Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей

МУЖЧИНА ИЗ ДЕРЕВНИ, СТРАДАЮЩИЙ СТРАХАМИ И СПИКОМАНИЕЙ (НЕДЕРЖАНИЕМ РЕЧИ)

— Раньше многие говорили, что я дурачок. Маленький такой, дескать, еще смеешься как дурачок. Я ведь всего метр сорок. А теперь с возрастом, думаю главное же здоровье, да и наплевать там, что дураком обзовут.

— Вас часто близкие или знакомые называли странным?

— Называют. Ну, так и говорят прям. Говорят, вот ты, например, говоришь, с места на место перескакиваешь, слова на слово… ага, странный какой-то все говорят и 30 лет назад говорили так.

— Вы как бы сбиваетесь с одной темы на другую, вас заносит и вы не можете остановить свою речь. Как бы какая-то неведомая сила несёт вас и вы говорите и говорите… Не так ли?

— Вот-вот. С одной темы на другую прыгаешь, постоянно, что себя не поймешь… Вот, понесет, и говоришь, говоришь. Болтать могу, черт знает сколько. Это потому что не курю, не пью я …

(Мой на протяжении всего сеанса почему-то будет повторять эту мысль).

— Вам интересно общаться, правильно? Вы же получаете удовольствие от общения? Ну и голова и сердце не болят после этого. Пользы больше. Чтоб только ненавязчивый был для людей, чтоб не надоедал и чтоб людям плохо после этого не было, а то бывали случаи, когда, прям, прогоняли и пинали, и по башке давали, ну когда молодой то был… Колотили, болтаешь, надоедал, как черт ты… Такой черт говорливый, не знает, что делает.

(На протяжении своей психологической практики мне чаще всего приходилось сталкиваться с проблемой аутизма и другими, при которых, наоборот, пациенты страдали патологическим молчанием и нежеланием говорить. Перед нами налицо случай спикомании или вербаломании, при которой психическое состояние личности патологическим образом зависит от дозы говорения, причём доза эта по времени порой в десятки раз превышает оптимальную психотерапевтическую дозу говорения. Анализ показал, что дефицит этой дозы говорения приводил моего пациента к невротическим беспокойствам и головным болям, но стоило ему отговорить пару часов, как ему становилось легче)

— Вот, сейчас вы улыбаетесь, даже слезы появились. А о чем эти слёзы?

— Ну, пошли. Когда смеяться начинаешь, слезы выступают. Такой я говорливый чертенок, которого прогоняют некоторые… И пинают, и ругаются матом, и под зад дают, и по башке. И избить могут.

— Получается, что вы иногда не чувствуете, что пора сматывать удочки в беседе. Заносит.

— Сейчас уже больше чувствую. Много били. Побьют, но этого хватает не надолго. Учишься контролировать. Да, больше чувствовать стал, да.

(Несмотря на психокоррекцию «пинками жизни», мой пациент всё-таки страдает спикоманией. Возникает вопрос: неужто эти страдания имеют чисто социально-психологический характер, то есть страдания от возмездия лиц, которые не выносят болтовни моего пациента. Позднее мы узнаем в чём заключаются страдания моего пациента.)

Раньше в деревне жили, работали в колхозе все время, ну и все было, все хватало, а сейчас болтать не будешь, надо все быстро делать. Например, какой-нибудь человек попросил тебя привести ягод, ты не привез, или забыл или заболтался. Самое главное, если я не успею, на следующий день просыпаюсь, день бестолку прошел, ничего не сделал. Зато проболтал с кем-нибудь.

Да, проболтался, забыл, проболтал. Зато настроение хорошее. А ягод нет, зато общение было. Вот мне предложили 150 рублей и я проболтал с женщиной. Была тут одна. Они уже 5 лет приезжают, красивая женщина, красивше никого не бывает. Сама черная, как негр черная, а муж у нее белый, белый, муж очень красивый, ну и вот и что так вот разговаривал, разговаривал, ну и настроение хорошее после этого, надо после этого не думать, если после этого начинаешь думать, что что-то не успел, сразу настроение плохое, голова начинает болеть. А если все непроизвольно идет…настроение хорошее, но только потому, что опять с кем-то разговариваешь.

— Как ваша жена воспринимает ваше чрезмерное увлечение общением?

— Ругает меня, лупит все время, жена у меня высокая. Это я маленькой метр сорок. Ухватом все время меня лупит. Чуть ей что не так скажешь, настроения нет.

— За что она бьет вас больше всего?

— Ну, дурачок, говорит, толку от тебя нет ни хрена … Женщины все время правильно делают, мужчины все неправильно, всегда говорят, так надо делать, все что-то принести, во столько вернуться, не болтаться и не болтать много, много не болтать…

— И всё-таки к вашей болтовне она как относится? По-видимому, из-за неё и бъёт вас?

— Нет за болтовню, наверное, уже не бьёт. Ну, дурачок говорит, и внимания не обращает. А я болтаю все подряд, а и не ей, сам с собой. Сначала интересно было, а сейчас все уже, столько лет, уже надоело все…

— По-видимому вы испытываете хроническую тревожность и некий страх, но не осознаёте источника этого страха.

— Да он есть. Страх выжить есть. Раньше 5 тысяч хватало с 1 апреля до 1 апреля. А сейчас как минимум 15 тысяч надо. Хлеб дороже стал, все дороже. Две недели я ел только одну картошку. Хлеба вообще не было. Только одну картошку, ничего не было. Две недели: утром одну картошку, в обед картошку, вечером картошку. Не хватало. До изменений хватало 5 тысяч на год. А сейчас тысяч 15 надо. Не курю, не пью я. Ничего я не делаю, выживаю. Хлеб я правда много ем, буханку за раз съедаю. А что, есть нечего. Ну кипяток с хлебом все ешь и ешь, с хлебом. Потому что масса чтоб была, ну, все равно голодный ведь. О чем уж там говорить о разнообразии. В советское время все было. И колбаса раньше 2 рубля стоила В город ездили колбасу покупать только на 7 ноября по 3,50. Скотину кормить комбикорма очень дорогие, скотину никто не держит. Мало очень держат в деревнях. И в табун мало сейчас гоняют. Все меньше, и коров мало и молоко сокращается. Поэтому по ягоды хожу, пока лето. Ещё грибы, малина, черника. Вот в 7 встанешь. Раньше я в вставал все время в 3 часа. А потом что-то тяжело стало, начал в 7 часов вставать. Ну что—нибудь постоянно делаешь. Там дрова наколешь, воды принесешь, ну там, чай вскипятишь, плитку поставишь, подметешь там, уберешься, протрешь там влажной тряпкой все. Потом идти нужно, ну поинтересоваться, кто что хочет из отдыхающих. Они говорят, например, привезите нам грибов, килограмма 2. Иду, вот, я потому что места все знаю. Ну, у меня есть местечки… Там есть болота такие специальные. Там вот очень черники много. Чернику заказывают, некоторые ведрами даже. (Говорит почему-то шепотом. Мой пациент вообще о богатых людях всегда говорит шёпотом.) Ведь люди какие же приезжают здесь, частники, богатые вообще. Они говорят, допустим, там, принеси мне не килограмм, а там несколько ведер, ведер 5 там мне привези. Есть люди, которые вообще денег не жалеют, не считают даже. Вот вы мне скажите товарищ психолог откуда у них такие деньги (Опять шёпотом говорит). Зашёл как-то в магазин. Там стоит девушка молоденькая открывает свой кошелёк, а там плотно уложены много-много тысячные купюры. Она в кошельке за так носит сразу тысяч сорок. Вот так. Кто она? Вот скажите мне. Откуда у неё такие деньги. Она ж два слова не может сказать, видно дурёха, никакой профессии нет, а деньгами набиты деньги. Вот после этих реформ вот так и началось появились в нашей деревне всякие такие сикильдявки с плотно набитыми кошельками, а сами ничего не умеют делать. Ну, может одним местом торгует, но на этом-то много не заработаешь. Наши деревенские выходили на трассу и ничего. Не разбогатели. У меня страх перед ними. Конечно, может им папа дал или хахарь какой-нибудь. А папа откуда взял. (Опять начинает говорить шёпотом). Я знаю. Мимо нас проходят трубы с газом рядом с нашей деревней, где Помары. Смотрю я на эти трубы, когда ягоды собираю и понимаю, вот из трубы деньги. А у нас в деревне я так и топлю дровами… Остаётся ягоды собирать. Ну, ведрами я не собираю, ну заказывают они так. А я собираю, сколько я могу. Максимум за день?. Ну, черники я много не собирал. Вот грибов я вот много собирал. Запас денег на зиму нужен. Хлеб покупать, основное ведь питание это хлеб, за счет хлеба и выживаем. Ну, ты уж не говоришь там, что покупаешь там молоко… Это уж естественно, основное питание — это хлеб. Потому что очень много хлеба уходит. Ешь её, и белую буханку, и черную. Каждый день ешь. Вот даже картошку сваришь, а с чем ее есть, одну есть не будешь. Огурец там какой — нибудь там соленый или какое там сало какое — нибудь есть, но это редко. Да все с хлебом надо есть. Раньше там и корову держали. Сейчас нет. И свиней держали…

(И всё-таки, страх выжить, страх нищеты, это не тот страх, который приводит к спикомании, как психологической защиты от источника страха. Можно предположить, что мой пациент инфантилен как ребёнок, у которого всё что в голове, то и на языке, но это не так. Может быть спикомания моего пациента — это защитная реакция в форме желания не дать сказать другому? Почему мой пациент не желает эти предложения просто произносить внутри, не вытаскивая их наружу. Почему необходима эта демонстративность)

Дорого все очень, все очень дорого. Хлеб был 12 копеек, хлеб только покупали, кормили свиней, уток кормили, поросят кормили, корову кормили хлебом. Да, буханку покупали, хлеб сразу в ведро, теплой воды и сразу корове отдаешь. А сейчас, такие цены, просто себе не хватает хлеба. Есть люди, которые всю жизнь с коровой жили, женщины с молодых лет, они уже привыкли. А так, фактически, каждый десятый табун пасёт. Стыдно даже смотреть, почти ничего нету, несколько коров только идут, хотя раньше все поля были только одни коровы, овцы, козы. Запаха говна коровьева в нашей деревни уже нет. Хотя у меня насморк, но чувствую, что нет. А колхозы все разорили, все растащили. Ну, конечно, руководители то хорошо живут. А простые люди, которые работали, они спились, все спились. Он приходит домой, а жена его ругает, говорит, что не зарабатываешь ты денег. Ну, он пошел, выпил, все, много не разговаривает. Вот так все пьют и по всей стране так. До пенсии мне далеко (шепотом)

А будет, мизерная. Есть у меня стаж. Вот Владимир Владимирович Путин как президентом стал, (шепотом) как—будто всем должны давать. Вот 15 тысяч в среднем в год было бы у меня, было бы хорошо.15 тысяч хорошо было бы. Просто на один хлеб мне хватит на весь год. Есть огород. Но налог за землю берут, налог за огород. А сейчас сельскохозяйственная перепись была. Бог ее знает, что надо им. Ну, я рад бы работать, но они говорят, что нужны люди до 35 лет. Ой, ой, остановите меня. Вот сейчас говорю и не могу остановиться. Ударьте мне по голове пожалуйста, чтобы я остановился. Заносит.

(Всё вышесказанное было произнесено весьма быстро. Обычно бывает наоборот, сам психоаналитик прикасается ко лбу пациента, чтобы тот начал говорить всё то, что приходит в голову после прикосновения руки психоаналитика ко лбу пациента. Здесь, наоборот пациент попросил меня, чтобы я приложился к его голове, чтобы он умолк. И я прикоснулся к голове пациента.)

— Уф! (Пациент вздохнул) Легче стало. А то ведь заносит.

— Ну, почему, же, вы ведь так интересно рассказывали. Я не хотел вас останавливать.

— А я чувствую, что заносит. Потому, что ещё немного и вы меня не сможете остановить, даже если ударите посильнее по голове. Говорю же, жена иногда ухватом врежит. И что? А ничего, я опять забалтываюсь до слёз (На глазах моего пациента появились слёзы), а то и до судорог.

(Страдания моего пациента заключаются в сильном возбуждении моторики моего пациента, неконтролируемых психических процессов сродни с автопилотом, в судорогах и чувствовании того, что психика вот-вот не выдержит этого напряжения, которое нарастает, но которое обуздать никак нельзя и мой пациент не может прекратить свою речь. При нормальном функционировании психики личность, как только начинает чувствовать усталость от общения, постепенно закругляется в общении и удаляется. В данном случае у моего пациента отсутствуют тормоза и это приводит к психическому истощению, аналогичному алкогольным запоям. Впрочем в обеих случаях работает один и тот же мозговой центр, связанный с зависимостью.)

— Что действительно бывают судороги?

— Да, но это редко. Сначала хорошо от разговора тепло на душе в первые два часа. Потом на четвёртом часу устаёт лицо (показывает на скулы). Потом я наоборот возбуждаюсь. Теряю контроль, но говорю и говорю. Кто слушает, тот даже уходит, а я могу говорить и говорить. Ухожу в лес. Там говорю. И постепенно успокаиваюсь, но этого хватает до завтра. На следующий день опять беспокойство и головная боль. И я знаю, что снимется она если я опять начну говорить. Я знаю, что нужно вовремя останавливаться. Вот алкаши ведь также. А я пьянствую и летаю в своей болтовне. Норму надо знать. Поэтому, вы уж меня по голове врежьте. Ведь мне это помогает. Пока.

— Почему пока?

— Потому, что я потом могу привыкнуть к вам и меня занесёт. Вот если новенькие собеседники… жертвы мои… бьют вовремя по голове, то это останавливает. Жена ухватом бьёт. Бесполезно. Всё равно болтаю до полусмерти. Я как этот главный болтун России, но мне один отдыхающий сказал, что есть меня покруче какой-то профессор. Вот он болтун. Я не верю этому. Как я таких наверное нет. Нот по телевизору вижу иногда таких, но до меня им далеко.

— Ещё, на ваш взгляд, с чем могут быть связаны ваши страхи?

— Привезешь что-нибудь не так, какая-нибудь цена не такая, ну и могут это… я тебе, мол, ушки то оборву. Один прям хотел отрезать мне уши и взял нож. И отрезал бы. И ничего б ему не было. Я знаю. Что они сейчас могут откупиться. А хотел он мне их отрезать, дескать за то, что я не умею слушать, а лишь говорю и говорю. Вот так вот. И ну это может ночью присниться. Снилось потом это. 5 ведер привести черники, не привезешь, мы тебе ушки оборвем. Один так говорил. Вот такой сон поэтому снится, что я собираю пять вёдер черники и не могу собрать и просыпаюсь от своего крика ночью. Просто они говорят, привези нам ведро таких-то ягод. Так я говорю, я за год не соберу этих ягод. Нет, мы вот сказали, ты столько привези. Ну, естественно за деньги, но чтоб главное привезти, к какому дню и к какому часу. Таких заказчиков из лиц отдыхающих я не люблю

— Вы как-то сказали, что женщины на вас накидывались.

— И пинали, и с лестницы сбрасывали, и недавно, буквально два дня назад, просили ягод принести, я пришел, открывают, я говорю, разрешите войти, можно, а она на балконе стоит и с такой тоненькой сигареткой выходит. Я начал говорить. Договорился. Устала она и на меня попёрла. На какой хрен, я к ней заходил только. Ну, и сам виноват доболтался. С длинной тонкой сигаретой. Она красивая такая, лицо красивое. Ну, я сразу в соседнюю комнату вошел, выговорился, не могу молчать, ну легче стало. Но она от этого устала. Она чего-то может другого хотела. А потом, через час я иду, и две девушки идут. Она говорит, это я была. Я говорю, вы ради бога меня извините. Ну, она ничё, так башкой крутит туда-сюда. Нафик, я думаю, больше не зайду никогда. Ну и настроение после этого сразу и разговаривать неохота. Некоторых, которые побогаче и на иномарках, я сильно боюсь. Я с одной так говорил и договорился до того, что она меня в машину позвала. А я говорю пойдём лучше на моём велосипеде покатаемся. Теперь я машин шарахаюсь. Я ведь голышом купаюсь. Сам я метр сорок, а в остальном у меня параметры большие. В корень пошёл. Ну, и одна увидела меня. Начала упрашивать. Поэтому, я иномарок боюсь. Как только сажусь туда сразу начинаю задыхаться. А меня потом разыскивали разные женщины из города на иномарках, а я ж в лесу, меня найти там сложно. И хорошо, что так. Лучше по ягоды ходить, чем с ними. Люди другими стали, люди сейчас более жесткими стали. Перерождаются. Жизнь совсем другая была. Все дешево было, все улыбались.

— А у Вас нету такого беспокойства, невроза по поводу выживу я, не выживу… Вот бывает такой страх?

— Конечно, есть. Ну и черт знает, все может произойти ведь. Сейчас какая жизнь, в советское время было какое-то постоянство. Я был уверенный в сегодняшнем дне и рассчитывал на год вперед. А сейчас не знаешь, тут цены прибавят, тут что случится и страх возникает. Приемник включишь там, что только не говорят, у всех происшествия, всякие эти…землетрясения, наводнения, которые никогда в жизни не слушал. Например, в деревне никогда этого люди не знали. Потом дом старый. Деньги нужны. Все время подлатывать надо. Устраивать крышу. Менять там, все чтоб не гнило, все открывать, а в подпол вода протекает. Цемент надо…

— Получается, что когда вы остаётесь один на один с собою, со своим мыслями, то вам становится тяжелее?

— Тяжелее. Голова болит. Я и сам с собой говорю. Вслух я все говорю. Ну, вот денег нету, вот как там жить дальше. Дом устраивать все, с детьми, с женой, что-нибудь говоришь всегда. Один раз такого тоже увидел, оказывается он по телефону так разговаривает, а сам телефон не виден. Я думал, что он такой же дурачок как и я. А сейчас таких болтающих с собой много. Но у них там телефон в ушах. А со стороны такие же как и я чёкнутые болтуны. А, вслух, сам с собой говоришь и смеешься и все. И легче. Скажешь себе и смеешься иногда. Я так себя сам же и развлекаю. А других слушать… почему-то не хочу.

(Именно в этом основа психологической проблемы) Ягоды когда собираешь, тоже разговариваешь сам с собой? Один могу сам себе рассказать анекдот для смеха, который я повторяю постоянно. Сам себе. Ну, потому что не пью, не курю я. Болтушка, коротконожка, коротышка. Вот так меня обзывают мои знакомые. Одна отдыхающая так и сказала откуда такие маленькие лесные гномики взялись? А я говорю здесь всегда был.

Я фактически с 90-х годов постоянно голодал. Постоянно кушать хочется. Особенно зимой. Ну, зимой потому что холодней, питаться нужно в большем количестве, а зимой, вообще, нехрена ничего нету.

(Я почувствовал, что все вышеприведённые страхи являются причинами невротических расстройств моего пациента, но главная причина в том, что мой пациент внутренне одинок. Он ощущает себя кинутым в этом мире и как бы ищет общения с другими, дабы ни на секунду не быть одиноким.)

— Вы чувствуете себя одиноким?

— Ну, конечно. Жена вроде есть, но она далека от меня. Не выслушивает. Меня угнетает, что она меня не слушает, ещё ухватом ударяет.

— А дети у Вас есть?

— Ну, ребятишки то есть. А мать я уже давно схоронил. А дети в городе. Приезжают. Все деньги надо. Ну, туда 100 рублей надо, обратно 100 рублей. Приезжают летом. А зимой некогда, у них свои ребятишки. Не помогают. Сейчас какие запросы. Детей одевать надо, все дорого стоит, в школу надо платить что-нибудь. Какое-нибудь мероприятие, все с родителей спрашивают. У меня-то денег нет и я не переживаю, что не дал. Они за нас не переживают. А я в том и не нуждаюсь. Потому что видимо жизнь сейчас такая, никто ни о ком вообще не переживает. Да, и наплевать тоже

— Тоже на них наплевать?

— Ну, не в смысле, не то что на них наплевать, а наплевать как-то вот о тех думах, чтоб думать, переживать, как и есть, так и есть. Раньше, буквально переживал, как что случится, а сейчас нет. Я всегда был одинок, ведь ягодник же. В лесу один. Всегда общаться хотел. Сено косишь, опять один. Дома опять один. Да тревога от этого одиночества какая-то. Говоришь с кем-то сразу хорошо, тепло на душе, но на хрен меня заносит-то

(И всё-таки мой пациент не осознаёт сердцевины и главной психотравмы детства, которая привела его к спикомании. Мой пациент шёл к этому заболеванию так как чрезмерно любил общаться — защищаться от одиночества).

— А я знаю почему вы со мной долго говорите и вас заносит?

— А что тут знать-то… Потому, что говорить хочу. Мне приятно.

— Не только поэтому. Потому, что вы боитесь, что я уйду. У вас страх того, что сейчас резко возьму и уйду и вы поэтому своими речами меня задерживаете, а говорить вам может быть уже не хочется после пяти часов общения. Вы же устали.

— Ну, вы же не уйдёте. Да? Не уйдёте?

(Я оказался прав. Мой пациент почувствовал тревогу. Я не поместил в статье его длительные рассказы, но фрагменты из них представлены. Далее была пауза. В процессе общения мой пациент признался, что когда я двигал руками, то он захотел почему-то спать. Я понял, что мой пациент легко поддаётся гипнозу и рещил его ввести в гипнотическое состояние и поглубже поработать с психотравмами детства)

— Нет. Не уйду. Сейчас я буду считать от одного до десяти и вы после этого почувствуете тяжесть и теплоту, вам захочется спать, но вы не спите и постарайтесь со мной поддерживать общение. Ни в чём стараться не надо. Всё идёт так как надо. Раз, два, три, четыре…

(На четыре мой пациент глубоко вздохнул и я понял, что он находится в трансе. Я постепенно опускался к его детству и через полчаса работы в гипнозе мы нашли ключевую картинку его детства. Это оказалась поляна, на которой его мать оставляла его одного, а сами уходила глубже в лес и кричала ему, а он ей отвечал, показывая, что он на месте. Он на поляне как бы покрикивал маму и она отзывалась и таким образом он успокаивался)

— Вы маленький. Сидите на поляне и ждёте.

(После паузы мой пациент начинает как бы покрикивать)

— Мама, мамочка ты здесь. Не уходи, не уходи (Кричит громче). Мама не уходи (Кричит ещё громче и начинает сильно рыдать). Не уходи… Не уходи…

— Вы не выходите из транса и я продолжаю с вами беседу. Что случилось тогда с вашей матерью?

— Она ушла и так и не пришла на поляну. Так и не пришла. Я кричал на весь лес. (Мой пациент начинает опять рыдать)

— Смотрите. Вон ваша мама идёт. Она вас видит идёт к вам.

— Вижу. Мама, мамочка, милая мамочка (Слёзы радости)

— Мама теперь будет всегда с вами, где бы вы не находились. Вы её всегда будете видеть идущей к вам. Мама всегда будет идти к нам, самая красивая и любимая наша мама, всегда, даже тогда, когда её уже не будет…

Далее мой пациент успокоился и гипнотический сон перешёл в обыкновенный, при котором мой пациент меня уже не слышал. Я дал ему немного выспаться и лишь затем постепенно разбудил его. Мы сидели и долго молчали.