Золушка

Глава 16

Сотворение чуда. Субботнее утро. Дождь барабанит в оконные стекла. Сверкают молнии, и гремит гром. И Сьюзен рядом с ним в постели.

— Ты рад, что Джоанна решила ночевать у друзей?

— Да, — ответил Мэтью. — Во сколько ты должна?..

— В одиннадцать.

— Тогда у нас…

— Еще уйма времени.

Дождь бушует за окнами.

Мокрый шелест автомобильных шин по асфальту.

— Много женщин побывало в этой постели после нашего развода?

— Не слишком, — честно ответил Мэтью.

— Как это вышло, что ты не купил себе мотоцикл?

— Я их боюсь до смерти. К тому же это мне не по карману.

— Ах, несчастный бедняк! — сказала Сьюзен. — И это все алименты. Вот почему ты строишь мне куры! Чтобы не платить…

— Строю тебе куры?

— Да, а что? Как это иначе назвать? Назначаешь мне свидания? Терпеть не могу это выражение — назначать свидание. Фу! — Она сделала круглые глаза. — Строить куры куда лучше. Во всяком случае, этим ты и занимаешься. Я даже посмотрела в словаре.

— Да что ты говоришь? Когда?

— Когда ты это начал.

Он чуть не расхохотался… Какое же это счастье, лежать вот так рядом с ней и слушать, как она болтает милый вздор.

— Нисколько я тебе не строю куры, — сказал он и на этот раз не удержался от смеха.

— Строишь, строишь. — Сьюзен тоже рассмеялась. — Согласись, что я права. Это так — и бесконечно более серьезно…

— О да, бесконечно!

— …чем в нашей юности. Тогда были свидания, а теперь… Да перестань же ты хохотать, глупый!

— Как определяется это слово в словаре?

— Как определяется… Ну, оно значит «ухаживать» или даже «свататься».

— Бог ты мой! Свататься! — Мэтью снова разразился смехом.

— Это не мое определение, я его нашла в «Американском наследии».

— Строить куры?

— Точно. Там еще сказано: стараться завоевать расположение или любовь.

— И я этим занимаюсь?

— А разве нет?

— Да, — сказал он.

— Конечно. — Сьюзен вздернула подбородок. — А хочешь знать происхождение этого выражения?

— Жажду.

— От старофранцузского cort. В латинском было слово cohors, от него образовалось cohort, перешло во французский и превратилось в cort.

— Так и запишем.

— Слово «куртизан» имеет, кстати, тот же корень.

— А что ты думаешь о моем корне?

— Что ты самый непристойный мужик на свете, вот что я думаю.

— Знаешь, что я хочу сказать?

— Не надо это говорить.

— Разве ты угадала?

— Нет. То есть да. Но не хочу, чтобы ты говорил об этом. Пока.

— Ладно, — согласился он.

Они примолкли и долго слушали дробный стук дождя по листьям пальм.

— Почему же ты не позволяешь мне сказать? — спросил он.

— Потому что, быть может, это вовсе не я, не мы, может быть, это… Я не знаю, Мэтью, право, не знаю. Возможно, это моя новая прическа, она изменила мою внешность, я стала другая, и ты…

Она оборвала фразу, но потом все-таки продолжила:

— Может быть, ты увлекся женщиной, которая выглядит иначе, но внутри осталась той же, что и была, и ты разочаруешься, когда обнаружишь это.

— Я люблю тебя, Сьюзен, — сказал он.

— Ведь ты именно это хотел сказать? — Сьюзен вдруг расплакалась.

Он обнял ее.

— Я тоже люблю тебя, — произнесла она.

И снова всхлипнула.

— Я всегда любила тебя.

Слезы текли у нее по лицу.

— Возьми меня.

Она ушла минут десять назад, но он продолжал думать о ней и о том, что она сказала.

Пока брился, размышлял, права ли она. В конце концов, могла сыграть свою роль и новая прическа — внешняя перемена, заслонившая все ту же прежнюю Сьюзен, женщину, которая — со времени их развода — была совершенно чужой девушке из Чикаго, его будущей жене. Чужой она стала и для Мэтью — какой-то незнакомой и малосимпатичной.

Но сегодня она была здесь и здесь осталась — не физически, ибо в это время она уже ехала за Джоанной, — но в его воображении такая, какой стала за прошедшие два года. Меньше часу назад он сказал ей, что любит ее. Мэтью не считал себя человеком, для которого эти слова — расхожий товар на базаре житейской суеты. Он выразил словами то, что на самом деле чувствовал, но он удивлялся своему чувству к женщине, которую знал и любил, потом знал и не любил, еще позже знал и покинул, а теперь узнал снова (узнал ли?) и снова полюбил (полюбил ли?).

Может быть, он и вправду влюбился в новую прическу, черт побери!

Меняя женщине прическу, вы изменяете самое женщину.

Сделайте ей короткую стрижку, наденьте на нее желтое платье, и она даже из церкви выйдет с видом куртизанки.

И, однако, в сущности своей она осталась все та же. Должна остаться. Час назад ты смотрел в темные, полные слез глаза и видел Сьюзен, и никого больше. Люди, с которыми она встречается ежедневно, — скажем, ее коллеги по работе, — скорее всего даже не обратили внимания, что она коротко остригла волосы и изменила весь свой стиль. Но не кто иной, как он сам, испытал то, что произошло на вечеринке у Лангерманов. Попросту не узнал ее, пока в глазах у нее не вспыхнули знакомые искры, — и тогда перед ним возникла Сьюзен.

Глаза всегда остаются те же.

Остриги волосы, намажь ногти пурпурным лаком, — это изменит тебя лишь для тех, кто знает тебя поверхностно, встречает изредка. Глаза — ключ к тебе такой, какая ты была, есть и будешь всегда. Глаза. Карие, зеленые, голубые…

Глаза.

Голубые.

Хорошо бы иметь при себе фотографию, но она исчезла после ограбления офиса Отто.

Ему хотелось бы держать в руке этот снимок, когда она откроет дверь. Взглянуть на ее лицо, увидеть голубые глаза и, не обращая внимания на рыжие волосы, сравнить глаза с глазами на снимке, нос с носом, щеки со щеками, лицо с лицом.

Но фотографии у него нет, и он может полагаться лишь на свою зрительную память.

На его часах было одиннадцать тридцать, дождь поливал и поливал Уиспер-Кей, потоки воды с небес низвергались на бухту, тонкие струи насквозь прохлестывали открытую галерею, которая шла вокруг «Башен Кэмелота». Он постучал в дверь квартиры 2С, раз, потом другой.

— Кто там? — голос из-за двери.

Мужчина. Должно быть, тот самый, к которому она приходила в четверг, когда Мэтью впервые побывал здесь.

— Мэтью Хоуп, — ответил он. — Вы меня не знаете.

За дверью тишина.

Он постучал снова и окликнул: «Хэлло?»

— Одну минуту.

Подождал.

Мужчина, отворивший наконец-то дверь, был в модных джинсах и красной рубашке с длинными рукавами, закатанными до локтя. Лет ему было под тридцать, овальное лицо, светло-карие глаза, высокие скулы, изящный полногубый рот. Черные волосы зачесаны вверх почти в стиле панков. Гомик?

— Да? — произнес мужчина.

Одна рука на бедре, выражение лица пренебрежительно-скучающее.

Он ли это?

— Я был здесь в четверг, — сказал Мэтью, — и говорил с молодой женщиной.

— Здесь нет никаких молодых женщин, — резко возразил мужчина.

— Она сказала, что пришла навестить…

— Вы, должно быть, ошиблись квартирой.

— Уверен, что не ошибся. — Мэтью заглянул в перечень фамилий, которые внес в свой список внизу в приемной. — Холлистер. Квартира 2С. Вы мистер Холлистер?

— Да, это я.

— В четверг здесь находилась девушка…

— Извините, но вы ошиблись.

— Молодая девушка с голубыми глазами и рыжими волосами.

— Нет.

— Мистер Холлистер…

— Вы меня раздражаете. — Холлистер захлопнул дверь.

Табличка с его фамилией была прикреплена к двери на уровне глаз.

Мэтью некоторое время изучал табличку, решая, стоит ли постучаться еще раз. Не стоит. Вместо этого он спустился к своей машине, взглянул на галерею второго этажа, влез в машину, посидел за рулем, подумал. Потом кивнул, включил мотор и отъехал на такое расстояние, чтобы одновременно видеть и лестницу на галерею, и вход в подъезд.

Он, разумеется, не мог знать, находится ли рыжая у Холлистера.

Если так, он подождет, пока она выйдет.

Возможно, сейчас она и не в квартире, но Холлистер ждет ее сегодня.

Тогда придется подождать ее приезда.

Одно Мэтью знал точно: Холлистер ему лгал.

Каждый килограмм кокаина был упакован в коричневый бумажный пакет.

Прошлой ночью, когда Джимми Ноги увидел эти бумажные пакеты, он выругался: «Вонючки дешевые, у вас что, денег не хватило на пластиковые пакеты?»

Теперь каждый килограмм кокаина следовало пересыпать в пластиковый пакет, а пакет перетянуть узкой клейкой лентой. Джимми и Чарли этим и занимались — пересыпали в полиэтиленовые мешки двадцать килограммов кокаина из бумажных пакетов, в которые упаковала кокаин серая деревенщина.

Ночью понадобилось ровно пять минут, чтобы выйти за пределы трехмильной зоны; там их ждало судно, зарегистрированное в Панаме, проржавевшая неповоротливая посудина. Ни панамское судно, ни быстроходная «сигарета», заимствованная Джимми в доке Ларкина, не зажигали бортовых огней, хоть и находились за пределами береговой охраняемой зоны. Впрочем, если бы катер береговой охраны и засек «сигарету», то она, имея скорость сто миль в час, запросто ушла бы от погони. На судне их встретили два бородатых парня, похожих на Кастро и его братца, нервные, как драные кошки. «Хотим первое дело видеть деньги». По-английски еле-еле. Глаза жадные, руки дергаются. «Хотим видеть деньги».

Джимми им сказал, что деньги они получат, когда кокаин будет проверен.

Джимми и Чарли были вооружены. На «сигарете», где находились деньги, оставалось еще трое ребят, тоже вооруженных.

Спустились в каюту.

На судне спиков стояла невообразимая вонь. Ото всего воняло. Джимми не мог разобрать, хуже воняет от бородатых дельцов наркобизнеса или от их ржавой посудины. В каюте оказалось еще пятеро бородатых. Плохое соотношение — семь к двум. Джимми очень было не по душе торчать посреди Мексиканского залива в компании семерых отпетых типов, похожих на bandidos[38] из фильма «Сокровище Сьерра-Морены». Впрочем, можно рассчитывать на то, что они в деле новички и постараются произвести хорошее впечатление на опытных дельцов. Так оно и было, они изо всех сил изображали любезность, тем более что миллион баксов пока что находился на «сигарете» под охраной вооруженной тройки. Если кокаин окажется качественным, будет произведен постепенный обмен пакетов на деньги, такой, при котором ни деньги, ни кокаин, ни участники операции не понесут ущерба.

Придется проверять двадцать пакетов.

Пользовались тремя тестами.

Для каких-то пакетов довольствовались одним тестом, для других — двумя, а иногда использовали все три в комбинации. Пусть толстозадые деревенские кретины из джунглей Южной Америки усекут, что имеют дело с профессионалами.

Для первого теста употребляли тиоцианат кобальта — добавляли его к наркотику, и если кокаин делался от такой примеси ярко-синим, значит, он высокого качества.

Второй тест — с обыкновенной водой.

Зачерпываете из коричневого пакета ложку наркотика и насыпаете в несколько унций воды. Если порошок сразу растворяется — все в порядке, вы имеете чистый гидрохлорид кокаина, а если часть порошка не растворяется, значит, в кокаин подмешан сахар.

Третий тест — с хлороксом, это такое вещество, от которого вода желтеет. В стеклянный кувшин наливают воду с хлороксом, бросают туда ложку порошка из пакета, и если в воде вокруг порошка появляется белая муть, тогда все о'кей. А если за порошком потянется красный хвост, тогда, пардон, в кокаин намешана синтетика.

Времени на тесты ушло порядком.

Довольные тем, что весь кокаин оказался на уровне, Чарли и Джимми пожали руки бородатым фермерам, переправили кокаин на свое судно, а деньги — на ржавую посудину и уплыли восвояси.

Нынче, в субботу двадцать первого июня, они сделали несколько открытий.

Прежде всего они открыли истину, что невозможно быть слишком осторожными, если вы имеете дело с ребятишками, которые на вид этакие деревенские простаки, в глаза не видавшие обыкновенной уборной (вот почему на их лоханке стояла такая вонь!). Вы должны зарубить на носу: в наркобизнесе ничего нельзя принимать на веру, какими бы нервными и неопытными ни выглядели те, кто продает вам наркотик. Потому что, как Джимми и Чарли только что обнаружили, вонючие жулики наполнили пакеты на три четверти кокаином, а на четверть — сахаром, который в особой обертке лежал на дне пакетов.

Наивные фермеры не воспользовались полиэтиленовыми мешочками не потому, что пожалели денег, а потому, что полиэтилен прозрачен, сквозь него все видно.

Джимми припомнил, что они положили на стол в каюте несколько коричневых пакетов, чтобы показать деревенщине, какие они ловкие и предусмотрительные — могут проверить кокаин из любого пакета, имейте в виду.

Но Чарли Набс припомнил другое: как раз фермеры-то и передавали эти пакеты для проверки, один за другим. Первые пять пакетов — они ведь понимали, что их будут проверять дотошней, чем другие, — содержали кокаин без добавки. Нате, глядите, вываливаем вам все на стол, мы честные люди.

Джимми и Чарли оба вспомнили, что после того, как на стол были выложены три или четыре пакета, бородатые больше ничего не добавляли. Их двадцать штук, если их сразу выложить, завалишь весь стол. К тому же разве можно не доверять простакам, которые привезли кокаин в бумажных пакетах, кивают вам, широко улыбаются в то время, как вы берете пробы, — спасибо, спасибо, что проверяете наш кокаин, сердечная вам благодарность за то, что не брезгуете иметь дело с недостойными, с нами, деревенскими, от которых так плохо пахнет.

Джимми и Чарли обнаружили только пять пакетов, полных кокаина, в остальных пятнадцати кокаина было где семьдесят пять, а где даже шестьдесят процентов, остальное — завернутый отдельно сахар на дне пакетов.

Миллион баксов они отдали за двадцать пакетов кокаина, но получили за свои денежки шестнадцать, остальные четыре оказались липой. Вместо пятидесяти тысяч они, выходит, платили по шестьдесят две тысячи пятьсот, как посчитал Чарли на своем карманном калькуляторе. Более того, они согласились продать десять пакетов двум спикам из Майами по шестьдесят тысяч, что теперь приносило двадцать пять тысяч убытка.

Джимми в сердцах поклялся: если удастся отловить этих фермеров, он лично отчикнет им яйца.

Более практичный Чарли думал о том, как быть со спиками из Майами.

— Пересыпать порошок снова в бумажные пакеты, — предложил Джимми. — Но мы им устроим фокус получше, потому что мы не фермеры. В каждом пакете будет только половина кокаина, пятьдесят на пятьдесят. Выходит, продадим вместо десяти пять и за каждый получим по сто двадцать тысяч, а это тебе не собачий хвост.

Чарли согласился, что это не собачий хвост.

Холлистер спустился по лестнице бегом; на нем по-прежнему были джинсы и красная рубашка, на которую он накинул желтую ветровку, полузастегнутую на «молнию».

Адски спешит, подумал Мэтью, глядя на то, как Холлистер шпарит под дождем к синему «форду», припаркованному рядов через шесть по диагонали оттуда, где стояла машина Мэтью. Холлистер открыл дверцу, сел за руль и тут же сорвался с места. Мэтью всего лишь секунду колебался — ехать за ним или нет. Включил зажигание. Может, девица осталась в квартире? «Форд» понесся по мокрой мостовой, Мэтью за ним.

Регистрационный номер штата Флорида.

16D — 13346.

Часы на приборной доске перед Мэтью показывали одиннадцать сорок.

Дождь полосовал по окнам, гулко тарахтел по крыше. Ветровое стекло запотело, Мэтью протер его тыльной стороной руки. Он продолжал преследовать «форд», который резко повернул налево — на Южный мост. На воде не было ни одной лодки. «Форд» снова сделал левый поворот — на сорок первую дорогу. Помчался на север. Вспыхнули передние фары, зажглись красные задние огни. Миновав поворот на Северный мост, «форд» продолжал двигаться по сорок первой дороге на север со скоростью пятьдесят миль в час, то есть на пять миль выше дозволенной в этой части Трейл. Так, дамба к Фламинго-Кей осталась слева, дорога к Коровьему броду — справа. Дальше и дальше на север. Впереди слева Мемориальный зал Хелен Готлиб, сразу за ним у самого берега — новый отель «Шератон».

«Форд» свернул влево.

Часы на приборной доске показывали одиннадцать пятьдесят две.

Мэтью наблюдал за тем, как «форд» въехал на стоянку.

Холлистер вышел из машины и быстро двинулся ко входу в отель.

Мэтью остановился в некотором отдалении.

В мотеле «Солнечный щит» Доминго посмотрел на часы и сказал по-испански:

— Без пяти двенадцать, где же девушка?

— Не беспокойся, — ответил Эрнесто. — Шестьдесят пять за кило — хорошие деньги. Я уверен, что она придет.

За деньгами в банк он ездил вчера. Когда ему задали вопрос, как называют девушку-блондинку по-испански, он сперва растерялся. Какое прозвание он должен употребить? Ladrona, то есть «воровка», что соответствовало действительности, или puta — «проститутка», что тоже было справедливо? Но тут его осенило: он вспомнил последний разговор с Амаросом, когда тот назвал девушку Cenicienta — Золушка.

И он сказал управляющему:

— Cenicienta.

Тот улыбнулся.

— Совершенно верно. А что это значит по-английски?

Эрнесто пожал плечами.

— Я не знаю, как это сказать по-английски.

— Да, я понимаю, — еще раз улыбнулся управляющий. По-испански он не знал ни слова.

Теперь, в мотеле, Доминго лежал на кровати и глядел в потолок, дождь лил за окном, а Эрнесто гадал, окажется ли девушка той, кого они ищут.

Доминго, словно прочитав его мысли, предложил:

— Мы должны посмотреть на снимки, верно?

— Да, — согласился Эрнесто.

Она вышла из отеля в том же самом коротком блестящем ярко-красном дождевике, что и вчера, на этот раз поверх голубого платья, в тех же красных сапожках, но с непокрытой головой и без солнечных очков — они ни к чему в дождь. Голубые глаза так и сияли, когда она спускалась по ступеням, а потом шла к стоянке машин.

Она прошла мимо машины Мэтью, и он отвернулся.

Но девушка не обратила на него внимания. Остановилась возле белой «тойоты», припаркованной неподалеку, примерно за четыре машины слева от Мэтью.

Ну и что дальше делать?

Ждать, когда появится Холлистер?

Ехать за ней?

Да. Ведь именно ее выслеживал Отто.

Мэтью включил мотор.

Выехал со стоянки одновременно с ней.

«Тойота» имела номер 201-ZHW, и на заднем бампере был прикреплен знак прокатной фирмы Герца.

Девушка повернула налево и поехала по сорок первой дороге к северу.

Мэтью не отставал.

Чуть позже вышел из отеля Холлистер.

Он нес с собой сумку.

Мотель «Солнечный щит».

Дряхлый офис. Плавательный бассейн размером с наперсток. Посыпанная гравием дорога ведет к восьми домикам, расстояние между которыми не больше десяти футов. Напротив домиков асфальтированная площадка, на которой с трудом можно разместить дюжину машин.

Расстояние от въезда на территорию мотеля до шоссейной дороги ярдов пятьдесят. У Винсента сложилось впечатление — он им поделился с Дженни прошлым вечером, когда они нанимали помещение, — что это заведение облюбовано парочками в поисках теплой постели на часок-другой после посещения бара по соседству.

Восхитительно.

Он ей сказал, что боится здесь до чего-нибудь дотрагиваться, — мало ли какую заразу можно подцепить, но тут же извинился, вспомнив, что сама она подцепила герпес от Амароса.

По дороге домой отсюда он объяснил ей план действий.

Она появляется в двенадцать. Домик номер три, как было указано.

Просит предъявить деньги.

Считает их.

Двести сорок тысяч пятьсот долларов — с вычетом из двухсот шестидесяти тысяч семи с половиной процентов Клемента.

Если с деньгами все о'кей и они не похожи на те, с которыми играют в «монополию»,[39] то она остается в домике номер три с одним из покупателей и деньгами, а второй покупатель направляется в домик номер пять, где его будет ожидать Винсент с кокаином в сумке.

Может, они не захотят проверять кокаин, но Винсент в этом сомневался. Если вы платите по шестьдесят пять кусков за пакет, то, конечно, захотите предварительно проверить, что за товар вам продают.

Если кокаин хороший, а это так и есть, они звонят по телефону — домик пять домику три — и Дженни выходит оттуда с деньгами, а покупатель возвращается к себе с товаром.

Никаких возможностей для обмана.

Но на всякий случай Винсент сунул кольт тридцать восьмого калибра за ремень джинсов под ветровку.

Мотель «Солнечный щит».

Реклама при дороге. Телевизоры. Плавательный бассейн. Кондиционеры. Низкие цены.

И столбик с табличкой: «Свободные места».

«Тойота» проскочила перекресток на сорок первой дороге, свернула влево и скрылась из глаз на подъездной дорожке мотеля. Мэтью ждал, пока переместится поток машин с юга, тоже пересек дорогу и подъехал к мотелю как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка стучит в дверь домика номер три. Дверь отворил мужчина. Они обменялись несколькими словами, и девушка вошла в домик.

Мэтью провел машину по дорожке мимо амебообразной дыры в земле, которая, как он догадался, изображала плавательный бассейн, упомянутый в рекламе, а повернулся так, чтобы видеть домик, но в это время из офиса вышел высокий и дородный мужчина в сером дождевике и направился прямиком к его машине. Мэтью опустил стекло.

— Могу вам помочь? — спросил мужчина.

— М-м… да, — ответил Мэтью. — Мне нужна комната.

Эрнесто в домике номер три находился в нерешительности.

Девушка совсем не была похожа на ту, которую изображали фотографии, взятые у мачехи Дженни Санторо. Та — очень светлая и очень соблазнительная блондинка. Эта — рыжая, с короткой стрижкой, причем рыжие волосы успели намокнуть, пока она шла от машины к домику, и торчали, словно птичьи перья. Никакой косметики и ничуть не соблазнительна в своем красном дождевике и красных сапогах. Ничего общего с Золушкой на балу.

Тон у нее был жутко деловой.

— Я хотела бы увидеть деньги, — сказала она.

— А мы хотели бы увидеть товар, — ответил Эрнесто.

— Сначала деньги.

Эрнесто поглядел на Доминго.

— Боитесь, что я тресну вас по голове и отберу деньги? — Она улыбнулась и сразу сделалась похожей на девушку на фотографиях. Та же улыбка и голубые глаза. — Итак? — сказала она.

Эрнесто только теперь увидел, что с ней нет никакой сумки. Где же наркотик?

— У вас нет кокаина?

— Он на подходе.

— На подходе?

— Его привезет мой друг.

— Друг?

— В машине. Будет здесь через несколько минут.

Эрнесто подошел к окну, раздвинул пальцами планки жалюзи и стал смотреть в щелку. Он увидел высокого черноволосого мужчину, который вышел из офиса мотеля и сел в бронзово-коричневую машину явно иностранной марки. Дверца захлопнулась за ним, и машина двинулась с места.

— Это он? — спросил Эрнесто.

Девушка подошла к окну, поглядела.

— Нет, — ответила она, — мой друг ездит в синем «форде».

Машина медленно двигалась мимо домика, поливаемая дождем. Девушка отошла от окна.

— Ну? — сказала она. — Увижу я деньги или попрощаемся и забудем эту историю?

Дженни отлично вела свою роль, с большой выдержкой, — тем большей, что она так сильно хотела благополучного окончания дела. Это было ее долгожданной целью с тех пор, как она приехала в Калузу в начале апреля. А быть может, и с тех самых пор, как она приехала в Калифорнию, чтобы стать величайшей кинозвездой. Господи, молилась она про себя, не допусти, чтобы дело сорвалось.

Эрнесто тем временем думал, что если она не та девушка, то на кой черт им сдался ее кокаин по шестьдесят пять тысяч за кило? Есть другие люди, готовые продать по шестьдесят.

Доминго размышлял о том же самом.

— Так что вы скажете? — Дженни продолжала играть свою роль. — Будем заниматься делом или торчать тут и глазеть друг на друга?

— Давай деньги, — обратился Эрнесто к Доминго.

Ему хотелось подольше поглядеть на ее лицо, чтобы уверенно принять решение.

А спровадить ее они всегда успеют.

В комнате у Мэтью воняло лизолом. Здесь возвышался комод с многочисленными следами от погашенных о него сигарет. На комоде — облупленное зеркало. В окно встроен кондиционер. Кровать накрыта пледом. Возле кровати на ночном столике телефон. В ванной на умывальной раковине стоял пластмассовый стакан, на сиденье унитаза наклеена полоска бумаги, извещавшая, что дезинфекция сделана. Мэтью подошел к окну и приподнял жалюзи. Домик номер три отсюда не виден. Он мог видеть асфальтированную площадку для машин, не более того. Там стояла его машина, а также белая «тойота» и красный «ле-барон».

Он хотел было опустить жалюзи, но в эту минуту на стоянке появился синий «форд».

Холлистер.

И сумка при нем.

Деньги в стодолларовых банкнотах аккуратными пачками лежали в чемоданчике. Дженни вынимала пачки и пересчитывала банкноты. Винсент как раз хотел, чтобы бумажки были стодолларовые, но зато считать их просто морока. Она считала, а мужчины наблюдали за ней очень внимательно. Не за ее руками, перебиравшими банкноты. За лицом.

Смотрели и смотрели на ее лицо.

Пачки банкнот были перехвачены узкими бумажными полосками, по тысяче долларов пачка, но Дженни не хотела допустить ни одного шанса на обман или ошибку. Она пересчитывала все банкноты в каждой пачке. Двести сорок маленьких пачечек со штампиком «$ 1000» на обертке. Плюс пятьсот долларов, не оклеенных бумажной полоской, которые она сосчитала в самом начале.

А мужчины продолжали наблюдать за ней.

Один из них сказал что-то другому по-испански.

Она продолжала считать.

Пересчитала уже сто пять тысяч, когда худощавый вдруг спросил:

— Мисс Санторо?

Ее руки замерли.

И сердце остановилось.

Она перевела глаза с денежных пачек на край стола.

Толстый спик с тоненькими усиками стоял возле стола с раскрытым складным ножом в руке.

В другой руке у него была зажата фотография.

— Это вы? — спросил он.

У Винсента на часах двенадцать тридцать пять, но никто не стучит в дверь.

Что там у них, черт побери, происходит?

Сколько времени надо человеку, чтобы пересчитать двести сорок тысяч долларов? И сколько-то там мелочи. Может, у них деньги в однодолларовых купюрах? Сорвали банк в «чижика»!

Должно быть, она все-таки считает до сих пор, потому что собиралась при малейшей неувязке смыться оттуда.

Значит, деньги там есть, и деньги реальные, иначе она уже была бы тут.

Пересчитать деньги необходимо. Но почему так долго?

— Вот еще одна. — Эрнесто показал ей другую фотографию.

— Но это же не я, — сказала она.

Это была она, собственной персоной. В Лос-Анджелесе, на вечеринке у продюсера, с которым она трахалась потом в туалетной комнате за триста баксов. Первый снимок сделан на пляже в Малибу, там ее подруга… где он откопал эти снимки?

— Меня зовут Сэнди Дженнингс, — заговорила она снова. — Я понятия не имею, кто эта девушка…

— А вот еще. — Эрнесто протянул ей третий снимок.

Да, еще. В Сан-Симеоне, куда она ездила с той же подругой, тоже проституткой. Снимок Дженни послала матери, кажется, в прошлом году, дурацкий снимок, она стоит перед…

— Не мои это фотографии, — сказала она.

— Ваши.

— Ну знаете, или делать дело, или рассматривать какие-то…

Доминго ударил ее ножом.

Когда Винсент услышал вопль, единственное, о чем он сразу подумал, — деньги в опасности. Ему не было дела до Дженни. Все его мысли и заботы сосредоточились на деньгах, которые нужно было получить за наркотик. Он столько сделал для того, чтобы раздобыть кокаин и выручить за него крупную сумму, что не мог позволить двум испанским джентльменам улизнуть с деньгами, которые он практически считал уже своей собственностью.

Винсент достал из-за пояса кольт, выскочил из дома под дождь и кинулся бегом к домику номер три.

Владелец мотеля сидел и читал утреннюю газету, когда раздался второй вопль. Серый дождевик владельца мотеля и шляпа висели на вбитом в стену крюке слева от письменного стола. На стене висел также календарь, а рядом — портрет совершенно голой певицы Мадонны, пения которой владелец мотеля никогда не слышал.

Что он решил делать? Он решил не обращать внимания на вопли.

Бывало это не раз и не два: кто-то колотил девчонку в одном из домиков мотеля, она вопила и ругалась, но в конечном счете все улаживалось само собой. Одна из важнейших истин, которую вы должны первым долгом усвоить, если содержите мотель, — все так или иначе улаживается само собой. Перемелется — мука будет, вот и вся премудрость. Он никогда не вызывал полицию, если кто-нибудь начинал вопить или кричать.

Одна из лампочек на распределительном щите внезапно вспыхнула.

Домик номер восемь.

Тот самый, который нанял высокий человек, приехавший в машине иностранной марки.

Первое, что увидел Винсент, когда ворвался в дом, вернее, первое, что он жаждал увидеть, были деньги на столе. Множество хрустящих зеленых бумажек в маленьких пачках с надпечаткой «$ 1000». И открытый плоский чемоданчик рядом с деньгами.

Второе, что он увидел, была Дженни.

Она лежала на кровати. Вся в крови. Лицо, руки, ноги в тех местах, где задралось платье.

Огромный мужик стоял над ней спиной к двери. Он обернулся. В руке нож. Лезвие ножа сплошь в крови.

Винсент успел подумать, что зашел достаточно далеко, чтобы отступать, и всадил испанцу пулю между глаз. Тот рухнул на кровать, придавив Дженни. Второй испанец сунул руку за борт пиджака. Винсент сообразил, что испанец полез за пистолетом, и пристрелил его тоже.

Потом он кинулся к столу и начал швырять пачки денег в чемоданчик. Собрав все, защелкнул крышку.

— Помоги мне, — послышался с кровати шепот Дженни.

— Привет, дорогая! — ответил Винсент.

— Прошу тебя, — снова прошептала она.

Но Винсент уже был таков.

В тот первый и единственный раз, когда Мэтью был ранен, детектив Морис Блум дал ему совет.

— Мэтью, — сказал он, — никогда не стой на пути у человека с оружием в руках. Если ты увидишь, что прямо к тебе направляется вооруженный человек, отскочи в сторону и пропусти его. Если тебе нравится быть героем, догоняй его, когда он пробежит мимо. Но никогда не преграждай ему дорогу.

Мэтью не особенно стремился в герои.

Но он услышал два выстрела, когда говорил по телефону с полицией, сопоставил их с криками, раздавшимися раньше, и этого оказалось достаточно, чтобы выбежать под дождь из домика номер восемь и ринуться во всю прыть к домику номер три, на крыльце которого он увидел Холлистера с чемоданчиком в одной руке и пистолетом в другой.

Холлистер побежал к домику номер пять.

И Мэтью поступил так, как ему советовал Блум.

Он пропустил Холлистера мимо себя.

А потом, хоть и не слишком стремился ощутить себя героем, нагнал его и сшиб с ног.

Когда Холлистер шлепнулся во весь рост на гравий, Мэтью треснул его по голове.

Этому его тоже научил Блум.

Это началось в воскресенье и в воскресенье закончилось.

Как однажды заметил Дэниел Неттингтон, у полицейских в Калузе нет никакого уважения к воскресенью.

Мэтью был в бассейне, когда в десять утра позвонили в дверь. Он вылез из воды, прошел мокрый через дом, оставляя на полу влажные следы, и отворил дверь детективам Хакеру и Роулзу; оба были одеты по-деловому и при галстуках.

— Можно войти? — спросил Роулз.

— Конечно.

Все трое прошли через дом и уселись возле бассейна. Солнце светило ярко. Жара, влажность, знойная дымка делали свое общее дело. Детективы задыхались в плотных одеяниях, но по каким-то непонятным причинам такая одежда давала им в собственных глазах реальное или воображаемое преимущество. Деловой костюм против купального, работа против игры.

Никто не поблагодарил Мэтью за то, что он накануне позвонил в полицию.

Роулз хотел узнать лишь одно: сказал Холлистер что-нибудь Мэтью или нет?

— Нет, — ответил Мэтью.

— Так-таки ничего и не сказал?

— Ничего. Ни слова.

— Расскажите мне обо всем еще раз, — попросил Роулз.

— Я услышал крики из домика номер три, — начал Мэтью, — и немедленно позволил в полицию.

По-прежнему ни слова благодарности за его благородный поступок.

— В то время как я говорил по телефону, раздались выстрелы. Я выбежал из домика и направился туда, но тут мне повстречался Холлистер, который нес с собой…

— Вы знали его фамилию, не так ли?

— Да.

— Откуда она стала вам известна?

— Это долгая история.

— У меня много времени.

— Но у меня его нет, — отрезал Мэтью. — Если вы хотите узнать подоплеку…

— Мы имеем право узнать, почему вы оказались вчера в мотеле, где были убиты двое мужчин, тяжело ранена ножом женщина, а еще один мужчина получил сильный удар по голове.

— Это я его ударил.

— Да, вы это нам говорили. Но почему вы его ударили?

— Блум в свое время посоветовал мне поступить именно так, если я догоню и сшибу с ног вооруженного человека.

Роулз поднял на Мэтью глаза.

— Почему же вы сбили его с ног?

— Я был вынужден к этому обстоятельствами.

— Я хочу знать, откуда вам известно его имя, — снова потребовал Роулз.

— Буду счастлив обо всем рассказать вам во время официального дознания, — ответил Мэтью, — но не здесь и не теперь.

— Когда же?

— Назначьте сами.

— Завтра утром в девять.

— Буду у вас.

Роулз кивнул. Мэтью тоже.

Хакер поглядел на них и передернул плечами.

— Итак, вы побежали к домику… — Роулз вернулся к прежней теме.

— Да, и в это время он вышел на крыльцо с чемоданчиком и пистолетом. Мне показалось, что он направляется к другому домику…

— Номер пять, — вставил Хакер.

— Где находился кокаин, — добавил Роулз.

— Четыре пакета.

— Высшего качества.

— Я об этом не знал, — сказал Мэтью.

— А было ли вам тогда известно, что находится в чемоданчике? — спросил Хакер.

— Нет.

— Двести сорок тысяч долларов и мелочь, — сказал Хакер.

— Так мне потом сообщили, — сказал Мэтью и подумал: ничего себе «мелочь» — пятьсот долларов!

— Холлистер угрожал вам оружием? — спросил Роулз.

— Нет.

— И ничего вам не сказал?

— Нет.

— Так почему же вы за ним погнались?

— Мне казалось, что именно так следует поступить.

— Ударить человека по голове, сбив его предварительно с ног?

— Да. Если я не хотел, чтобы он застрелил меня. А я не хотел.

— Он, между прочим, заявляет, что это мы его покалечили, — снова вмешался Хакер.

— Но это легко опровергнуть, — сказал Мэтью.

— Он и в самом деле не сказал вам ни слова? — повторил Роулз свой вопрос.

— Ни слова.

— Он и с нами не желает разговаривать, — пояснил Хакер. — Потребовал адвоката, поднял крик о жестокости полицейских, а потом замолчал.

— Судя по всему, — заговорил Роулз, — это он прикончил двух проходимцев из Майами, но мы не можем утверждать окончательно, пока не получим результаты баллистической экспертизы.

— Ну а как насчет Отто? Вы проводили баллистическую экспертизу?

— Отто? — Роулз насторожился. — Вы имеете в виду Самалсона?

— Так ведь в этом все дело, — сказал Мэтью. — Кто-то же убил Отто Самалсона, верно?

— Значит, в этом дело? — спросил Роулз с нажимом.

— Новость для нас, — поддержал его Хакер.

— Мы-то думаем, что дело совсем в другом, что главное тут четыре килограмма кокаина и двести сорок тысяч долларов плюс еще педераст.

Мэтью взглянул на него.

— Детектив Роулз, — заговорил он спокойно и размеренно, — были в машине Отто Самалсона обнаружены пули?

— Одна в машине, — ответил Роулз, — другая все еще у него в голове.

— Тогда проведите сравнительную экспертизу с пулями из пистолета Холлистера.

— Зачем? С какой стати вы его связываете с Отто?

— Отто его расспрашивал.

— О чем?

— О девушке.

— О той, которую так изрезали?

— Да. Вы уже с ней беседовали?

— Она утверждает, что шла вдоль сорок первой дороги по своим личным делам, когда эти двое испанцев подъехали в красном «ле-бароне», втолкнули ее в машину и привезли в мотель.

— Так-так, — пробурчал Мэтью.

— Заявляет, что они пытались ее изнасиловать, — добавил Хакер.

— Так-так, — повторил Мэтью. — А как она объясняет присутствие «тойоты»?

— Какой «тойоты»?

— Белой «тойоты» под номером 201-ZHW. Машина арендована у Герца на имя Дженни Санторо, которое может быть, а может и не быть настоящим именем этой девицы.

— Откуда вы все это знаете?

— Отто знал все это. Во всяком случае, она сама приехала в мотель. Я следил за ней.

Роулз уставился на него.

— Возможно, нам следует провести дознание сегодня днем, — сказал он.

— Как угодно.

— В три часа вас устраивает?

— Вполне.

— Девушка ничего не знает о делах с наркотиками, — сказал Хакер. — По крайней мере, так она утверждает.

— И говорит, что была свидетельницей того, как Холлистер убил двух испанцев, — добавил Роулз.

— В таком случае Холлистер изобличен, — сказал Мэтью.

— Я подозреваю, что она проститутка. — Роулз покачал головой. — Присяжные, как правило, не верят показаниям проституток. Я предпочел бы иметь в качестве доказательства результаты баллистической экспертизы.

— А когда они у вас будут?

— Возможно, сегодня. Еще до того, как явитесь вы.

— Вы можете попросить их обследовать другие пули?

— Конечно. Только что это даст? Ведь мы во Флориде. Убийство, совершенное лицом, замешанным также в ограблении, является уголовным преступлением первой степени и карается смертной казнью.

— Я это знаю.

— Если мы предъявим Холлистеру обвинение в убийстве по двум пунктам…

— Это было бы существенно для меня лично, — сказал Мэтью.

Вскоре после ухода полицейских позвонила Сьюзен.

Звонок его удивил и обрадовал.

— Привет! — сказал он. — А я только что собирался сам тебе позвонить.

— Правда?

— Пригласить тебя позавтракать со мной.

— Джоанна дома, ты же знаешь.

— Я думал, мы позавтракаем втроем.

Долгое молчание.

— Сьюзен?

— Да?

— Видишь ли, мне кажется, пора… то есть я хотел сказать, что Джоанна слишком умна для всего этого. Давай просто скажем ей, что мы встречаемся. Что я строю тебе куры. То есть сватаюсь к тебе. — Он рассмеялся. — Что мы изучаем возможность…

— Я звоню тебе как раз из-за этого, — перебила его Сьюзен.

— Ты считаешь, что я прав?

— Да, но…

— Так давай объявим ей за завтраком.

— Но я не смогу принять твое приглашение, — сказала Сьюзен. — Я занята.

— Вот как?

— Да, у меня другие планы.

— Я считал…

— Знаю, но…

— Когда ты вчера уходила…

— Да, Мэтью, я помню, только…

— Мы договорились, что проведем сегодняшний день вместе.

— Но возникли обстоятельства…

Она снова замолчала.

Мэтью ждал.

Это было все равно что сидеть в застрявшей на железнодорожных рельсах машине и ждать, когда вспыхнут в ночной тьме огни локомотива, несущегося прямо на тебя.

— Я еду с Питером в Сэнибел, — наконец заговорила она.

Поезд врезался в машину. Взрыв и столб огня.

Мэтью был счастлив, что она не может видеть его лицо.

— Питер попросил меня поехать вместе с ним, — сказала Сьюзен.

Мэтью сидел и качал головой.

— Мэтью?

— Да, Сьюзен.

— Мэтью, я должна все это обдумать, должна подумать о нас… понять, что… я просто не понимаю, что происходит, Мэтью.

Он хотел напомнить: «Ты говорила, что любишь меня».

Но не напомнил.

Он хотел сказать: «Ты говорила, что любила меня всегда».

Но не сказал.

Он ждал.

— Ты можешь дать мне немного времени, Мэтью?

Он почти произнес: «У нас с тобой все время в мире», — но это было бы одновременно и готовым клише, и ложью.

И он не сказал ничего.

— Мэтью… пожалуйста.

— Конечно, — выговорил он.

— Как только я смогу…

— Разумеется.

— Мы посмотрим.

— Да, Сьюзен.

— Как это получится.

— Да.

— Я хочу поцеловать тебя прямо сию минуту, — сказала она и повесила трубку.

Все получается не так, как ты ждешь, думал он.

Ты имеешь шанс, ты имеешь шанс наконец-то заполучить большие деньги, но тут обязательно происходит осечка, и все летит к чертям.

Что нашло на этих двух ублюдков?

Чего ради они набросились на Дженни?

Исполосовав ее так ужасно! Спятили?

Адвоката он мог объяснить.

Это снова Амарос.

Сначала частный сыщик, потом адвокат.

Крупный делец от наркобизнеса, набитый деньгами, он может оплатить помощь любого сыщика или адвоката, но их он нанимает лишь для того, чтобы установить личности похитителей, чтобы выследить, а дальше… дальше вступают в дело не люди — гориллы, чья задача, мой милый, не просто отобрать украденный наркотик, но искалечить, — не связывайтесь, друзья, ой не связывайтесь с сеньором Армадилло, не посягайте на его собственность.

Ведь Амарос видел его.

Амарос знал, как он выглядит.

Разглядел в тот самый вечер в Касба-Лаундж, когда Винсент в ливрее шофера появлялся перед ним каждые пять минут. Мисс Кармоди? Вы собираетесь ждать еще? Или мы едем на прием?

Мисс Кармоди?

Мисс Кармоди, должен ли я подавать машину?

И в результате маленький лысый человечек стоит перед дверью с фотокарточкой Дженни в руке, она в зеленовато-голубом платье, брошь с бриллиантами и сапфиром на пышной груди, и человечек задает вопросы, и конечно же, он от Амароса, его нанял и направил Амарос.

Человечек называет себя.

Отто Самалсон.

Бюро расследований Самалсона.

Даунтаун Калузы.

Да, мистер Самалсон. Вы, мистер Самалсон, сами подписали свой смертный приговор, потому что человек, к которому вы обратились, не может допустить, чтобы вы доложили о нем Амаросу, вы чересчур близки к цели, мистер Самалсон, и вы должны уйти.

А ведь они были так предусмотрительны и осторожны!

Она улетела самолетом, в аэропорту взяла напрокат машину, заняла номер в «Шератоне», заказанный заранее. Он приехал в синем «форде», кокаин был спрятан в багажнике, никаких остановок, никаких пробок по дороге из Майами сюда, никакой опасности, — кто мог догадаться, что в небольшом плоском чемоданчике лежит наркотик? Остановился в «Шератоне». Разумеется, в другом номере. Дженни осталась в отеле, когда он снял квартиру на лето в «Башнях Кэмелота», — вы же понимаете, что шлюха принцесса никак не может поселиться в многоквартирном доходном доме!

И вдруг появился человек с фотографией в руке.

Вас разыскать очень просто, мистер Самалсон, вы же сообщили свой адрес в «деловой» Калузе, и так же просто угнать машину, мистер Самалсон, и последовать в этой машине за вами, и всадить парочку пуль вам в голову, мистер Самалсон, бам, бам, до свидания, мистер Самалсон, приятно было с вами познакомиться, и прощальный привет Луису Амаросу!

Проклятый адвокат!

Надо было прикончить его вчера, но пришлось бы стрелять на бегу, рискованно, можно промазать. Остановиться и прицелиться? Нет, о нет, милый мой! Лучше убежать. От Дженни, от адвоката. Убежать. Захватить сумку с кокаином, которая осталась в домике, ни в коем случае не следует бросать сладкий порошок! Швырнуть в синий «форд» сумку с кокаином и чемоданчик с деньгами — и прочь отсюда, скорее прочь к буйной голубизне, к жаркому солнцу, в Гонконг, мистер, в рай, настоящий рай.

Но все получается не так, как задумано.

Вместо Гонконга ты сидишь в клетке шесть на восемь, за решеткой из стальных прутьев толщиной с твой член, твои предшественники украсили стену идиотскими надписями, а когда ты усаживаешься на унитаз, любой может пялить на тебя глаза через решетку… нет, ничего и никогда не получается так, как было задумано.

Нельзя полагаться на женщин.

В то же воскресенье в половине третьего, когда Мэтью уже собирался ехать в полицейское управление, ему позвонил Дэниел Неттингтон. Карла Неттингтон держала трубку второго аппарата.

— Мистер Хоуп, простите, что беспокою вас дома, — извинился Неттингтон.

— Пожалуйста.

— У нас с Дэниелом был долгий разговор, — это сказала Карла.

— Очень долгий, — подтвердил Дэниел.

— Мы хотели бы обратиться к вам с просьбой, — продолжала Карла, — чтобы вы подготовили и оформили для нас документ о том, что в случае развода имущество мы делим пополам.

— Понятно, — сказал Мэтью.

Неттингтон:

— Это не значит, что мы планируем развод.

Карла:

— Но это обеспечит нам обоим свободу действий.

Дэниел:

— И не будет нужды нанимать частных детективов для слежки.

Карла:

— Свободный и открытый брак.

Дэниел:

— В какое время вы могли бы встретиться с нами завтра?

— Ни в какое, — ответил Мэтью и повесил трубку.

Она отперла дверь своим ключом.

Пришла сюда только затем, чтобы как следует обчистить Винсента.

«Привет, милая!»

А она тем временем истекала кровью на кровати.

У него было много драгоценностей, он вешал на себя больше побрякушек, чем женщины. Она решила забрать их все, увезти с собой в «Шератон», там достать из сейфа «Ролекс» и немедленно смыться из города.

Никогда не собиралась давать показания против Винсента, даже если дело до этого дойдет.

Но кое-что сказала копам — от злости.

Ее больше не беспокоило, что будет с Винсентом, она думала только о себе.

«Привет, милая!»

Шесть швов над глазом.

Еще четыре на внутренней стороне бедра.

Она боялась одного: Амарос станет снова и снова подсылать к ней своих головорезов.

Надо исчезнуть.

Поскорее.

Уехать из Флориды, из Америки, удрать от этой жизни.

Забрать все, что было у Винсента, и в Париж. Начать все сначала. Найти работу в каком-нибудь маленьком театре, в провинции, где много деревьев и ручейков. Она еще молода и красива…

В дверь постучали.

Джимми Ноги понял, что спикам верить нельзя.

Он и Чарли ждали в условленном месте два часа, а спики так и не явились. Нет, спикам доверять никак нельзя.

А нынче прекрасный солнечный день, он приехал сюда, к «Башням Кэмелота», ходит по квартирам и предъявляет фотографию девки в голубом платье.

Дверь открылась.

Он только собирался сказать: «Извините, мисс, я только хотел…» — но взглянул в эти ее голубые глаза и сразу понял — она самая, даром что волосы рыжие. Та девка, которая стырила часы у его брата.

Он сунул фотографию ей под нос.

— Вы себя узнаете?

Господи, еще одна фотография! Где они их берут, где достают?

— Мой брат хотел бы, чтобы ему вернули его часы, — сказал Джимми и втолкнул ее в квартиру.

Глядя, как он запирает дверь, она подумала: «Меня всегда впускали в бальный зал, но потанцевать не давали».