Зона риска

ПАДЕНИЕ В ТЕМНОТУ

Андрей из болезни выкарабкивался трудно. Его каждый день осматривала, слушала, буквально ощупывала Людмила Григорьевна. Анечка стояла рядом, всегда готовая выполнить любое поручение врача. Они потом надолго останутся в памяти Андрея вот так: склонившаяся над ним Людмила Григорьевна и застывшая в стремительной готовности что-то делать, подать, принести Анечка.

Людмила Григорьевна была всегда ровной, приветливой, жизнерадостной, и только когда думала, что Андрей ее не видит, по лицу у нее всплесками мелькали тени неудовольствия.

Настоящие мучения доставляли перевязки. Тогда на помощь Анечке прибывала Виктория Леонидовна.

— Жив, лейтенант? — весело спрашивала она, звякая какими-то ножничками, щипчиками, склянками.

— Тяну, товарищ медсестра, — пытался браво отшутиться Андрей, а в глазах у него стояла кромешная тьма.

— Осторожнее, Виктория Леонидовна, ему же больно, — жалобно просила Анечка.

— Нравится парень? — Виктория Леонидовна сноровисто обрабатывала края раны. — Не волнуйся, вылечим тебе жениха. А что больно, мужчинам положено хоть раз в жизни настоящую боль изведать, на то они и мужчины. Вот ты выйдешь замуж...

— Ой, что вы такое говорите! — заливалась румянцем Анечка. — И не собираюсь...

— Выйдешь, куда денешься... А знаешь, откуда это пошло «быть замужем»? Быть за мужем, понятно? — Последнюю фразу Виктория Леонидовна произнесла, четко разделяя слова. — И как же ты за ним, сердешным, будешь, если он кисейная барышня и его первый же мороз к земле прибьет?

Андрей был благодарен Виктории Леонидовне за то, что она была охоча до разговоров — боль терпелась легче, он изо всех сил старался не уронить себя в глазах фронтовой медсестры.

— Терпи, лейтенант, — подбадривала Виктория Леонидовна. — Жизнь того стоит, чтобы за нее побороться. Согласен?

— Еще как! — Андрею казалось, что он сказал это громко и весело.

— Скоро Анечку на танцы пригласишь... Не забудешь?

Анечка улыбалась, и в палате становилось светлее — так казалось Андрею.

Потом случился день, когда Андрею стало совсем неважно. К вечеру разболелась рана — укол не помог, Андрей повернулся лицом к стене, сжал зубы, стараясь не стонать. Боль разливалась по всему телу, ноюще отдавалась в сердце. Андрей уже хотел было потянуть за шнур сигнала, позвать сестру, но решил еще потерпеть, авось пройдет. А потом стало совсем тяжко, и Андрей, уже проваливаясь в темноту, все-таки дотянулся до шнурка.

Очнулся он оттого, что снова было больно. «Хорошо, — неожиданно обрадовался он, — раз болит, значит, живу». И тут же устыдился этой мысли, разве можно о таком думать? В палате были и Людмила Григорьевна, и Виктория Леонидовна, и Анечка, еще какие-то врачи.

— Пришел в себя, — услышал он голос Людмилы Григорьевны.

— Хорошо, — сказал кто-то, голос Андрею был незнакомым. — Продолжайте, как условились. Оставьте в палате сестру, пусть дежурит у койки. Если станет хуже, немедленно вызывайте нас. В любом случае мы через час-два наведаемся.

Незнакомые врачи ушли. Позже Андрей узнал, что вбежавшая в палату на тревожный сигнал Анечка сразу же вызвала бригаду из реанимационного отделения.

У изголовья кровати стояла капельница, прозрачная трубка заканчивалась иглой, ее приклеили лейкопластырем к руке, там, где синела вена.

— Напугали вы нас, Андрей Павлович, — сказала Людмила Григорьевна. — Молчите, молчите, все уже хорошо. Сейчас мы условимся, кто с вами побудет до утра. Смена Ани кончилась, к сожалению.

— Можно мне не уходить? — умоляюще попросила Анечка. — Я не устала, нисколечко. Только домой позвоню, предупрежу.

— Хорошо, — согласилась врач. — Так даже лучше, вы знаете больного. Андрей Павлович, — предупредила она, — никаких движений и разговоров, абсолютный покой. Аня, проследите за этим. И чуть что — зовите дежурного врача. Если станет хуже — звоните мне домой. Идемте, Виктория Леонидовна, кажется, наш журналист и на этот раз выдержал.

— Гады какие! — зло сказала Виктория Леонидовна.

— Кто? — не поняла Людмила Григорьевна.

— Те, кто его по голове шарахнул. Это ведь надо — не война, не бой, а парень который день по краю могилы ходит...

— Тише, — попросила врач, — вообще не стоит про это — он нас слышит...

— Ну и пусть слышит. Злее будет.

— Нам, врачам, особенно в «неотложке», в хирургии бывает очень тревожно. Не так давно девушку привезли... Какие-то двое избивали старика в переулке, она закричала, заступилась и сама получила удар ножом под сердце. Как же назвать того, кто бьет ножом, железкой, чем там еще, человека? Иногда говорят — заблудившийся... Так заблудившийся — это тот, кто дорогу потерял и старается отыскать ее... А вот такие, которые на жизнь руку поднимают, — они враги...

Андрей навсегда запомнит разговор врача и медсестры, услышанный сквозь, казалось, невыносимую боль.

Через несколько дней ему снова стало полегче. Зашел Ревмир Иванович, вместо приветствия осуждающе покачал головой:

— Говорят, вы тут фокусы выкидываете... Так, пожалуйста, поосторожнее...

Андрей засмеялся:

— Мне тоже такие фокусы, как вы выражаетесь, ни к чему. — И серьезно пообещал: — Впредь постараюсь вас не подводить.

— Вот, вот, а то без вас мы преступников не поймаем, останется нераскрытым преступление.

— Статистику испортите? — осведомился Андрей.

Ревмир Иванович понял, на что намекает Андрей.

— Далась вам, журналистам, эта статистика! Да милиция, можно сказать, кровно заинтересована в раскрытии любого, даже самого мелкого, преступления. Мы-то не раз видели, как безнаказанность рождает трагедии, Ну-с, об этом еще будет время поговорить, давайте продолжим нашу беседу о событиях минувшего лета. Что было после вечера в баре «Вечернем»?

— Да ничего особенного, — сказал Андрей. — Я продолжал собирать материал для серии задуманных статей. В ту субботу, в которую условился встретиться с Елой, с утра побывал на «пятачке». Еще это место называют комком.

— Как, как? — переспросил Ревмир Иванович. — Переведите, пожалуйста, этот термин на понятный непосвященному язык.

— «Пятачок», где толпится вся эта спекулянтская мелюзга, называют еще комком, от слова «ком», «комок». Они действительно со стороны напоминают копошащийся, постоянно меняющий форму, то разрастающийся, то сжимающийся ком. И должен вам сказать, что грязи заверчено в его оболочку хоть отбавляй...