Зона захвата

46

Они подъехали к ухабистой пустынной дороге, огибающей по краю поредевший лесной массив. Дорога, а точнее, колея, словно граница, отделяла лес от давно запущенных, заросших сорняками обширных полей.

Липатов помнил это место – здесь его и других пленников везли из города на ферму. Тогда еще никто из пойманных не знал, что их ждет.

Машины замаскировали в укромном месте. Командир объявил короткий привал, развернул карту и призывно махнул Липатову.

– Как я понимаю, рабов из города возят по этой трассе, верно? – спросил капитан.

– Меня, во всяком случае, везли по этой дороге. Отсюда до базы Маги, по моим прикидкам, километров десять. Может, чуть больше.

– А до города все тридцать, – сверился с картой комитетчик.

Андрей подумал, что капитан очень удачно выбрал маршрут. Липатов носился по лесу не одни сутки, а они вон как шустро попали на эту дорогу, причем на машинах преодолели совсем короткий участок пути. В основном все на своих двоих, пехом.

Вот что значит карта и умение ориентироваться на местности! Разумеется, бородачи могут ориентироваться ничуть не хуже. Просто чудо, что ему удалось выскользнуть из сети облавы, тогда как Илью поймали очень быстро.

Липатов испытывал чувство удовлетворения: сумел уйти от преследователей, отыскал проход в болоте и воспользоваться им дважды, проведя группу через топь, сэкономив уйму дней пути и внеся свою лепту в скорость перемещения. В противном случае, по словам командира, им пришлось бы топать вокруг болота не менее пяти суток.

На привале произошло его первое настоящее знакомство с бойцами. Группа комитетчиков состояла из десяти человек. Возраст парней был примерно от двадцати пяти до тридцати лет. Только старшина и командир выглядели старше, но как на подбор – энергичные, подвижные, выносливые.

Фамилии тут были не в ходу. У всех спецназовцев имелись обязательные клички, ставшие для них вторыми, а по сути, первыми именами. Командира звали Метис. Старшину почему-то Коленвалом, на что тот ни капли не обижался. Остальных не менее причудливо: Таз, Гаврош, Таманец, Птица, Дикой, Барбуду, Пилот и Поручик.

Липатов в их глазах прошел первое крещение, пусть не боем, но все равно выказал себя достойным мужиком. После чего каждый боец подходил, жал ему руку и представлялся так, словно получил свое прозвище от родителей. Впрочем, Липатов в Чечне слышал погоняла похлеще, так что ничему не удивлялся.

Абраменко со своими людьми держался особняком. Комитетчики хоть и не выпускали их из поля зрения, делали при этом вид, словно этой четверки вовсе не существует в природе, а Михельсон с самого начала находился на положении пленного.

После нехитрой процедуры знакомства старшина сказал:

– У тебя тоже будет кличка. Мы с парнями подумали и предлагаем тебе на выбор: Найден или Подкидыш. Ну, ты понимаешь, да? Мы тебя нашли в лесу. Такая вот логика.

Прислушавшись к внутренним ощущениям, Андрей понял, что не хочет быть ни тем ни другим. Эти прозвища его не прельщали. Однако выбирать себе что-нибудь пафосное типа Орел или, там, Барс с Тигром – нелепо. Да, парни согласятся с его выбором, но про себя будут посмеиваться.

Еще во время Чечни он понял: спецназовцы редко имеют подобные позывные: слишком уж напыщенно, вычурно. Такое обычно присуще боевикам. Те любят эпатаж и охотно становятся черными мстителями, плащами и прочими «суперменами».

Все спецы, с кем ему так или иначе удалось пообщаться, носили почему-то «дразнилки», как сказали бы дети. Его самого в армии прозвали Липа, он привык, но тоже не больно-то радовался.

«Вон того зовут Таз, а этого вообще Барбуду, и ничего, живет человек, – подумал Андрей. – Пусть и у меня будет что-нибудь этакое».

– На ферме меня звали Мажор, – сказал он. – Я уже свыкся.

– Хех! – крякнул старшина. – А ведь и правда что-то есть. Ладно, быть тебе с этого дня Мажором. Так что с почином! Жаль, обмыть не получится.

– Эх, я бы тоже сейчас остограммился, – мечтательно произнес кто-то из бойцов.

Старшина погрозил ему кулаком, но сделал это с таким выражением на лице, что все поняли: Коленвал целиком и полностью на его стороне, просто вынужден поддерживать соответствующее реноме. Да и обстановка не способствовала.