Зона поражения (СИ)

Глава 16. Зона поражения

— Вот ты год тут, а что видел? Коммуналку свою и склады? — упрекал нетрезвый уже Олег, открывая новую банку пива.

Кирилл мотнул головой, отказываясь, и возразил:

— Метро еще.

— Вот, «метро»! Ты в культурной столице год живешь, а сидишь в комнате, как сыч. Сходил бы куда, бабу себе нашел.

— Нахер баб! — отмахнулся Кирилл.

И с пивом надо завязывать, а то опять живот вылезет, вон, как у Олежека. Напарник же не унимался, его под градусом всегда тянуло поучить всех вокруг жизни.

— Не осуждаю. Но все время дома торчать — я б спятил.

Кирилл поднялся. Вроде не слишком пьян: ноги держат, пол не шатается.

— Пойду я, Олеж.

— Ну, давай. Пока!

— Пока.

В метро Кирилл привычно пялился в темноту за окнами и думал: а, действительно, почему? Ну ладно, год назад, когда он сюда переехал, видеть никого не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Вселился в первую попавшуюся комнату в коммуналке, ткнул в первую вакансию на сайте и устроился охранником складов. Дом не обживал, после смены больше лежал, глядя в потолок, пока не отрубался, брал переработку. Потом привык, огляделся, оплатил курсы по 3D, увлекся даже. Жилье менять не стал: соседи тихие, комната угловая, в окна не дует, чего еще надо. Работу тоже пока не искал, «делал карьеру». Из охранника подрос до инспектора. Нормально жилось.

А вот Питер полюбить так и не вышло. Холодно, сыро, народу кругом, туристов… Поэтому на улицу выползал по необходимости: дом-работа-магазин, ну, бар иногда. Что еще нужно? «Бабу или еще кого»? Нет уж. До сих пор вьетнамские флешбеки от бывшей и от…

Нахуй. Сам отлично справлялся.

Но вообще — прав Олежа. Пора уже вылезать из берлоги, пока окончательно мхом не оброс. Завтра нужно поискать, куда сходить.

«Завтра» случилось где-то неделю спустя. Кирилл нехотя набрал в поисковике «Куда сходить в Питере?» — и поморщился: вкладок открылось столько, что сразу расхотелось выбирать. Потыкав в однотипные «Топ-10 достопримечательностей Петербурга», Кирилл нажал на «Афишу», скрольнул вниз, поймал что-то краем глаза, вернулся и уставился в телефон: с фотографии на него смотрел Костик.

Всклокоченный, в неоновом гриме и каком-то модном рванье, под лучами софитов, с микрофоном в руках. Кирилл увеличил фото, прочел: «концерт Ярослава Баяринского «Альфа и Омега». Перечел еще раз, ткнул в плашку «купить билеты» и только тут осознал, что ему не чудится.

Костик за год неплохо поднялся: ролики на ютубе, какие-то концерты, стримы… Кирилл читал все подряд, перепрыгивая с биографии на фанатские арты и обратно. Даже проснулся забытый азарт: вот он ты! Я тебя нашел! Но потом вспомнил, что уже вроде бы и не надо. Вот только посмотреть поганцу в глаза все равно хотелось. Может быть, пару слов сказать. Или просто полюбоваться, как струсит и будет дергаться. Кирилл прямо предвкушал встречу.

До клуба он добирался в толпе дев в эльфийских ушах и мантиях. Рядом шли воздушные красотки в кружевах с декольте и вполне себе цивильные дамы.

Получив браслет, Кирилл отошел в конец зала, устроился у стены и стал ждать.

Костик вылетел из кулисы одновременно с музыкой, сразу запел, и Кирилл поймал дежавю: публика у сцены закачалась в едином ритме, подняв вверх руки, двигаясь и застывая как по приказу. И тут гребаная секта!

Костик носился по сцене, командовал залом и музыкантами, зрители визжали и хлопали, подпевали, кто-то утирал слезы в объятьях зареванных подруг. В перерывах он пил воду и общался с залом. Кирилл слушал и поражался. Больше, конечно, наглости и умению переобуться: раньше в секте он был пламенным инквизитором, теперь же выбрал другую роль.

— Спасибо вам за вашу любовь! — вещал Костик, нависая над залом.

Зал отвечал мощным эхом и цветными фонариками.

Или:

— Мы вместе! Мы — армия! Мы — семья!

Сплошное «возлюбим друг друга». Отец был бы им доволен: мальчик вырос и нашел себе новую паству.

Прожекторы мигали, басы отдавались внутри, били в уши, вибрировал пол и, кажется, сам воздух. И вдруг все стихло, свет потух и сменился одиноким прожектором, выхватившим из темноты лицо Костика с широко раскрытыми, полными слез глазами. Кирилл сморгнул, не понимая, почему так отчетливо это видит, и заметил, что стоит уже не у дальней стены, а в двух шагах от ограждения, возвышаясь над всеми почти на голову.

Костик смотрел в зал, проговаривая под музыку:

— … Молитесь, бодрствуйте со мной!

Его глаза остановились на Кирилле, расширились еще больше. Он подался назад, замер, а потом медленно, не отводя взгляда, двинулся к краю сцены. И запел:

О Господи, скорбя, я прошу тебя:

Да минует уст моих эта чаша — чаша смерти.

Страшно пить мне.

Я ослаб. Я не уверен так, как прежде.

Кирилл опознал рок-оперу. Он слышал ее в классическом — английском — исполнении, и был не уверен, что именно поет Костик. Кажется, это называлось «Гефсимания». Слегка повело голову. Кирилл сморгнул. Звук стал чище, отчетливей, а слова словно шептали ему прямо в уши.

Ныне дух мой стал скорбен и устал.

Все, что так во мне кипело,

Все давно перегорело

За три года,

Словно бы прошло не три, а тридцать лет.

И правда. Кирилл вдруг почувствовал, как устал за этот проклятый год. Как его измучило постоянное одиночество, которым он вроде спасался, а на деле — наказывал себя за глупую доверчивость; невозможность согреться, поверить, да просто откровенно поговорить. Хотел спастись от злого мира, а попал в одиночную камеру.

Костик опустился на колени, оказавшись лицом к лицу с Кириллом, протянул руку и требовал:

Я должен знать, я должен знать, Господь!

Ради чего я должен жизнь отдать?

Я должен знать, я должен знать, Господь,

За что умру? — резануло по ушам.

Кирилл вздрогнул. Он помнил, что хотел отомстить, но за что? За собственные проблемы и обиды, за нелюбовь? А Костик, поникнув и прижимая руку к груди, устало обещал:

Ты суров, Бог мой, но слово за Тобой!

Я испью до капли чашу,

Претерплю и крест, и муки,

И вдруг вскочил, вытянулся вверх, к небу, и отчаянно попросил:

Но пока силен я духом, Бог, скорей, пока я — твой.

Прожектор еще несколько секунд освещал раскинутые крестом руки, запрокинутую голову — и погас. Зрители потрясенно молчали. В темноте и тишине Кирилл опомнился и начал пробираться к выходу, не обращая внимания на возмущенные взгляды аплодирующих и орущих от восторга людей.

«Зона поражения, — всплыло в голове. — У кого-то больше, у кого-то меньше, зависит от опыта и силы, конечно».

Кого только не встретишь в барах Питера. С экстрасенсом Кирилл пил впервые и к концу вечера вывалил на него все свои вопросы.

«Если глаза в глаза — почти всегда будет контакт. Чем ближе, тем сильнее. Дальше — куда достанет. Если работает на толпу — отойди в сторону. Сам удивишься: все орут, дергаются, этакий зоопарк. Сделаешь пару шагов к ним — и не заметишь, как начнешь подпрыгивать вместе со всеми. Иногда даже границу видно. Если персонально работают на тебя — расслабься и получай удовольствие. Нет таких, кто совсем не поддается. Есть трудные, непробиваемых практически не бывает. Влюбиться, приворожить? Фигня и бабкины сказки. Заставить хотеть? А смысл? Очнешься и перехочешь. Может и есть любители трахать зомби; всякие причуды бывают, конечно. Ну, еще не убедишь сделать что-то, к чему человек не предрасположен: убить, например, или самоубиться. В остальном, зависит от мастерства».

У выхода Кирилл оглянулся. Костик показывал «сердечки» зрителям. Отсюда голосящая толпа действительно выглядела странной — слишком шумной, слишком упоротой и заведенной.

«Отойди в сторону…»

Кирилл закрыл двери, отсекая от себя шум и музыку.

Костик появился в дверях с музыкантами и свитой из девиц, несущих охапки цветов. Прятаться было тупо. Кирилл жестом попросил еще пива и отвернулся, толком не понимая, хочет он, чтобы Костик прошел мимо, «не заметив», или заговорил.

Костик выбрал третий вариант: сел рядом и заказал кофе.

— Это ночью-то? — не сдержался Кирилл.

Свита и музыканты куда-то делись, цветы тоже.

— О. А мироносицы где?

Костик дернул плечом, дождался кофе, отпил:

— Я думал, ты ушел.

— Я тоже думал… — И лучше бы, наверное, ушел. Потому что — ну о чем им говорить? — Ну, ты, конечно, поднялся за год.

— Старые знакомства. Ты за мной приехал?

— Много о себе думаешь, — хмыкнул Кирилл.

— А… дело?

— За тебя там другой на Голгофу пытался.

— Кто?

— Что, правда не знаешь?

Кирилл и сам не интересовался. Один раз созвонился с Русланом, узнал, что старца признали невиновным, а больше и не звонил. Но что Костик по-прежнему думает, что его ищут, и при этом дает концерты и светится на ютубе, не верилось.

— Новая жизнь, с чистого листа, ну и все такое, — пояснил Костик.

— Можешь расслабиться, дело закрыли. А ты, смотрю, и тут не унимаешься, новую «семью» себе завел?

— Сиротские травмы: один совсем не могу. А ты как?

— А я могу.

— Врешь.

Откуда-то сбоку подскочила девчонка, перебила:

— А можно фото?

Костик привстал, пристроил на лицо «светлого инока», взял программку, написал «К…», зачеркнул и вывел витиеватую «Я» с хвостиком.

— Запутался? — усмехнулся Кирилл. — Сам не помнишь, кто ты теперь?

Костик оглядел его сверху вниз, устало вздохнул:

— Ладно… Давай начнем заново. Я — Ярослав.

Кирилл посмотрел на протянутую руку, поднял взгляд — и его ослепило знакомым светом.

Голубым и зеленым.

***

— А сам не хочешь вернуться?

В кафе было безлюдно, Вера резала на кусочки омлет и больше внимание уделяла телефону, чем собеседнику.

— Нет. У меня теперь своя «Семья».

— И каково это — быть богом?

— Хлопотно, — хмыкнул Ярослав. — Много трат.

— И зачем тебе я?

— Не мне, отцу. Новый бухгалтер не справляется.

— Ты же уже большой. Заработаешь сам. Дети должны содержать родителей, даже святые.

Ярослав нахмурился. Вера отодвинула тарелку и тихо рассмеялась.

— Ну, не сердись. Будут морщины, а ты теперь должен следить за лицом. Я поняла: старые счета кончаются, пора заводить новые… Куда ты смотришь?

Они сидели на втором этаже, и отсюда прекрасно были видны столики первого.

— Да так…

Вера проследила за его взглядом и улыбнулась.

— Понятно. Знаешь, позвони мне через неделю. И я хочу свою старую комнату.

Ярослав положил банкноту в счетную книжку, поцеловал руку довольной Вере и поспешил вниз.

— Машину? Нашли. На штрафстоянке в Москве. Миша пригнал.

— Миша?

— То есть Михаил Германович.

Посвежевшая Дарья ела мороженое, выбирая ложечкой ягоды, и светилась от удовольствия. Интересно, это развод на пользу пошел или «Миша» постарался?

— Понятно. А что с работой?

— Ну, я немного поработала в общине, пока Михаил Германович не привез нового бухгалтера, а со следующего месяца буду в Москве, в адвокатской конторе.

У «Михаил Германовича», — закончил про себя Кирилл.

— А здесь как?

Они встретились совершенно случайно, на улице, договорились посидеть в кафе, вот сидели. А Дарья оглядывалась на широкие окна, как будто кого-то ждала. Ну, то есть понятно, кого.

— Решила съездить на концерт. А тут так удобно — Михаил Германович, оказывается, тоже любит Князя. И он на машине.

— Подвез.

— Ага.

За окном припарковался черный джип, и Дарья заторопилась.

— Ой, мне пора. Рада была повидаться. И, Кирилл Борисович… Мы все молимся о вас.

Дарья вспорхнула со стула, неожиданно чмокнула Кирилла и унеслась. Он пронаблюдал, как она садится в машину, потер щеку и вздрогнул: Костик подошел неслышно и тоже провожал взглядом отъезжающий автомобиль.

— Ты тут откуда?

Костик уселся напротив и сделал знак официанту.

— Мимо проезжал. Ну, как прошло?

— Нормально.

— Вечером расскажешь? У меня сейчас времени — только на кофе. Ты будешь что-нибудь?

Кирилл отказался и просто смотрел, как Костик пьет кофе и думает о чем-то не слишком приятном.

— Все хорошо? — спросил он.

Костик перестал сверлить взглядом стол и оглянулся на окно, как до него Дарья.

— Абсолютно.

Раньше Кирилл не спрашивал, хотя и очень хотелось. А тут и повод есть:

— А ты не хочешь вернуться?

Костик накрыл ладонью руку Кирилла и улыбнулся светлой, такой знакомой улыбкой.

— Нет. У меня теперь своя семья.

Кирилл счастливо улыбнулся в ответ.

За его спиной от лестницы к выходу прошла Вера, жестом показав: «позвони».

Ярослав улыбнулся и ей.