Зонтик для террориста

12

Я шагал в направлении, противоположном потоку толпы, движущейся из квартала офисов в центре города. Кроме меня, никто не шел по обрамленной рядами колонн проезжей части. Специальный проход для местных обитателей специального жилого квартала.

Девятый час. Я дал два обещания позвонить. Асаи еще рановато. Токо я звонил с Восточного выхода, но она не подходила. Я принимал участие в похоронах один-единственный раз, когда умер мой дядя. Но насколько я помню, улизнуть с церемонии — дело непростое.

Тацу слушал радио в картонном доме. Тело его покачивалось в такт музыке. Если не ошибаюсь, в это время он обычно сидит в своей берлоге. Основные передвижения начинаются поздно ночью, когда все выходят на поиски пропитания.

Я подошел поближе, он поднял руку и улыбнулся мне.

— Как дела?

— Хуже некуда, — ответил я. — А дедушка Гэн так и не вернулся?

— Нет, не вернулся.

Тацу помахал бутылкой виски, которую я дал ему вчера.

— Ну что, по одной?

Я кивнул и зашел к нему. Положил рядом с собой пластиковый пакет с покупками из магазина в подземке. Пританцовывая в такт музыке, Тацу ловко налил виски. Я отпил глоток и спросил:

— Что это за музыка?

— Рэп. «Degable Planets».[62]

Я прислушался. Трио, два парня и девушка, что-то пело скороговоркой. Скорее даже не пели, а наговаривали. Непонятный для меня мир. И слов совсем не разобрать. Но у меня не возникало впечатления, будто я слушаю жужжание пчел, которое обычно вызывала у меня музыка, называемая рэпом. Скорее она напоминала декламацию стихов.

— Не смейся надо мной, если я не прав. — Непроизвольно мне захотелось поделиться впечатлениями. — Я вовсе не разбираю английских текстов. Но сдается мне, эта песня с интеллектуальным оттенком.

Тацу все-таки усмехнулся. Но сказал он совсем не то, что я предполагал:

— Сима-сан, у тебя хороший слух. Наверное, музыкой занимался?

Я грустно улыбнулся и ответил:

— Никто мне такого не говорил, кроме тебя. У меня комплекс по поводу собственного слуха.

— Нет, у тебя хороший слух. Все ребята из «Degable Planets» — интеллектуалы. На их творчество оказали влияние Сартр, Кафка.

— Вот как? И такой рэп бывает? Как называется эта песня?

— «Счастье — здесь».

— Шутишь?

— Правда. В моем переводе. По-английски: «It’s good to be here». Поэтому «Счастье — здесь».

Мне понравилось:

— Здорово. Хороший перевод.

— А то! — похвастался он.

И тут я заметил, что из кармана Тацу торчит мятая зеленая бумажка, похожая на денежную купюру. Я показал на нее пальцем и спросил:

— Что это у тебя?

— А-а, это. Долларовая бумажка, — ответил он, запихивая ее в карман. — На память оставил.

— Так ты же бывал заграницей, да, Тацу? Куда ты ездил?

— В основном по Америке колесил. Дольше всего задержался в Нью-Йорке. Я не хотел больше возвращаться в эту дурацкую страну.

— Вот как? А что ты там делал?

— Да так. По-разному.

Сам Тацу никогда ни про кого не расспрашивал. Даже не узнал у меня, почему я тут оказался. Не спросил, почему остался без работы. И я у него больше ничего не выпытывал. Наверняка видел он всякое. Иначе, вернувшись на родину, не стал бы бомжем в столь молодом возрасте.

— Значит, в Нью-Йорке, — пробормотал я.

Я ни разу не выезжал за границу. Жил в мире, далеком от паспортов и виз.

Виски в бутылке Тацу почти не осталось. Я достал из пластикового пакета новую бутылку и две пенопластовые коробки с рисом. В пакете оставалось еще две бутылки.

— Это что?

— Подарок. У меня осталось немного денег. Это рис с мясом, купил в столовой навынос. Тебе порцию и старику-профессору. Он неважно выглядит.

— Хорошо. Я передам профессору попозже. — Тацу нахмурился и затеребил бороду. — Только знаешь, Сима-сан. Я сегодня с радостью приму твой подарок, но, по-моему, тебе не стоит продолжать в том же духе.

— Почему?

— Здесь так же, как и во всем мире, в определенной мере работает закон: сильный пожирает слабого. И здешние обитатели хорошо это понимают. Ты любишь, чтобы тебя жалели?

— Но, Тацу, сегодня утром ты дал ему коробку с обедом.

— Потому что он сам меня об этом попросил. К тому же я ему ту херню специально не покупал. Слишком жирно. Выпивка — другое дело. Потому что не продукт первой необходимости.

— Вот как? Значит, я перестарался? — Действительно, я допустил оплошность. Я еще не привык к правилам их мира. Для них я по-прежнему аутсайдер. — Впредь буду внимательнее, — сказал я, и Тацу наконец-то улыбнулся.

— Ну, не стоит так грузиться. Ты же хотел как лучше. В любом случае, передам коробку профессору.

Добрые помыслы могут принести людям боль. Особенно в тех местах, где не принято делать добро. Мне было тяжело об этом думать, и я сменил тему:

— Скажи-ка, а сегодня копы не появлялись?

— Нет, сегодня не приходили. Наверное, поняли, что расспрашивать нас не имеет никакого смысла.

Согласиться я с ним не мог, достал из кармана пальто желтый листок бумаги и развернул перед ним.

— Тацу, ничего не знаешь про это?

Он взял листок в руки, посмотрел на него и вскинул голову.

— Что это? Похоже, на листовку какой-то секты. Ты интересуешься этой фигней?

— А ты что об этом думаешь? Хочу узнать твое мнение.

Тацу пристально уставился на листовку и пробормотал:

— Ну и дела. Значит, «Поговорим о Боге». О Боге я бы и сам не прочь поговорить. Интересно, с каким богом я мог бы пообщаться? Только эта копия доверия не внушает.

— Вот как? Копия?

— К тому же ни адреса, ни телефона нет. Если это листовка для привлечения новых членов, то ничего у них не получится. И текст жуткий.

— Я с тобой полностью согласен.

— Откуда она у тебя?

— Вообще-то она лежала в книжке дедушки Гэна.

— Да? Только с дедулей как-то не вяжется. Он, по-моему, никогда религией не интересовался.

— Листовки раздавал рыжеволосый парень, лет тридцати. Он и ко мне приставал. Ты его не видел?

— Нет, не видел.

— Нет? — Я выпил стакан до дна. Поблагодарил за виски и встал.

— Послушай, Сима-сан, — окликнул меня Тацу. — Ты здесь надолго решил задержаться?

— Даже не знаю. Может статься, еще попользуюсь вашим гостеприимством.

Тацу усмехнулся:

— Похоже, сегодня опять похолодает. Для новичка испытание опасное.

— Точно, для таких престарелых, как я, эта жизнь не фунт изюму.

Я помахал рукой и вернулся к себе. Меня ждала моя съемная крепость из картона.

Я лег спать, распахнув крышку, попивая виски из крышечки. Стаканы-то я забыл купить. Запах, которым пропиталось мое жилище, больше не раздражал меня, как вчера. По крайней мере, я начал привыкать к этому месту. Я открыл новую бутылку. Хотя Тацу и сказал, что не видел рыжего сектанта, тот наверняка встречался с обитателем моего домика. Только вот где? И почему он обратился к такому старику, как Гэн? Желание исполнить свою миссию спасти упавших на самое дно социальной иерархии? Но рыжий не производил подобного впечатления. Парень работает на копов, участвует в их фальсификациях. Или у полиции есть что-то на него, и он не может отказаться. В любом случае он не настоящий служитель религии. Тогда зачем он встречался с местными обитателями? Дело темное. Пока ничего не могу понять. Наверное, Токо права. Если бы с самого начала я сделал так, как она говорила, никаких проблем не возникло бы. Отправился бы в полицию и рассказал обо всем. Взвалил бы на них тяжкий груз. Полный загадок. Непонятный и расплывчатый. Как просто. Они не то, что я. У них — неисчислимая сила, а я — один. У них — все возможности для научных исследований, я ими не располагаю. На их стороне — власть, позволяющая вытянуть показания практически из любого, я такими механизмами не владею. Короче, у меня вообще ничего нет. Но есть и еще одно отличие. Для них это всего лишь работа. У меня по-другому. Я проглотил виски. Алкоголь, как обычно, прошел по горлу и опустился на дно желудка, не оставив после себя никаких вкусовых ощущений.

Незаметно подкрался холод. Предчувствия не обманули Тацу: сегодня резко похолодало. А может, мне так казалось из-за того, что я долгое время лежал без движения. Поселение бомжей окружали стены, но холодный воздух так же, как и вчерашней ночью, тихо просачивался внутрь. В этом году лето было плохое. Наверное, и зима будет суровей, чем обычно. Пробирает до костей. Но настоящие морозы еще впереди. Некоторые замерзают до смерти. Интересно, как сейчас превозмогают холод обитатели домиков? «Счастье — здесь». Я вспомнил странное название рэпа. Хороший перевод, хотя и звучит иронично, если подумать, в каком положении оказался Тацу. Он тоже из интеллектуалов. Интересно, что ему пришлось испытать в Америке? Он говорил, что дольше всего прожил в Нью-Йорке. Нью-Йорк. Город, который я видел только в кино…

Я встал. Пошел по направлению к вокзалу.

Тацу куда-то исчез. Картонная крыша была открыта, но его самого видно не было. Я заглянул к нему, на полу валялась коробка от диска с рэпом.

У телефонов-автоматов рядом с вокзалом стояли всего человека четыре-пять. Самый крайний, с которого я сегодня утром звонил Асаи, был свободен. Я набрал номер телефона дома Токо, который она мне продиктовала. На этот раз она подошла сразу.

— Что-нибудь удалось разгадать из маминых стихов?

— Это параллельный телефон?

— Что?

— Ты сейчас говоришь по радиотелефону? Если есть параллельная трубка, то возьми ее.

Послышался звук смены трубок. Затем она спросила с подозрением:

— Ты о чем?

— Вообще-то я не смог прочитать стихов твоей матери. Не нашел.

— Почему? Я все подготовила, как ты сказал.

— Радиотелефоны легко прослушиваются. Они распространяют вокруг себя электромагнитные волны. Говорят, на Акихабаре[63] достать подслушку — плевое дело. Один из моих клиентов рассказывал.

— Так что случилось?

Я объяснил ей ситуацию. Токо ни разу меня не перебила. Молчала даже после того, как я закончил. Видимо, задумалась.

Наконец она пробормотала:

— Кто это мог сделать? И для чего?

— Вот именно. Кто и для чего? Но одно точно — твой телефон прослушивается. Наверное, из машины, которая была неподалеку. Я сейчас задам тебе несколько вопросов, а ты отвечай мне, ничего не спрашивая. Хорошо?

— Чего уж тут хорошего? Давай спрашивай.

Она быстро пришла в себя. Похоже, шока оттого, что кто-то проник в ее квартиру, она не испытывала.

Я спросил ее с некоторым облегчением:

— Ты говорила, твой отец был сотрудником МИДа. Он погиб в автомобильной катастрофе, когда работал в посольстве в США. Тебе тогда было пятнадцать, значит, это случилось шесть лет назад, то есть в восемьдесят седьмом году. После этого вы с матерью вернулись в Японию. Где вы жили в Америке?

— В Скарсдейле.

— За исключением Японии в географии я не силен. Ты не могла бы объяснить подробнее или хотя бы в общих чертах, где это?

— Это жилой район в пригороде Нью-Йорка. Ехать по Бронкс-ривер-парквей до Манхэттена. Меньше часа на метро по линии Гарлем. Там много японцев. В основном служащие японских компаний или их филиалов. В общем, это элитный квартал.

— А чем в то время занималась Юко? Домашним хозяйством?

— Нет. Работала в рекламной фирме на Мэдисон-авеню, поручив мое воспитание няне. Мама была прирожденной деловой женщиной.

— Значит, она часто выезжала в Нью-Йорк?

— Ну да. А какое это имеет отношение?

— Может быть, моя идея ужасно нелепая. Могу поспорить, она вызовет у тебя улыбку. Это вопрос перевода.

— О чем ты?

— В Нью-Йорке есть один известный парк. Даже я о нем знаю. Центральный парк. Извини за мой детский английский, но как будет «Сентрал-парк» по-японски?

Она на мгновение замолчала, а потом громко засмеялась:

— Действительно, парк Тюо.

Она продолжала смеяться. А затем, отсмеявшись, сказала:

— Центральный парк Нью-Йорка огромный по сравнению с крошечным парком Синдзюку. Даже смешно сравнивать. Но к чему эти сравнения?

— Сколько газет выписывает твой дед?

— Все. А что?

— Значит, у него остались газеты двух-трехдневной давности?

— Остались, наверное, но зачем они тебе?

— Собери, пожалуйста, все, начиная с вечерних субботних выпусков. Хочу почитать.

— Скажи зачем.

— Надо проверить одну вещь. Я читал только часть и не обратил на это внимания.

— На что не обратил внимания? Хватит важничать, расскажи подробнее.

— У тебя же сейчас, наверное, нет времени. Вот проверю в газетах, тогда расскажу. Не исключено, что это мои дурацкие предположения, не более того. Не хочу, чтобы ты надо мной смеялась. Завтра рано утром сможешь оттуда уйти?

— Конечно смогу. Где мы встретимся?

— У тебя, — ответил я.