ТЕМА С ОСТРЫМИ ГРАНЯМИ

— Есть одна тема, Андрей, — сказал редактор. — Она не в русле того, что ты обычно пишешь, но, может, это и к лучшему — посмотришь на нее свежим взглядом.

В кабинете редактора было тихо, а в редакционных коридорах и кабинетах в это время вовсю кипели страсти — скоро подписывать номер в свет, все торопились, наверстывая минуты.

Но это уже была доводка, шлифовка номера, все главные материалы вычитаны, и именно в эти часы редактор любил приглашать к себе специальных корреспондентов для разговоров о будущих материалах. Прилив редакционной энергии уже пронесся через его кабинет и сейчас пенил волны в типографии и других службах.

Редактора редко звали по имени-отчеству, обычно кратко: Главный — Главный сказал, распорядился, утвердил...

В последнее время, по наблюдениям Андрея, в журналистике появилось немало специалистов экстра-класса, умеющих автоматически выбирать нужные шрифты, ставить рубрики и линейки, но привносящих в газетную строку такой холод, что становилось не по себе. Главный в редакции Андрея еще не растерял умения не высчитывать, а увлекаться.

— Вот, старик, почитай-ка письмецо. Это отклик на статью о диких нравах в иных местах отдыха молодежи. Помнишь ее? «Гниль»...

Андрей помнил статью-размышление молодого журналиста, порою чрезмерно азартного и бескомпромиссного. Речь шла о молодежном кафе. Судя по письму, порядки там царили странные. Группа завсегдатаев устраивала драки, вовлекая в их орбиту случайно попавших посетителей, держала в страхе других ребят, спекулировала по малости. В угоду им худосочный оркестрик, исполнив для приличия одну-две популярные мелодии из кинофильмов, переходил на пошлый, но громоподобный репертуар, когда уже не слышишь музыки, а только видишь разгоряченные, потные лица и дергающиеся ноги. Официантки крайне неохотно принимали заказ на салаты, зато быстро несли вина и коньяки. Порою завсегдатаи что-то не могли поделить и тогда для дальнейших объяснений выходили на свежий воздух. Возвращались не все, иные с синяками, с разодранными рубашками. Причинами потасовок почти всегда были девчонки — здесь считалось в норме пригласить на танец незнакомую девушку, и, если она, как здесь говорили, «ежилась» или за нее вступался парень, который с ней пришел, вот тогда все и начиналось...

На редколлегии тогда спорили — стоит ли писать об этом. Решили — надо, хотя и не очень приятно, грустные факты.

«Для кого существуют такие кафе? Кто там хозяин — кучка распоясавшихся хулиганов или все-таки те, кому надлежит быть хозяином? Какая мораль здесь проповедуется?»

— спрашивал автор статьи.

И еще он писал:

«Я знаю, найдется немало людей, которые будут упрекать меня в том, что я пишу о нетипичном явлении, и главным будет такой аргумент — у нас растет здоровая, умная, грамотная молодежь. Кто спорит с этим? Однако кто не знает и того, что к постоянно повторяющимся случайностям в конце концов привыкают?»

Читательская почта после публикации оказалась большой. Отклики были разные. И такие, которые предвидел автор:

«Не умеете замечать хорошее в жизни, стремитесь очернить действительность...»

И другие письма были:

«Своевременное выступление, надоели всепрощенчество, снисходительность — они к добру не приводят».

Конечно, не обошлось без крайних выводов.

Большинство читателей сходились на мысли, что явление обозначено правильно, и с «потусторонней моралью», как говорилось в одном из писем, необходимо решительно бороться. Но то письмо, которое протянул Андрею редактор, выпадало из общей почты, было необычным. Выписанные ровным, круглым почерком старательной ученицы строки таили в себе тревогу. И опытные сотрудники в отделе писем немедленно и квалифицированно выудили его из общего потока.

«Я да и вся наша компания не читаем газет. И этот номер со статьей вашего корреспондента попался нам случайно — завернули в него бутылку портвейна. Когда употребляли вино на подоконнике в подъезде, кто-то обратил внимание на заголовок и сказал: «Детишки, это про нас...» Прочитали — и действительно, будто наше кафе и наша компашка описаны. Что вы хотите от этих ребят? Одеваются не так, как предки? Волосы длиннее, чем у этих серых, которые вкалывают до темноты в глазах? А кто установил, во что надо одеваться и какой длины должны быть волосики на темечке? Мы не маленькие, мы давно уже взрослые. Что хотим, то и делаем. Видишь парня в «вельветах», в кожаночке, посмотришь, как он все это таскает на себе, и сразу определишь: свой или чужой. Это как опознавательные знаки, понятные только посвященным. А ребята, которых вы в своей статье пытаетесь пропесочить, правильно живут. С такими весело, они открыто делают то, что хотят. Девчонку поучил за то, что не хотела с ним танцевать? А чего, спрашивается, притопала на танцы? Не хочешь — дома с мамочкой сиди. У нас в баре «Вечернем» тоже так бывает: строишь из себя бог знает что — пожалуйте на выход, поговорим. Когда-то, когда я была совсем маленькой, все люди казались мне добрыми и умными. А потом убедилась, что подлецов и в нашем просвещенном веке вполне достаточно. Потому мы и держимся друг за друга. Когда вместе, можно других прижать, а если одна — тебя прижмут. В редакции никогда не писала, но сейчас решила, потому что надоели вы все со своими сладенькими поучениями. К сему подписываюсь — Анжелика».

Письмо было написано быстро, судя по тексту, без особых размышлений, оно как всплеск воды в озере после брошенного камня.

Обратный адрес не обозначен. А почему Анжелика, понятно — в эти дни как раз шел кинофильм «Анжелика — маркиза ангелов» и у кинотеатров стояли длинные очереди.

— Обрати внимание — Анжелика, — иронически сказал Главный. — Читал?

— А чего, похождения дочери барона Сансе де Монтелу впечатляют.

— Значит, прочитал, раз даже это запомнил — барон Сансе де Монтелу...

— В вашей редакции, товарищ Главный, вкалывают интеллигентные люди.

— Не заводись, это ты умеешь. Лучше — твое мнение о письме.

— Если взялась за ручку, решила писать, спорить — значит, думает, пытается понять.

— Пожалей бедняжку, — пошутил редактор, — а она, если не понравишься, скажет тебе: пожалуйте на выход, поговорим. И будут ждать тебя трое плечистых ребятишек с узкими лобиками.

— Почему обязательно с узкими?

— Все они на одно лицо. Это как болезнь. Было время — челки на глаза навешивали, потом наголо брились, затем — патлы до плеч...

— А помнишь, когда серия фильмов о Тарзане появилась, мы все по деревьям лазили и истошно вопили — жуть...

— Особенно в парке вечером, как заорешь — все парочки на скамейках вскакивают, — засмеялся редактор.

Андрей тоже улыбнулся:

— Ты эти фильмы раньше смотрел, я позже — их долго крутили, ты раньше по деревьям прыгал, я позже, ты теперь редактор, а я, слава богу, всего лишь репортер.

— Тоже философ, — развеселился редактор. — Мол, переболеют, повзрослеют...

Он вдруг помрачнел, стал казаться старше своих лет.

«Достается редактору, — подумал Андрей, — газету хочет делать поинтереснее, а иные темы — с острыми гранями, можно и в кровь порезаться».

— И все-таки многое идет от возраста, — осторожно сказал Андрей.

— Если бы все было так просто, тогда и говорить не о чем. Боюсь, это не возрастное, с годами не проходит, разрастается. Хотя, безусловно, фактор возраста имеет быть. Но... Такую вот Анжелику и ее компанию «деловые» людишки к рукам прибирают, воспитывают по-своему, глядишь — сегодня в кафе сидит, а завтра в колонии для несовершеннолетних. Стали мы, к сожалению, забывать простую истину, которую наши отцы, партийцы из особой стали, всегда помнили: воспитательная работа не терпит пустоты. Человек — самая великая из всех ценностей, и прибрать ее к рукам охотники всегда найдутся.

— Ты тоже упрощаешь, — возразил Андрей. — Необязательно из завсегдатаев кафе набирается пополнение для колоний. И от проступка до преступления дистанция огромного размера. Посмотри, сколько вокруг прекрасных ребят. И у них необязательно стрижка под нолик, — ехидно добавил он. — Просто «трудный» возраст...

— Кто-то первый начал писать про так называемый «трудный» возраст, — рассердился редактор. — Сейчас любой пятнадцатилетний верзила тебя двинет, ты его за шиворот, а он, если удачно прихватил, вопить начинает: «Не троньте, у меня «трудный» возраст!»

— Еще говорят: переходный возраст, — ехидно заметил. Андрей.

— Вот-вот. А от чего к чему переход? От детства к юности, из юности — в зрелость! Самая прекрасная пора. Это ведь как ранним весенним утром: уже заря занялась, вполнеба сияет, и хочется идти к ней, притронуться рукой, прикоснуться сердцем, душу в ней выкупать.

— Заря — огонь... Можно обжечься...

— Ох, Андрей Павлович, — вздохнул редактор, — старым ты стал, очень правильным и каким-то рассудочным. Конечно же, когда к огню прикасаешься, можно и сгореть, и ожоги такие заработать, что на всю жизнь шрамы. Но огонь и очищает, закаляет. Так?

— В этом ты прав.

— То-то.

Главный любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Андрей снова перечитал письмо «Анжелики». За напускной бравадой, цинизмом напоказ теплилось что-то искреннее.

— Хотел бы я на нее глянуть, — сказал Андрей.

— Так давай, за чем же дело? — Редактор, видимо, ждал именно этих слов от Андрея. — Там и адресок указан. Бар «Вечерний», это ведь совсем недалеко от нас.

— Я много раз проходил мимо, туда всегда очередь.

Редактор тоже неоднократно видел неоновую рекламу бара. Кто знал, что там кипят такие страсти? Он настойчиво посоветовал:

— Только вот что: никаких поспешных выводов и действий. Тема очень и очень непростая. Как объяснить, откуда берется вся эта шушера? У многих людей особое беспокойство вызывает преступность среди молодежи. И их можно понять — огромное дело всей своей жизни они хотят передать в надежные руки. Наконец, у всех сидят в печенках инциденты в подъездах, драки во дворах, в темных закоулках. Как объяснить причины всего этого? Допустим, в начале двадцатых годов все лежало на поверхности: тяжелое наследие гражданской войны, голод, разруха, безработица, беспризорность. А сейчас? Жизнь даже сравнивать нельзя с теми годами. Ясность цели, открытые пути... Почему же иной парень или девчонка не идет в театр, а забивается в подъезд? А у другого соседствуют эрудиция и бездушие, любовь к музыке и нравственная пустота?

— И я хотел бы знать это, — сказал Андрей.

— Значит, берешься за тему, — : отметил редактор. Он посоветовал: — Почитай специальные работы, они имеются, не одни мы такие умные, многие давно уже ищут более эффективные пути влияния на личность взрослеющего человека именно сегодня, в век бурный и стремительный. Свяжись с энтузиастами воспитания — их тоже немало. Я скажу, чтобы тебе подготовили читательскую почту.

— Что-то многовато для одной статьи...

— А кто тебе сказал, что нужна одна статья? Кому польза от разрозненных газетных выступлений? Нужна серия материалов, бьющих в одну точку, может быть, документальная повесть. Я советовался с умными людьми, они предлагают даже специальную рубрику: «Журналист исследует проблему». Звучит солидно, а?

Андрей согласился:

— Замыслы действительно серьезные.

Новое редакционное задание привлекало. Материал мог получиться актуальным. Дело даже не в том, что на эту тему приходило много писем. Андрею и самому хотелось понять мир, от которого его отделял возраст в каких-нибудь десять лет, но где жизнь порою катилась по непонятным ему законам.

Вот так все и началось, с вечерней беседы в редакторском кабинете.

Андрей еще недолго посидел у себя, попытался «добить» последнюю из статей о командировке в Африку — не очень получалось, настроение было странным. Он по автомату набрал Киев, но там, куда он звонил, никто не ответил. «Ну, погоди, — сказал в пространство Андрей. — Вот я сейчас тоже поеду развлекаться». Полистал записную книжку, но по одним телефонам было звонить уже поздно, по другим — еще рано.

Дома он сварил крепкий кофе и снова сел за письменный стол — нельзя давать сердцу почувствовать слабину, иначе оно поведет себя как капризный механизм, чего доброго, еще начнет диктовать свою волю.

«Завтра же пойду в бар «Вечерний», — решил он. — И найду Анжелику».

На следующий день Андрей завертелся, закружился в редакционной толкучке и отложил визит в кафе «на потом».

Через два дня миленькая секретарша отдела писем Олечка принесла ему коричневую папку — в ней были подобраны письма на темы «подросток и улица», «подросток и свободное время», «подросток и взрослые» — словом, обо всем том, о чем шел разговор с редактором.

Андрей понял, что ему вежливо намекают — пора, мол, браться за выполнение редакционного задания.

Загрузка...