Зона захвата

9

Нашпигованный рваными, тревожными видениями сон внезапно оборвался вспыхнувшей в сознании молнией. Липатов будто упал в пропасть и очнулся от боли. Реальной боли.

Он открыл глаза.

Над ним навис неизвестный, а перед самым лицом Андрея бездонным провалом чернело дуло «акаэма».

Еще один удар в бок пронзил насквозь все тело.

Послышался грубый гортанный окрик с легким, скорее наигранным, нежели естественным акцентом:

– Э, ишак, вставай, да! Тебя до обеда надо будить, да?

Преодолевая боль, Липатов подскочил, отпрянув от неизвестного, облаченного в грязный камуфляж. Обросшее черной бородой лицо незнакомца презрительно скривилось.

Андрея захлестнул поток образов из неприятного прошлого.

Чечня…

Однако чернобородый быстро вернул Липатова в еще более неприглядную действительность.

Он ткнул Андрею стволом автомата в живот и все так же гортанно и с акцентом воскликнул, слегка растягивая гласные в словах:

– Э! Я твой мама имел! Ты глухой или тормоз, да?

Андрей, неудачно скрывая страх, посмотрел на бородача и хрипло произнес, не узнавая собственного голоса:

– Не стреляй… Не надо…

Бородатый с превосходством ухмыльнулся. Его злые карие буравчики сверлили Липатова, а тот старался не смотреть в глаза жестокому человеку.

В стиснутом страхом сознании Андрея вновь зароились воспоминания о Чечне.

Тело сотряс неожиданный озноб, с которым он никак не мог справиться. Потоком неслись мысли об одном и том же: «Как такое возможно, как он попал туда, куда ни за какие деньги не согласился бы вернуться еще раз? Что произошло… что произошло… что произошло???»

Появился еще один, вооруженный автоматом, уже рыжебородый, лет двадцати пяти – тридцати. Впрочем, борода делала его значительно старше. Он был невысокого роста, коренастый, уверенный в себе, в таком же грязном камуфляже, что и первый.

Коренастый что-то спросил у товарища на своем непонятном языке. Тот ответил. И тогда рыжебородый, ни слова не говоря, врезал Липатову прикладом в грудь.

Болезненный удар оказался много сильнее боли от падения. Дыхание перехватило. Андрей сдавленно вскрикнул и тяжело, часто задышал, пытаясь унять мучительные ощущения. Помутненным сознанием он чувствовал, как ему завернули за спину руки и туго связали их от запястий до локтей. Затем, пиная в бока, заставили подняться. Подталкивая в спину автоматами, награждая пинками в зад, гортанно выкрикивая угрозы, выгнали на улицу.

С пасмурного неба крапал мелкий дождь. Серый рассвет расширил скрытый ночной темнотой горизонт. Теперь у Липатова появилась возможность осмотреться.

Увиденное потрясло. Куда ни глянь – везде разруха и запустение. В городе, на окраине которого он находился, явно когда-то шли бои. Об этом свидетельствовал остов сгоревшего танка Т-80 с разбитыми траками, башня повернута вбок, пушка уныло опущена почти к самой земле. Все здания в пределах видимости основательно разрушены, стены испещрены щербинами от ударов пуль, провалы окон закопчены – в помещениях бушевали пожары. Кое-где стены зданий осыпались, вероятно от взрывов при попадании снарядов. Улицы усыпаны мусором, асфальтовое покрытие разбито воронками с вывороченной, уже слежавшейся землей вперемешку с глиной и камнями.

Самое ужасное, что это был родной город Андрея.

Но… какой-то старый, что ли…

Эту окраину Липатов хорошо знал, здесь нередко проводились гонки, в которых он так любил участвовать. Только в его городе здесь, помимо довольно старых домов, высились и новенькие шестнадцатиэтажки, возведенные какой-то строительной компанией, выхватившей в жесткой конкуренции пусть не самые престижные городские участки, но все же.

В этом городе не было высоток. Только пятиэтажные безликие панельные и кирпичные коробки, возведенные «во времена оны», когда не обремененный жизненными проблемами младший Липатов, ведомый мамой за ручку, шагал в детский сад…

Если бы не боль от ударов, крики бородатых и липкий всепоглощающий страх, Андрей снова решил бы, что это сон. Дурной сон. Когда он проснется, все будет по-прежнему: неплохая работа, хорошая квартира, деньги и, самое главное, машина, которой Андрей гордился небезосновательно, потому что второй такой в городе точно не было.

Его погнали куда-то по разрушенной улице, но недалеко. За третьей по счету полуразрушенной пятиэтажкой Андрей увидел сидящих на корточках, на составленных в стопку кирпичах и просто на асфальте людей – мужчин и женщин разного возраста. Всего человек тридцать, может, чуть больше. Они хмуро мокли под небольшим дождиком, время от времени с опаской озираясь по сторонам. Все мужчины, как и Андрей, были связаны. У женщин руки оставались свободными, видимо, неизвестные не опасались их – слабых и напуганных.

Сбившихся плотно людей охраняли несколько человек в камуфляже, вооруженных «калашами». Как успел заметить Андрей, среди них двое были вполне славянской внешности. У одного даже между расстегнутыми на груди пуговицами камуфляжной куртки виднелся крестик на шнурке.

Липатова толкнули в общую кучу, и он опустился на колени, сгорбившись. Наконец-то появилась возможность привести мысли в порядок и понять, что же все-таки произошло. Но никакого разумного объяснения случившемуся он по-прежнему не находил.

Андрей исподтишка поглядывал на соседей и вдруг осознал, что все они одеты как-то одинаково, неброско, бедновато даже. Так одевались когда-то давно строители коммунизма, не верящие в него, испытывающие дефицит буквально во всем. У этих людей даже выражения лица было иное. Какое? Андрей не смог бы сказать точно, но определенно иное.

Документальные фильмы тех лет очень наглядно передавали ту атмосферу. Люди, жившие в те времена, вскорости начнут сожалеть о них, как о безвозвратно утерянных вместе с великой державой, с интересами которой считался весь мир.

Липатов не разделял эту позицию, даже посмеивался над ностальгирующими.

Он полагал, что время, в которое ему довелось жить, гораздо лучше того, о котором с грустью вспоминали его родители.

Андрей был убежден, что сейчас, если умеючи, можно добиться таких высот, о каких при Союзе нечего было и помышлять…

А если что-то не получилось, так сам виноват. Слабые и неудачники должны отсеиваться естественным отбором.

Липатов обратил внимание, что находящиеся рядом с ним люди с любопытством рассматривают его, одетого совсем не так, как они. Он вдруг подумал, что в своих кроссовках, фирменных джинсах и яркой футболке похож на какого-нибудь иностранца, приехавшего в Союз образца восьмидесятых, когда тотальный дефицит свирепствовал, словно чума.

Чтобы не встречаться с завистливыми даже в такой ситуации взглядами, он посмотрел поверх голов товарищей по несчастью.

Вокруг все тот же мрачный пейзаж войны.

И почти сразу Липатов увидел на торце одной из пятиэтажек написанный красной краской лозунг: «Решения XXXII съезда КПСС – в жизнь!»

А чуть ниже еще один: «XVII пятилетку – 2010–2015 гг. – за четыре года!»

Краска не выглядела совсем уж старой и облезшей, как это случается с годами. Просто атмосфера разрухи делала город заброшенным и унылым, но если приглядеться повнимательнее, становилось ясно: бои шли здесь не более года назад.

Липатов подсчитал, что если бы СССР здравствовал и поныне, то как раз случился бы тридцать второй съезд коммунистической партии и семнадцатая пятилетка. Тем более что даты на втором лозунге это подтверждали.

Значит…

Нет…

Нет!

Этого не может быть!

Однако реальность говорила сама за себя. Неужели ситуацию надо принимать такой, какая она есть?

Если это не смерть, не галлюцинации, тогда хороши любые объяснения в рамках здравого смысла.

На ум пришла следующая гипотеза: каким-то неведомым образом он угодил в некий параллельный мир, где СССР продержался намного дольше, чем в привычной реальности. Не так давно, судя по следам разрухи, началась война. С кем? С американцами? С китайцами?

В таком случае кто эти неизвестные, которых он вначале принял за чеченских боевиков? То, что они с Кавказа, сомнений не вызывало, однако что среди них делают вон те двое русских? Наверное, это какая-то банда, возможно дезертиры. Но с кем же все-таки война?

Андрею стало не по себе при мысли, что он, возможно, сейчас получает дозу радиации, облучаясь от последствий взрыва атомной бомбы, – ведь если это война, значит, непременно ядерная. Однако секундой позже он ощутил настоящий страх, осознав, что это какой-то совсем другой мир.

Другой!!!

Разве такое возможно???

В книгах, в кино – да. Но не в реальной жизни.

Бред какой-то! Бред! Бред!

Но даже если на секунду допустить возможность подобного, возникает вполне резонный вопрос: как вернуться назад? Как?

И самое главное: что с ним будет дальше, зачем он нужен этим бородачам? Если хотели бы убить, давно убили бы…

Используют как раба или продадут в рабство? Это вполне в духе чеченских боевиков. Иногда они обменивают пленных на выкуп родственников. Он видел таких пленных в Чечне и в Дагестане, где базировалась его войсковая часть.

Освобожденные являли собой жалкое зрелище. Попадались такие, что по несколько лет находились в рабстве, сидели в вонючих зинданах. Это были седые мальчишки с мертвыми глазами и неживыми масками вместо лиц…

Им повезло. Их освободили при очередной зачистке или выкупили родственники.

Но у него здесь никаких родственников нет…

Господи!!! Неужели с ним будет то же самое?!

Панические мысли прервались появлением другой партии вооруженных камуфлированных незнакомцев. Всего их собралось человек пятнадцать. Среди вновь пришедших тоже были люди славянской внешности.

Пленников грубыми окриками подняли с земли, выстроили в колонну по двое. Андрей оказался в паре с худеньким невысоким пареньком лет двадцати или чуть больше. Паренек затравленно озирался, в широко раскрытых черных глазах застыл испуг, небольшая черноволосая голова спряталась в остренькие плечи.

Кто-то из бородачей встал во главе колонны, кто-то – в хвосте, а остальные – слева и справа от пленников.

Невольничий караван потянулся по изуродованной войной городской улице.

Бородачи заметно нервничали, зыркая по сторонам, сторожко поводя автоматами. Колонна петляла змейкой, пленники часто спотыкались, обходили завалы, заполненные гнилой водой воронки, перешагивали через поваленные столбы или пролезали под теми, что упали не до конца, повиснув на проводах.

Стоящие по обеим сторонам дороги полуразрушенные, похожие друг на друга однотипные пятиэтажки зияли провалами подъездов, чернотой оконных проемов, в которых кое-где сохранились рамы и даже осколки стекол с отражающимися порой солнечными бликами. Вот в этих случаях конвоиры просто падали, где шли, выставив перед собой автоматы.

Липатов уже сообразил: опасаются снайперов.

Все, как когда-то в Чечне при зачистках…