи, имеет ли водопад отношение к месту захоронения клада.

— Catarata, — повторил Ха-кобо, поднял голову и стал смотреть вверх, будто выискивая там небо.

Потом он сложил у рта ладони и издал громкий протяжный крик. В следующее мгновение лес огласился точно таким же воплем, только далеким. Ха-кобо удовлетворенно кивнул и помчался вперед, сверкая темными босыми пятками.

Просторный участок джунглей закончился. Кладоискатели снова попали в бурелом, где путь им преграждали поваленные почерневшие стволы, корявые деревья, оплетенные лианами, непроходимые кустарники.

Ха-кобо внезапно замер, поднял руку и путешественники насторожились. Бесс глядела во все глаза. Впереди подле лежащего на земле дерева что-то шевелилось…

…Что-то пестро-яркое… черное… переливалось, как расплавленное золото. На этом фоне сияли круглые точки, белели острия длинных игл.

Бесс, замерев в трепетном страхе, смотрела на это существо. Огромный ягуар обретал четкие очертания. Огненно-изумрудные глаза его светились яростью, смертельным блеском сверкали зубы.

По спине и плечам Ха-кобо побежали крупные капли пота. Бесс окаменела, понимая, что если ягуар прыгнет, он разорвет глотку индейцу прежде, чем кто-либо успеет вытащить пистолет.

На теле Кинкейда не дрогнул ни один мускул, но девушка видела, как напряжены его мышцы. Она кожей чувствовала, что он готов принять бой.

Ягуар оскалился и издал холодящий душу хриплый рык.

Бесс стояла как каменная, но один из матросов не выдержал, сорвался с места и побежал.

Черно-золотой молнией пролетел вслед за ним хищник. Страшный крик издал несчастный, когда гибкое тело ягуара припечатало его к земле. Эван поднял пистолет, но вместо выстрела прозвучал лишь глухой щелчок — порох безнадежно промок. Жертва надрывалась в предсмертных воплях.

С воинственным кличем древних шотландцев на ягуара бросился Кинкейд. Сердце Бесс ухнуло в бездну, когда она увидела, что удар мачете пришелся мимо цели — ягуар, грозно зарычав, успел отскочить. В следующее мгновение он взлетел на сук прямо над головой Кинкейда, яростно хлестнул хвостом и исчез в зарослях, прежде чем люди опомнились.

Бесс опрометью ринулась к умирающему, попыталась остановить хлеставшую из рассеченной глотки кровь. Лицо, грудь, плечи матроса были исполосованы до кости, но самая страшная рана зияла на горле. Обреченный парень еще хватал ртом воздух, пробовал встать, но глаза его уже потускнели. Потом кровь хлынула изо рта, он захрипел, дернулся — и затих.

— Господи Иисусе, — пробормотал кто-то из матросов.

Другой шепотом молился.

— Довольно! — завопил один из команды. — С нас хватит! Это дурные места. Идемте на корабль, назад. Назад, пока мы все тут не подохли.

К Бесс подошел Кинкейд, поднял ее с колен и привлек к себе.

— Он умер, — сказал шотландец.

Девушка закрыла глаза и разрыдалась. В сильных руках Кинкейда она сразу почувствовала себя маленькой. Как же она испугалась! Не за себя, нет. Все произошло слишком быстро, но когда Кинкейд бросился на хищника, кровь застыла у нее в жилах.

— Ты мог погибнуть, — выговорила она сквозь слезы. Да, это он, ее Кинкейд, мог сейчас лежать в луже крови. — Кинкейд…

Он отодвинулся от нее и, глядя в глаза, твердо сказал:

— Все хорошо, Бесс. Все в порядке. Ты жива. Бесс вспыхнула от стыда: значит, он подумал, что она испугалась за себя!

— Со мной все нормально, — пробормотала она. — Зато погляди на них! — Она кивнула в сторону злых и испуганных матросов. — Они бросят нас, если ты сейчас их не остановишь.

— Я сказал, пора назад, — гремел тем временем боцман. — Здесь нет золота. Здесь только смерть.

Эван схватил боцмана за грудки и рывком дернул на себя.

— Ты пойдешь туда, куда тебе прикажут, — жестко сказал Дэвис. — Пока я капитан, я не…

— Мы не на море! — выкрикнул высокий одноглазый матрос. — Ты не имеешь права…

Кинкейд был так стремителен, что Бесс толком не поняла, что произошло. В одно мгновение одноглазый оказался на земле; прижимая его грудь коленом, над ним навис Кинкейд и приставил нож к горлу.

— Ты слышал слова капитана, — вкрадчиво сказал шотландец. — Никаких бунтов. Или ты попридержишь язык, или я отрублю его, равно как и всю твою пустую голову.

— Не убивай меня! Нет! Не убивай меня! — взмолился одноглазый.

Кинкейд бросил взгляд на Эвана, и тот коротко кивнул. Шотландец отпустил матроса, встал.

— Это относится ко всем и каждому, — сурово произнес он. — Мистер Дэвис ваш капитан. Он работает на меня. Тем, кто задумает не подчиниться ему, советую сразу же идти ко всем чертям. И помните, — продолжал Кинкейд, — ягуар далеко не уйдет. Он все еще голоден.

Матросы насупились, помрачнели. Но никто не посмел возражать. Все молча подчинились приказу Эвана сделать носилки для погибшего.

Еще через час пути они вышли к узкой мутной речке. Переходить ее пришлось вброд. Вода доходила до бедер. Выбравшись на берег, боцман поскользнулся на торчавшем из земли корне, упал и… наткнулся прямо на змею. Пестрая лента взвилась в ярости и молниеносно ужалила боцмана в запястье. На крики его бросились товарищи, изрубили змею в крошку, но, увы, поздно. Все усилия Бесс помочь боцману были тщетны — он умер быстрее, чем закипает вода в котле.

Земля под вывернутым из земли деревом была мягкой и рыхлой, там-то и решили похоронить мертвых. Проводили их короткой молитвой. На могиле остался только примитивный крест из двух сучьев.

В тягостном молчании путники продолжали идти. Они преодолели несколько сот ярдов, как вдруг из-за корявого, раскидистого дерева возник Че. Он быстро заговорил что-то, обращаясь к Ха-кобо. В руках Че держал убитую обезьяну и убитого опоссума. Индеец вручил добычу Ха-кобо и, прежде чем Эван успел узнать у него что-нибудь, скрылся.

— Чего он боится? — поинтересовался у проводника Кинкейд.

Ха-кобо еле заметно пожал плечами, забросил за спину мертвых животных и продолжил путь.

Скоро прошел еще один ливень. Когда шумящие струи стихли, Бесс услышала невдалеке новые звуки — рев водяного потока. Непролазные кусты расступились, лес стал просторнее, покрытая желто-зеленым мхом земля пружинила под ногами. Ха-кобо остановился, раздвинул кружевную завесу зелени… и Бесс ахнула.

Прямо перед ними низвергались серебристые потоки величественного водопада. Ха-кобо подбежал к кромке заводи, набрал в пригоршню воды и с благоговением выпил.

Девушка онемела, восхищенная этой картиной. Сердце ее гулко стучало в груди. Она была во власти удивительного ощущения, что когда-то ее дед стоял именно на этом месте. Ее дед. Дедушка Джеймс. Впервые со дня его кончины Бесс реально почувствовала тепло рук родного человека, услышала его голос, увидела его глаза. В горле у Бесс запершило: она готова была расплакаться.

— Ну что, девочка? — оторвал ее от грез глубокий голос Кинкейда. — Как, по-твоему, далеко нам еще до твоих сокровищ? Или уже теплее?

Она кивнула; язык все не слушался. Это здесь. Она уже поняла. Это здесь. Мурашки побежали по коже. Бесс пыталась совладать с дыханием. Опустив глаза, она шагнула к тихой заводи. Вода была темной до черноты. С другого конца вытекал журча узкий ручей, который явно не мог вместить падающие со скал потоки воды. Какая же здесь должна быть глубина, содрогнулась Бесс.

Она подошла еще ближе, и тут на нее обрушился каскад звуков, сначала смутных и нестройных, потом все более отчетливых. В монотонном реве водопада слышались голоса, смех, восклицания, так долго пребывавшие в небытии. И, наконец, все перекрыл негромкий мужской голос. Голос старого Джеймса. Его смех.

Но тревога была рядом. Бесс вытянулась в струну — голос деда заглушили выстрелы. Крики людей. Испуганное конское ржание. Свист стрелы раздался так близко, что показался реальным…

— Ложись, Бесс! — Кинкейд с криком бросился к ней и повалил на мягкую, мшистую землю.

Только теперь она поняла, что крики и выстрелы не почудились ей. Они гремели сейчас, здесь, рядом…

Подняв голову, Бесс в ужасе и изумлении увидела, что на нее бегут десятки голых, но до зубов вооруженных индейских дикарей. Сухой хлопок выстрела раздался прямо над головой, в носу защипало от терпкого порохового запаха. Это Кинкейд отстреливался от нападавших. Бесс нащупывала свой пистолет, но его не оказалось на месте. В отчаянии она огляделась — оружие лежало совсем рядом. Схватив его, девушка прицелилась в одного из врагов, нажала курок, но… ее подвел подмокший порох.

— Карибы! — вопил Ха-кобо.

Волна ледяного ужаса охватила ее, когда до сознания дошел страшный смысл этого слова.

Карибы! Жестокие каннибалы! Те, что в ночных кошмарах снятся матросам, те, о которых ходят жуткие легенды. Вот они — рядом. Не выдуманные, не призрачные, а из плоти и крови.

Одно из этих лютых созданий, чья медно-красная кожа была покрыта боевой черно-желтой раскраской, подпрыгивало на месте, оглашая лес варварскими криками. В вытянутой руке дикарь торжествующе держал отрубленную человеческую голову… голову капитана Эвана Дэвиса.

Кинкейд снова выстрелил, кариб упал, на груди его расплылось красное пятно. Но из-за его спины людоеды текли рекой. В этом ужасе и смятении Бесс сумела заметить, что Кинкейд закрывает ее своим телом. Но его отчаянная смелость уже не могла спасти ее. По берегу заводи к ним мчались еще и еще индейцы, на ходу стрелявшие из луков короткими тонкими стрелами, чьи наконечники наверняка были начинены смертельным ядом.

Нам суждено погибнуть здесь, вспыхнула у Бесс мысль, когда одна из стрел впилась в мох буквально в дюйме от ноги Кинкейда. Я больше никогда не увижу рассвет на Заливе, я никогда не услышу первый крик своего ребенка!

Ребенка! Их с Кинкейдом сына. Черная пропасть безнадежного отчаяния разверзлась перед нею. Малюсенький живой комочек, который бьется у нее под сердцем, тоже обречен на гибель. Этот росточек жизни будет срублен, не успев взойти и увидеть солнце!

— Нет! — закричала она. — Нет!! НЕТ! — И собрав все свои силы, она воззвала к последней надежде. — КЬЮТИ!

Огненно-яркая вспышка молнии пронзила небо. На землю хлынул мощный ослепляющий ливень. Бесс зажмурилась под натиском этой стихии. Открыв глаза, она явственно увидела Кыоти, огромного, величественного, как сама жизнь. Он был грозен и прекрасен в полном боевом облачении древнего племени гордых инков.

Руку Бесс сжал Кинкейд. Она услышала его вздох ужаса и восхищения.

Внезапно дождь прекратился, и солнечные струи пронзили листву. Стало так тихо, что слышен был стук падающих по листьям капель.

Боевая булава Кьюти золотом сверкала на солнце, ослепляя карибов. Золотые диски на груди, самоцветная диадема на голове, серебряные обручи на руках — все было украшено росписью, говорящей о его королевском происхождении. Карибы при виде этой грандиозной фигуры замерли в благоговейном молчании. В глазах дикарей запылал ужас. Внезапно один кариб с воинственным кличем ринулся вперед, но Кьюти взмахнул своей остроконечной боевой дубинкой. Страшное оружие не коснулось кариба, до его тела дошел лишь золотой луч, но дикарь упал, коротко вскрикнув, будто сраженный молнией.

Кьюти медленно оглядел всех индейцев, вкрадываясь взором в их глаза.

— Перед вами Женщина Звезд, — громовым голосом пророкотал Кьюти. — Вы посмели напасть на сошедшую с небес!

Разукрашенный дикарь уронил лук и метнулся к зарослям. За ним другой. Неожиданно Кьюти развернулся и направил свою булаву на кариба, замершего на берегу заводи. Тот свалился в конвульсиях. Остальные воины побросали оружие и побежали врассыпную. В считанные минуты Кинкейд, Бесс, Ха-кобо и четверо матросов остались на прогалине единственными живыми существами. Призрачный образ Кьюти вспыхнул, озаряясь всеми цветами радуги, а потом растворился как дым, оставив лишь воспоминания.

Ха-кобо взорвался быстрой торопливой речью на своем неведомом языке. Он указывал на место, где только что стоял Кьюти, потом на сраженных им карибов. После этого он приблизился к Бесс и, приложив руки ко лбу, протянул их девушке, демонстрируя свою благодарность и почтение.

Недоуменно покачивая головой, Кинкейд обернулся к Бесс; он был потрясен.

— Ты… ты видела? — начал шотландец и осекся. — Из какой преисподней он вознесся?

— Только не из преисподней, — пробормотала Бесс.

Кинкейд провел ладонью по лицу.

— Значит, призрак. Девушка кивнула.

— А ведь я видел его прежде. Ночью, в лесу, — молвил шотландец. — Вскоре после выезда из Мэриленда.

Бесс снова кивнула и сжала его руку.

— Должно быть, я теряю рассудок, — произнес шотландец.

— Если так, то мы оба не в своем уме.

К ним подбежали взбудораженные матросы.

— Что, что случилось? — спросил Тик Уордер, у которого сильно кровоточила рассеченная рука.

— Почему они так внезапно удрали? — беспокоился другой. — Они вернутся?

Шотландец повернулся к проводнику.

— Кариб нет, — заулыбался Ха-кобо, сложил вместе ладони, потом быстрым движением разъединил их, что означало «конец» лучше всяких слов.

— Он видел его? — обратился Кинкейд к девушке.

— Да, ты, я и он, — ответила Бесс, — только матросы не видели.

— Кто кого видел? — переспросил бородач.

— Это он виноват! Он! — завопил вдруг Тик Уордер, бросаясь к Ха-кобо. — Если бы он делал свое дело, то они не…

Кинкейд перехватил бородатого и притянул его к себе.

— Только тронь Ха-кобо, и я вот этими руками убью тебя, ты, селедка недосоленная! — рявкнул он. — Только из-за этого индейца вы все до сих пор живы. Он бился с вами бок о бок и, возможно, согласится проводить нас обратно на корабль, если вы не выведете его из себя.

Бесс тем временем опустилась на колени около одного матроса. Вдруг он еще жив? Но бедняга уже отдал Богу душу. Глаза его были открыты. В них застыл страх.

Прикрыв ему веки, Бесс огляделась. Теперь она увидела изуродованную голову Дэвиса, но притронуться к ней не хватило духу. Только Ха-кобо смог соединить обезглавленное тело и голову.

Путники уложили погибших европейцев в укромное место, накрыли их пальмовыми ветвями и зелеными листьями. Трупы карибов они не стали трогать. Закончив печальные, но необходимые дела, Бесс и Кинкейд подошли к заводи, чтобы смыть с рук кровь.

На лице шотландца все еще читались следы потрясения. Скулы заострились, губы побелели.

— Что же здесь произошло? — вполголоса произнес он.

— Я сама не знаю.

— А что это за речи о Женщине Звезд? Бесс развела руками.

— Кьюти индеец. Он не все мне рассказывает.

— Ты что, говоришь с этим?..

— Он был близким другом моим бабке и деду. Похоронен в фамильном склепе «Дара судьбы». Он все-таки не призрак. Он существует. Он человек.

— Да какой человек — дух! Это еще, куда ни шло. Или ты не ящериц ела, а ядовитые грибы, что бредишь?

— Я не ела ни ящериц, ни грибов! — прошипела Бесс. — Кьюти существует в реальности. По крайней мере, когда является мне. Он ведь считает себя моим покровителем и защитником.

Кинкейд поднял брови.

— И этот защитник следит за тобой, даже когда, как я считал, мы были одни и… — он подыскивал нужное слово, — близки?

— Нет. Все совсем не так. Мне приходится звать его. Он никогда не является… Впрочем, не знаю. — Бесс вздохнула. — Не знаю, как объяснить. Я же говорила, что я ведьма, а ты не верил.

— Для начала объясни, как призрак может насмерть сразить человека. Я слышал немало о привидениях, но…

— Карибы тоже его видели, — заметила Бесс. — Уж не знаю точно, отчего они погибли, но, клянусь, скорее всего, от ужаса.

Кинкейд плеснул себе воды в лицо.

— Так что же сокровища, Бесс? Сможешь ты найти их или нам лучше вернуться, пока еще силы остались?

Девушка молчала. Она сидела на коленях у самой кромки озера, водя руками по воде. Слушая голос Кинкейда, она вдруг ощутила странное головокружение, покачнулась и чуть не упала. Шотландец успел подхватить ее.

— Бесс, что с тобой? Тебе плохо?

— Нет… нет…

Ей было тяжело дышать. Она закрыла глаза и увидела перед собой все ту же тихую, черную заводь, потом будто рухнула вниз в густую бурую грязь, в которой… в которой сверкали золотые искры.

— Водопад! — закричала Бесс. — Это здесь, в озере. — Она указала на непроницаемое зеркало. — Кинкейд, клад здесь. На дне. Дед не закапывал сокровища. Он утопил его. Утопил здесь, под этим водопадом. Не удивительно, что в дневнике не указано никаких ориентиров. Он твердо знал, что найдет это место. Клад так и лежит с тех пор.