Зона захвата

23

Начальник Управления внешней разведки Блока Регионов Евгений Борисович Шемякин не спеша отхлебывал чай из граненого стакана в металлическом подстаканнике. Пил без рафинада и сахарного песка, вприкуску. Эта привычка досталась ему от родителей – простых колхозников, никогда не покидавших границ родного села.

Главный разведчик Регионов славился своим аскетизмом. Носил магазинные костюмчики-тройки, хотя мог заказывать одежду и обувь в спецателье, ездил на личных «Жигулях», а не на статусной черной «Волге» с водителем и мигалкой. На обед ходил в «тошниловку» Управления, где заказывал на первое любимый украинский борщ за тридцать копеек, на второе картофельное пюре с куриной котлеткой, а на третье грузинский чай.

И точно такой же чай приносила ему секретарша в девять утра, когда заканчивалась планерка, и в семь вечера. Рабочий день Евгения Борисовича длился, как было принято подшучивать, «от темна до темнадцати», а сам Шемякин приходил в Управление первым и уходил последним из сотрудников.

Его кабинет был обклеен дешевенькими обоями и обставлен недорогой казенной мебелью: обшарпанный Т-образный письменный стол, десяток деревянных стульев с мягкими спинками. Сам хозяин восседал в потертом кожаном кресле, помнившем еще брежневские времена.

За спиной висел большой портрет вождя мировой революции и поменьше – нынешнего генерального секретаря Блока Регионов.

Раньше на должность, которую нынче занимал Евгений Борисович, ставили генералов из Комитета, но потом появилось модное веяние, по которому даже министр обороны стал штатским человеком. Остальные сотрудники Управления по-прежнему были офицерами, однако по насаждавшейся свыше традиции форму надевали исключительно по торжественным случаям.

Шемякин отдал комитету не один десяток лет, но с погонами расстался без малейших колебаний. Партия приказала, какие могут быть сомнения?

Структуру КГБ перетряхивали многократно, особенно при Черненко. При беззубом правителе органы госбезопасности тоже становились беззубыми. Из ведома Комитета убрали экономические дела особой важности, и местные царьки вздохнули с облегчением. Руки у ОБХСС оказались связанными.

Лишь несколько лет назад начались изменения к лучшему, однако ломать всегда легче, чем строить. Прежние авторитет и эффективность приходилось нарабатывать.

С трудом решался кадровый вопрос. Большинство зубров поувольнялось при черненковском бардаке, смену подготовить не удалось. Опытных оперативников не хватало. Люди вроде Шемякина руководством Регионов ценились на вес золота. А он… просто оказался в нужное время в нужном месте.

В Москве ему не давали ходу. Зато генсек Даниловский принял с распростертыми объятиями. Как же, такая креатура!

Сейчас было утро. Подчиненные разбежались, отчитавшись за старые задания и получив новые, вызова на ковер не ожидалось. Евгений Борисович верил в примету, согласно которой как начнется день, так он и пройдет.

Хорошее настроение испортил незапланированный вызов из лаборатории, о существовании которой не то что в Управлении, в самих верхах не знал никто, кроме Шемякина.

Ситуация была нештатной и потому сильно напрягала. Профессор Петров не относился к числу паникеров и не вызывал понапрасну. Значит, что-то произошло.

Разговор велся по закрытому каналу связи: Евгений Борисович всегда заботился о собственной безопасности.

Петров немногословно доложил о причинах внеурочного вызова.

– Хорошо, – откликнулся собеседник. – Ситуация мне понятна. Насколько можно доверять Магомедову?

– Это не тот человек, на которого можно положиться. Но до сих пор он нас не подводил.

– Тем не менее вы не исключаете такой возможности? – Шемякин прекрасно знал ответ на этот вопрос (пухлое досье на Магу и все его подвиги лежало у него в сейфе), однако хотел проверить, насколько совпадает его мнение со взглядом человека, непосредственно общающегося с главарем «незаконного бандформирования».

– Не исключаю. Магомедов будет выполнять условия нашего договора только до тех пор, пока ему это выгодно. Если обстоятельства изменятся, он сразу переметнется к другой стороне и сдаст нас с потрохами.

– Есть ли смысл помогать ему? Может, лучше свернуть лабораторию и перебазироваться в другое место?

– К большому сожалению, эксперимент находится в такой фазе, что я не могу на это пойти. Я не хочу начинать все сначала! Столько трудов пропадет впустую!

«И денег!» – хотел добавить Шемякин, но промолчал.

Финансирование шло отнюдь не из его кармана, но – что правда, то правда – средства были вложены колоссальные. И теперь, когда появились обнадеживающие результаты, было бы всего обидней свернуть изыскания.

Хозяева, конечно, поймут, но не обрадуются. Почему-то они требовали форсировать все работы. Что-то их поджимало, причем сильно.

С другой стороны, Шемякин испытал страх. Ставка действительно была очень высокой. Если до генерального дойдет, чем занимается глава его внешней разведки, быть беде. Пущенная собственноручно пуля в висок станет тогда лучшим выходом из положения.

Решение следовало принимать с максимальной срочностью.

Евгению Борисовичу удалось победить приступ страха. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Шампанского он не любил, но коньячок с лимончиком жаловал. Исключительно дома, в нерабочей обстановке.

Шемякин покатал пальцами карандаш по столешнице. Столь нехитрая манипуляция позволяла главе Управления сосредоточиться на главном.

«Собственно, чего это я испугался? Образцы проделывали похожие операции неоднократно. При соблюдении разумной осторожности шансы на успех высоки».

– Будем считать это новой фазой полевых испытаний. Разрешаю выделить Магомедову двух особей под вашу ответственность. Приложите все усилия, чтобы режим секретности не был нарушен. В противном случае следующего разговора у нас не будет. Я приму самые жесткие меры, вплоть до вашего устранения и уничтожения лаборатории.

– Я все понял, – тихо произнес профессор. – Не сомневайтесь, все пройдет гладко.

– Жду от вас ежедневного доклада. Конец связи.

Петров отключился.

Шемякин допил остывший чай, не чувствуя вкуса. Куски сахара в блюдце с высокими краями так и остались нетронутыми.

Докладывать о возникшей проблеме или отложить до ее разрешения?

Те, кто доверил ему этот проект, не любили, когда их дергают по пустякам. И еще сильнее не любили, когда ситуация выходила из-под контроля.

Иногда Шемякин чувствовал себя аргонавтом, плывущим между громадами Сциллы и Харибды. Если они зажмут его – сотрут в порошок.