Зона любви

27

Уехали мы — в жанре «любовного романа», приехали — в детективном триллере.

Как она на ментов попала — уму непостижимо!

Подъехали на такси, прямо к подъезду. Казалось бы, что еще надо!? Так нет, без приключений у нас — как без пряников! Пока я с водилой расплачивался, наша пташка пропала, — оказывается, «Кока-Колы» ей захотелось — к ближайшему ларьку упорхнула. Ближайший ларек — на противоположной стороне улицы.

Всё на наших глазах и произошло: машина с голубой полосой подкатила — как поджидала ее — и пташки нет.

Я растерялся. Пока прикидывал, что, да как…. да как с таким фейсом завалюсь в «в святая святых» — подружку выручать… Ира сказала:

— Сам не лезь. Ее все равно не отпустят, а тебя точно заметут.

— Я? В ментуру? Добровольно? Бог с тобой…

— Ее в 40-е забрали. Тут рядом. Надо домой идти. Если Мишка на месте — всё уладит. Он там многих ментов знает. В одном дворе водку квасят.

К Мишке, так к Мишке. Поднялись в квартиру…

Квартирка, конечно, та еще — убогий постсоветский стиль. Живут тут явно пьющие люди. Мебели — минимум, грязь, кухонные запахи. Тараканы. Собака облаяла, но не накинулась на меня, а, напротив, отскочила на приличное расстояние и подняла брех. Очевидно, перепадало ей от случайных гостей.

Какая-то тетка на кухне. Обрадовалась нам необычайно. Особенно мне. Два полных пакета — делали меня своим и желанным.

— Елизавета, — представилась тетка, а я подумал: какая, Третья?

Фундаментальная женщина восседала на табурете, как на троне. Было в ее осанке нечто царственное. К ручке я подойти не осмелился, однако проникся великодержавным трепетом.

— А мой за водкой пошел, — сообщила Елизавета.

— Теть Лиза, — сказала Ира, — нашу дуру опять в ментовку замели.

— Удивила. Вот пусть и посидит там, коза — охолонится. Может, человеком станет. Хотя че-то сомневаюсь я…

— Да что ты, теть Лиза, она там дел понаделает — ты ж ее знаешь! Надо Мишку посылать.

— Да где я тебе его возьму! Рожу, а, рожу?

Елизавета на грудь уже приняла, поэтому повторяла вопрос с напором, будто сама идея — рожать Мишку во второй раз, не казалась ей столь безрассудна.

— Рожу? Вот — тоже придумала! Вернется — посылай хоть на Марс. Он пока трезвый…

Я выставил водку, сок и закуску на стол.

— О! А мы пока познакомимся с твоим кавалером. Как тебя звать-величать? не расслышала…

Собственно, я и не представлялся, но это не важно — присутствие водки нас уже породнило. Важно было другое — произошло взаимопонимание, а слова, это так — шелуха…

— Юрой его зовут, — ответила за меня Ирина, — он у нас знаменитый художник…

— В определенных кругах, — пошутил я (вернее, обозначил истинное положение дел).

Этому, впрочем, всё равно не предали значения…

— Художник? — оживилась Елизавета. — У меня мой, перед смертью, как на пенсию вышел — тоже художничать начал. Такие штуки малевал — картины прямо, хошь на дереве… знаешь, спилы березовые — ой, красиво! Ну, там церквушка у озера, березы… а то на картоне — маслом… Что ты! Богоматерь изобразил. Вся такая, ой! Ну, как бы это… ну, не спутаешь, короче, с бабой простой. Она там, в комнатах висит… в рамках. Увидишь еще…

Пришел Мишка с бутылкой. Мы поздоровались с ним, как старые приятели. Узнал он меня, нет — не знаю. Похоже, здесь привыкли к неожиданным и незнакомым гостям. Ира поволокла его в прихожую. Стала что-то возбужденно говорить. Ясно дело — про залет Вари… Мишка сразу же ушел.

— Ну давай, художник — за встречу!

Елизавете было где-то лет за пятьдесят. От силы — пятьдесят пять. Ясное лицо, спокойное, как на картине. Явно пьющая, но без нервных алкогольных ужимок и закидонов. Уж этого добра я насмотрелся…

После третьей, разговор пошел более откровенный.

— …мой тоже все «кончить» не мог. Старый уже бес — лет под семьдесят — а всё туда же! Пристанет — сил моих нет. Елозит, елозит, черт…

— Пил?

Я, как врач сексопатолог, говорил строго и со значением. Тон был такой, что «от врача и священника, блин — никаких тайн!».

— Чей-то?

— Пил? — повторил я.

Мне стало неловко за свой нелепый вопрос. В подобных местах не принято задавать такие вопросы.

— А как же! Кто ж сейчас не пьет…

— От этого все и проблемы, — поставил я диагноз.

Оставалось только сказать: «Приводите мужа — обследуем» и выписать рецепт.

— А… — махнула рукой Елизавета.

В том смысле, что «всё прошло, как с белых яблонь дым…»

— А с другой стороны — «кончишь»…

Я как-то вдруг съехал на свой собственный печальный опыт.

— И не надо ничего. Будто умер.

— А… — снова махнула рукой Елизавета.

Только теперь в том смысле, что все вы — кобели — одинаковые.

Неожиданно появился Мишка. Весь растрепанный, злой. Прямо в куртке завалился на кухню. Налил себе водки и выпил. Молчит, желваками играет.

— Ну? — спросила Елизавета, — как дела, сынок?

— Дела у прокурора.

— Ты давай, не выпендривайся тут, рассказывай. С матерью, чай, разговариваешь.

— А чего рассказывать!

Мишка налил себе еще стопку.

— Эта курица принялась там скандалить. Но это пол беды — они привыкши… Но главное, мать — ты послушай! — полезла драться и оторвала погон дежурному офицеру! Ее в «обезьянник» заталкивают, а она вырвалась и прямо дежурному в окошко. Насилу оттуда вытащили. Наваляли, естественно… Сидит, за «права человека» выступает. Маленькая, сучка, а всё отделение на уши поставила. Ей точно теперь закатают по полной статье! В лучшем случае — вышлют ее отсюда. Ты понимаешь, она всех там достала. Мне ребята сказали, типа, всё — сливай воду, помочь ничем не можем. Типа, офицер весь в амбициях — протокол сочиняет. Не, ну курва, а? Прошмандовка!

— Дела… — сказала Елизавета таким тоном, что дела эти ее мало касаются.

Сказала так, что бы что-то сказать.

Ирка заревела:

— Миш, ну сделай что-нибудь… у тебя всегда получалось!

— Сделай… что я сделаю, умницы! Вы уж всё сделали.

Мишка неожиданно разозлился.

— Что?! Отделение на приступ возьму?

— А если денег дать? — вылез я с предложением.

— Денег?

Все как-то слегка напряглись. Я давно заметил, что само слово «деньги» — равнодушными не оставляют никого. Есть в этом слове некая магическая сила.

— Ну да, нормальных — зеленых. За погон. Какое звание?

— Не помню… старлей, вроде бы. Или капитан.

— Неважно. Сто баксов и майора покроят.

— Сто баксов… скажешь тоже! Нет сейчас у меня ничего. Голяк! Даже твои, вчерашние, с пацанами пропили.

Я достал свои жалкие остатки. Сто баксов я оставлял себе на непредвиденные проблемы. Еще русских было тысячи полторы.

— На…

Я дал ему стольник и еще пятьсот нашими.

— А это на водку. Чтобы сто раз не бегать. Возьми на все…

Мишка сразу ушел. Он был прав — надо было действовать сразу, пока дежурный протокол не оформил.

Пришли они неожиданно быстро. Я оказался прав: сто баксов — весомый аргумент.

Варя возмущалась. Ее звонкий голосок слышно было еще из подъезда, если не с улицы.

— Не, ну ты видел, — обратилась она ко мне прямо с порога, — туфли нет! Только купила!

И показывает мне свой новый модный полуботинок, с оторванным каблуком.

— Семь сотен отдала! Фирма! Ну, суки, вы у меня еще попляшете!

— За «фирму» семь сотен не платят, — сказал я.

— Да?! Понимаешь много, Айвазовский! Ты посмотри, какой фасон — последний писк!

Я посмотрел — под глазом у нее красовался новоиспеченный синяк.

— Заткнись, — сказал ей Мишка.

Затыкаться Варя и не собиралась. Напротив, ее распирало поведать о своих злоключениях. Кроме мата и «эти козлы» я ничего, впрочем, не разобрал…

В голове у меня как-то вдруг всё смешалось. И забродило. Выпивка, почти бессонная ночь, дурной рассказ Вари, похожий на истерику — заводили меня. Ко всему прочему: тараканы, ползающие по столу, в наглую, не таясь… оторванный каблук «фирменного» полуботинка, собака…Я дал ей кусок колбасы из нашей закуски, и она буквально грызла мне ноги, требуя еще. Я не давал. Всё это меня начинало жутко раздражать. Захотелось спрятаться. Я вспомнил, что меня, собственно, звали в гости, обещая отдельную комнату, любовь и ласку… Во всяком случае, на элементарный покой, я мог рассчитывать. Взамен получил обычный дурдом, а этого добра и в повседневной жизни я насмотрелся с избытком.

Я вообще, не люблю большие и шумные компании. Тем более, незнакомых людей. Все были возбуждены и нетрезвы. Чумной энергетикой веяло от застолья…

Я встал. Варя сидела рядом, пересказывая в сто первый раз, как ее мучили в гестапо эсэсовцы в милицейской форме. Я ей говорю:

— Покажи, мадмуазель… сделай милость, где тут можно кинуть кости, по причине — отдохнуть.

Ира было встала показать… Но молодая засранка со звучным и красивым именем Варвара опередила ее и сказала буквально следующее:

— А пошел ты! Все сидят — и ты сиди, не рыпайся!

Очевидно, она была недовольна тем, что ее прервали. Потому что дальше — как ни в чем не бывало — продолжила свой дурацкий рассказ.

Сначала мне показалось, что я ослышался. Но неожиданно возникшая тишина и недоуменные лица сидящих вокруг малознакомых людей, свидетельствовали об обратном — всё так и есть — меня послала эта маленькая дрянь! Самым беззастенчивым манером.

Думать и рассчитывать свои действия — не моя стезя. Мой образ жизни — спонтанные телодвижения. И я его сделал.

Сильная хлесткая пощечина привела Варю в чувства.

— Дай ей еще, — попросила Елизавета «Третья».

Просьбу я выполнять не стал. Женщин я не бью. То была обычная профилактика. И она подействовала. Истерика моментально прекратилась. Даже взгляд у Вари стал осмысленным. Она отвела меня в комнату.

— Ложись, где хочешь, — показала на две кровати: свою и Ирину.

— А вы? — спросил, — я, собственно, к вам приехал.

— Конечно, — сказала Варя, — а Ирку звать?

— Зови. И водки принеси.