Бамбуковая крепость

ВОРОТА В ДЕЛЬТУ

С заместителем Генерального директора Вьетнамского информационного агентства До Ван Ба мы едем по широкому, заполненному велосипедами, автобусами, грузовиками, «ламбреттами», вело- и моторикшами пятикилометровому проспекту Чан Хынг Дао, который начинается у центрального рынка Бентхань и соединяет центр Хошимина с центром Шолона. Коренной сайгонец, До Ван Ба вспоминает, что в 1954 году, когда он ухолил на Север после раздела страны, эта дорога лежала через рисовые поля и деревни. Сейчас на всем пути нас окружает большой город с высокими домами.

Обилие иероглифов на вывесках лавок и мастерских, харчевен и кинотеатров оповещает о въезде в Шолон. Никакой четкой границы между ним и вьетнамским городом нет. Шолон, основанный в конце XVIII века китайскими эмигрантами, сразу стал крупным торговым центром. Каждый год в сезон благоприятных северо-восточных ветров к его причалам приходили морские джонки из портов континентального Китая. Население Шелона пополнялось за счет новых иммигрантов. Последняя крупная волна переселенцев относится к концу 40-х годов нашего века, когда гоминьдановцы были изгнаны из Китая. Они устремились не только на Тайвань, но и в страны Юго-Восточной Азии, в том числе во французский Индокитай.

В 30-х годах Шолон был самым большим городом французских колоний в Индокитае. После него по численности населения следовали Ханой, Хайфон, Сайгон. Он играл и ведущую роль во внешней торговле и колониальной эксплуатации Вьетнама и Кампучии. По данным на 1960 год, в Южном Вьетнаме проживало около 800 тысяч хуацяо. В 1978 году во всей стране было 1200 тысяч выходцев из Китая (пять процентов населения), и из них почти миллион человек жил на Юге. Более половины этого числа — в Шолоне. После сильной волны бегства хуацяо из СРВ за границу в 1978–1979 годах китайское население Хошимина, сосредоточенное в Шолоне, сократилось, но незначительно, если сравнивать с его абсолютной численностью. По данным переписи 1979 года, в городе насчитывалось 474 700 вьетнамцев китайского происхождения, то есть 14,4 процента всего населения Хошимина. Преимущественно китайскими остаются 5-й, 6-й, 10-й и 11-й районы города.

Подчинив себе Индокитай, французские колонизаторы воспользовались сильными позициями китайской колонии в торговле. Китайцам был предоставлен особый административный статус, более высокий по сравнению с «туземцами», то есть вьетнамцами. Еще до прихода колонизаторов в Шолоне образовалась группа крупных китайских торговых магнатов — «тайцзя». Колониальные власти предоставили им привилегии в закупках риса в деревнях дельты Меконга, его очистке и перепродаже на внутреннем и внешнем рынках. Рисовые магнаты постепенно сосредоточили в своих руках торговлю другими видами местной продукции, импорт во Вьетнам товаров из-за рубежа. Так родилась китайская компрадорская буржуазия, тесно связанная с иностранным капиталом. Вьетнамская буржуазия не могла с ней тягаться.

Годы американской агрессии во Вьетнаме были временем расцвета компрадоров-хуацяо. Они монополизировали 80 процентов торговли, промышленности, банковского дела. Не только в Шолоне, но и в самом Сайгоне, на его центральных улицах и площадях выросли современные здания банков и гостиниц, самые шикарные во Вьетнаме рестораны и магазины. Они тоже принадлежали хуацяо. Конец этому господству некоронованных королей пришел в 1975 году.

Свержение неоколониального режима нанесло, конечно, самый сильный удар по крупным и средним торговцам-хуацяо. Естественно, отразилось оно и на мелких розничных торговцах и трудящихся, обслуживавших эту разветвленную систему большого бизнеса. Нет больше долларов, свободной внешней торговли. Рестораны и отели потеряли богатую клиентуру в лице американцев и оплачиваемых из того же пентагоновского кармана офицеров и чиновников марионеточного режима.

Многие китайские коммерсанты бежали за границу накануне или сразу после освобождения. Но большинство остались. У них были огромные запасы товаров, иностранной валюты, золота, недвижимость, устоявшиеся торговые связи. Эти товары растекались через сложную и налаженную систему сбыта по мелким розничным торговцам. Пользуясь дефицитом на многие виды необходимых товаров, хозяева четко отлаженной торговой машины взвинчивали цены, будоражили рынок, обогащаясь за счет простого потребителя. Такое положение нельзя было долго терпеть, и уже в 1976 году началась кампания против компрадорской буржуазии, монополизировавшей рынок в Сайгоне. В ней активно участвовали студенты, служащие, рабочие, в том числе и трудящиеся хуацяо. Верхушка «королей рынка» была изъята уже тогда, что помогло несколько стабилизировать экономическое положение, дать возможность развитию государственной и кооперативной торговли, которые не выдерживали конкуренции компрадоров.

Однако капиталистический сектор оставался преобладающим в торговле. Это мешало контролировать цены. Запасы товаров, остававшиеся с 1975 года, постепенно истощались. Производство многих видов продукции на местных предприятиях, привязанных к поставкам заграничного сырья, полуфабрикатов, запчастей, столкнулось с большими трудностями. Цены продолжали неудержимо расти. Конечно, государственная система распределения уже обеспечивала население по карточкам определенным количеством товаров самой первой необходимости, как, например, рисом. Но ее возможности были ограничены, а богатые еще больше богатели за счет тех, кого народная власть едва спасала от голода.

И тогда в марте 1978 года были приняты меры, вызванные необходимостью взять в руки социалистического государства рычаги крупной и средней торговли. Кампания носила классовый, а не национальный характер, была направлена не только против китайских, но и против вьетнамских капиталистов. Просто в этом слое буржуазии преобладали хуацяо. Объектом кампании были средние капиталисты-торговцы. Тех, кто владел производственными предприятиями, не трогали. Но из тысячи предпринимателей 6-го района, например, только 16 держали небольшие фабрики, остальные занимались исключительно торговлей.

Китайская верхушка в Шолоне разожгла вокруг этих мероприятий шовинистические настроения хуацяо. Пропагандистская шумиха оказала влияние и на трудовые слои хуацяо. Началось массовое бегство лиц китайского происхождения из СРВ.

По сравнению с тем Шолоиом, какой я видел весной 1975 года, уже пять лет спустя он выглядел гораздо скромнее. Исчезли огромные буквы броской рекламы, дорогие рестораны превратились в государственные столовые, доступные простому горожанину, обозначенные просто номерами. Маленькие частные кафе и харчевни, которых здесь сотни, по-прежнему полны посетителей. Только меню стали проще. Из-за стекол витрин на вас больше не смотрят многочисленные экраны японских телевизоров и объективы фотоаппаратов, выставленные на продажу. Большинства владельцев этих витрин уже давно нет во Вьетнаме. Правда, телевизоры, магнитофоны и фотоаппараты все равно продают, и немало. Но не в дорогих магазинах, а прямо на тротуарах. И не всегда это подержанные вещи. Много совсем новых. Хуацяо в Шолоне по-прежнему имеют много официальных и неофициальных каналов связи со Своими родственниками и близкими в других странах Юго-Восточной Азии: посыпки, денежные переводы, партнерство в контрабанде. В частной мелкой торговле они не сдали своих позиций, а она составляет в Хошимине более 60 процентов розничного товарооборота.

Жесткая организация восточного типа больше присуща китайским поселенцам, чем вьетнамцам. У вьетнамцев родственные, соседские, земляческие и прочие связи, хранимые до сих пор деревней, в Хошимине проявляются не так четко. Китайцы же в Шолоне сохранили традиции своих предков, язык и особые формы общения. Нельзя сказать, что смешения с вьетнамцами не происходило. Пример тому — население дельты Меконга. Там потомки первых китайских колонистов растворились среди вьетнамских поселенцев. И сейчас кроме чистых хуацяо есть так называемые «миньфыонг» — дети от смешанных вьетнамо-китайских браков. Спустя три поколения они становятся в большинстве случаев вьетнамцами. Но этот процесс не разрушил китайскую колонию. Шолон сохранил лицо китайского города.

С момента создания первых китайских поселений в районе Шолона и вплоть до освобождения Южного Вьетнама колония хуацяо была организована в конгрегации — объединения по принципу землячеств выходцев из той или иной провинции, того или иного района Китая. Они представляли также своего рода союзы взаимопомощи и административные единицы. В доколониальный период, при французах и при сайгонском режиме только глава конгрегации мог вступать в контакты с властями и нес перед ними ответственность за деятельность всех членов конгрегации. В 5-м районе, например, существовали фуцзяньская, гуандунская, хайнаньская, чаочжоусская конгрегации. Они имели свои религиозные храмы, свои больницы, школы, газеты. В 1975 году в Сайгоне было 200 китайских школ на 100 тысяч учащихся. В каждой из них преподавание велось на родном диалекте данной конгрегации. Конгрегациям принадлежали 6 крупных больниц, которые обслуживали только больных-хуацяо. Издавалось 12 газет на китайском языке. После объединения Вьетнама все здравоохранение и народное образование на Юге Вьетнама было национализировано. Больницы стали доступны для всех. В школах обучение ведется по единым программам на вьетнамском языке, и только восемь уроков в неделю отводится изучению китайского литературного языка. На китайском языке выходит только версия общегородской газеты «Сайгон зяй фонт».

Власти не предпринимали насильственной ликвидации конгрегаций. Но те сами по себе постепенно прекратили существование: конфискация имущества у 100 представителей компрадорской буржуазии хуацяо в 1976 году и у нескольких тысяч капиталистических торговцев в 1978 году подрубила экономическую основу конгрегаций (большинство этих людей — они же руководители земляческих объединений — покинули страну); преобразование школ, закрытие газет размыло их культурную и организационно-политическую базу. В неприкосновенности оставлены лишь религиозные храмы и два частных коллектива традиционной китайской оперы.

На смену распадавшимся конгрегациям были предложены новые формы организации по территориальному и социальному признакам. В них входят не только хуацяо, но и вьетнамцы, проживающие в Шолоне. Это молодежные, женские, буддийские, католические и тому подобные организации. Административно районы разбиты на кварталы, а кварталы на группы семей. В 3-м квартале 5-го района, например, существуют 44 таких группы, объединяющих по 20–25 семей. Они выбирают руководителя группы, который несет ответственность перед властями за политические настроения и общественный порядок в группе, защищает интересы членов группы.

Као Ты Зунг, заведующий сектором по делам хуацяо городского комитета Отечественного фронта Вьетнама, порекомендовал мне для подробного знакомства с жизнью Шолона именно 3-й квартал 5-го района Хошимина. Он примыкает к бывшей центральной улице Шолона, и 90 процентов его жителей — лица китайского происхождения.

Туда мы и приехали однажды вечером. В просторной комнате квартального народного совета нас ожидали представители общественности, руководители молодежных и женских организаций, групп семей и производственных групп. Не все они хорошо говорили по-вьетнамски, поэтому пришлось беседовать через переводчика. Мой коллега Евгений Берлин, китаист по образованию, бывший несколько лет корреспондентом отделения ТАСС в Пекине, который тоже принимал участие в этой встрече, сначала пытался говорить по-китайски. Но и это не избавило от необходимости перевода: на пекинском диалекте могли изъясняться лишь немногие присутствовавшие хуацяо; их родным был фуцзяньский диалект.

Наши собеседники рассказали о том, как сами по себе разрушились вековые конгрегации, какие перемены произошли в квартале после декрета от 23 марта 1978 года, положившего конец крупной и средней капиталистической торговле.

До 1978 года в квартале не было ни одного производственного предприятия. Сейчас 1200 человек, то есть подавляющее большинство взрослого населения, объединены в ремесленные кооперативы и группы трудовой взаимопомощи. В 1981 году они произвели различной продукции на 12 миллионов донгов. Переходя по указанию властей от торговли к производительному труду, эти люди сами выбирали специализацию, руководствуясь опять же рыночной конъюнктурой. Уж ее-то они умеют определять с завидной быстротой и точностью.

Онг Туан Нгиа, грузный, но не по годам и комплекции энергичный старик, руководит группой по производству замков для велосипедов. Вроде бы мелочь, большой завод вряд ли стал размениваться на нее. Но вспомните: более миллиона велосипедов только в одном Хошимине. В его группе 32 работника-пайщика (они же — друзья и соседи) и восемь наемных рабочих со стороны. Месячный доход члена группы — 600 донгов, что по масштабам цен того времени гораздо выше заработка рабочих и служащих государственного сектора.

С Чан Тхуаном, председателем другой группы, пришлось долго выяснять, прежде чем я понял, какую продукцию они выпускают. Оказалось, они занимаются сбором и переработкой ваты из старой одежды. Ее снова пускают в ход как на бытовые, так и на технические нужды. Кажется, занятие пустяковое и малопривлекательное, но, если бы оно не обеспечивало хорошего заработка 68 членам группы и нескольким наемным рабочим, им бы не занимались.

В государственном секторе экономики Хошимина работают только около 20 тысяч хуацяо, что составляет менее 10 процентов всех взрослых лиц китайского происхождения, живущих в городе. Остальные заняты мелкой торговлей, а также в производственных группах, кооперативах и на смешанных государственно-частных предприятиях. После 1978 года бывшие крупные торговцы на свои капиталы основали целый ряд таких предприятий: овощное хозяйство «Донгтиен», завод сельхозмашин «Тхонгнят», шелковую фабрику «Зялань» и др.

Завод сельхозмашин «Тхонгнят» основан в 1978 году на средства 21 капиталиста-хуацяо с участием государства. Сейчас из 380 человек, занятых на заводе, 127 хуацяо, а на самом сложном участке — в механическом цехе — они составляют 65 процентов рабочих.

…Идем по механическому цеху. Его не сравнить с просторными современными корпусами «Викино», «Сиковины» и других предприятий, построенных до освобождения. Здесь все попроще, и внешний вид не такой привлекательный. Никаких поточных линий. Каждый работает у своего станка. Несколько рабочих сидят на корточках, поглощенные сборкой водонасоса. Советуются, негромко спорят. Примеряют узлы, снова снимают, подтачивают напильником.

Цех — настоящий музей станков разных стран и времен. Есть и французские, и японские, и американские, произведенные до второй мировой войны и после нее. Самые новые — ханойского станкоинструментального завода. Когда завод «Гхонгнят» создавался, в него свозились станки из разных мастерских, покинутых хозяевами. Кое-что было и у самих торговцев, совладельцев нового предприятия. Агрегаты ханойского производства — это часть государственного пая. Несмотря на такие особенности комплектования производственной базы и большую долю ручного труда, завод «Гхонгнят» работает успешно и выполняет план. От первоначального капитала бывших торговцев-хуацяо остались, пожалуй, только старые станки и инструменты. На государственные средства строятся новые корпуса, после пуска которых площадь завода удвоится. Государственных акций в основном капитале становится все больше. Государство обеспечивает завод сырьем и материалами, электроэнергией. Тенденция такова, что со временем завод станет полностью государственным.

Но пока совладельцы, бывшие капиталисты и государство, получают прибыль, соответствующую доле их капиталовложений. Правление завода состоит из шести человек, пользующихся равным правом голоса: один представитель капиталистов-хуацяо, один выборный из рабочих-хуацяо и четыре государственных служащих. Последние представляют государство.

При основании завода в него был вложен капитал 21 бывшего торговца Шолона. Все они стали совладельцами. Но в 1981 году осталось Только четверо. Остальные, заработав деньги и получив официальное разрешение властей, уехали за границу к своим родственникам в Гонконг, на Тайвань, в Сингапур и другие места. Средн китайской буржуазии сохраняется стремление уехать из Вьетнама. Но это и естественно: настоящим капиталистическим предпринимательством они здесь уже не займутся, а смешанные государственно-частные предприятия — явление временное, одна из форм социалистических преобразований.

До 1978 года персонал таких крупных государственных предприятий Хошимина, как текстильные заводы «Вьеттханг» и «Тханглой», большие предприятия пищевой промышленности, состоял исключительно из хуацяо. Выходцы из Китая были значительной и самой квалифицированной частью рабочей силы на других фабриках и заводах.

— Хуацяо — хорошие мастера. Они трудолюбивы и быстро осваивают сложные профессии, — рассказывает заместитель мэра Ле Куан Тянь. — К сожалению, шовинистический угар «кампании преследуемых хуацяо» в 1978 году коснулся и трудящихся слоев китайского происхождения. В этом сыграли свою роль и пекинская пропаганда, и клановые традиции китайской колонии, и экономические трудности, с которыми пришлось столкнуться на Юге Вьетнама после освобождения. Бегство рабочих-хуацяо за рубеж создало дополнительные трудности на промышленных объектах, где они выполняли самую квалифицированную работу.

Аналогичная ситуация сложилась и на Севере в местах сосредоточения хуацяо. В Хайфоне, например, большинство портовиков-механизаторов были лица китайского происхождения. На угольных карьерах и в шахтах провинции Куангнинь они составляли 17 процентов специалистов и рабочих.

Шовинистическая волна бегства хуацяо прошла так же быстро, как накатилась. После 1980 года поток беженцев хотя и оставался значительным, но уже не носил такого политического накала, как в 1978–1979 годы. Этому послужили и 40 тысяч хуацяо, пришедшие в город от преследований полпотовцев из Кампучии, и невыполненное обещание Пекина прислать суда в Хошимин для приема желающих уехать, и возвратившиеся из Китая беглецы, которым не понравилась «великая родина».

Вся история Хошимина со времени его основания, заселения и до сегодняшних дней полна особенностей, которые отличают крупнейший город страны от других. Во-первых, само основание его в конце XVIII века произошло на новых землях людьми, оторванными от родной деревенской среды. Во-вторых, заселялся он одновременно и вьетнамцами и выходцами из Китая, что с самого начала придавало городу в некоторой степени интернациональный характер, способствовало более активному общению с внешним миром. В-третьих, рост Сайгона как города связан с французской колонизацией, с влиянием Запада. Наконец, в-четвертых, американская агрессия во Вьетнаме и неоколониализм на Юге еще больше обособили Сайгон от остальной страны, сделали его посредником между современным капиталистическим миром и крестьянским Вьетнамом.

В Хошимине нет старинных пагод и храмов, мест паломничества, связанных с великими историческими событиями прошлого. Деловой практицизм в психологии людей берет верх над традиционной эмоциональностью и стремлением приблизиться к природе. Даже в манере одеваться и проводить досуг видны черты, воспринятые извне.

В планах развития СРВ Хошимину отводится роль крупнейшего экономического центра, узла торговых и других связей Вьетнама с внешним миром. После объединения страны Хошимин оказывает многообразное влияние на другие города. И все же новый период его развития сопряжен с глубокой перестройкой.

«Я не хочу крутить педали «сикло», развозить по городу праздную публику, когда мои сверстники едут начинать крупную стройку», — так ответил на вопрос журналистов 19-летний Чан Ван Лыонг из 4-го района Хошимина. Он вместе с сотнями других молодых горожан встал в колонну добровольцев на митинге в честь завершения V съезда компартии Вьетнама. Прямо с митинга, в котором участвовали более 30 тысяч жителей Хошимина, колонна ударных молодежных бригад отправилась на строительство ГЭС Тиан и нового экономического района Дакнонг.

Вместе с Лыонгом пошли его друзья — Нгуен Ван Шанг, Нгуен Ван Хань, которые вчера еще были велорикшами на мостовых крупнейшего города Вьетнама. Их ровесники Нгуен Тхань Донг и Нгуен Ван Зык до сих пор не имели определенной работы, а нанимались поденно грузчиками.

Я много раз встречался с членами молодежных бригад из Хошимина. Именно здесь, как нигде в другом районе Вьетнама, движение получило особенно широкий размах. Тому есть много причин. Господство американского неоколониализма в Сайгоне оказало губительное воздействие прежде всего на молодежь. Перенаселенность, а с ней и безработица, пропаганда культа насилия и «идеалов общества потребления» — больше других жертвами этих пороков стали именно юные сайгонцы. После освобождения Юга страны они оказались в совершенно иной атмосфере, которую не всем легко было понять. Нелегко было найти свое место в новой жизни. «Заедало» и то, что к ним не было такого полного доверия, как к их сверстникам из освободительной армии, ковавшим победу с оружием в руках в джунглях партизанских зон.

Движение ударных молодежных бригад было основано в Хошимине в 1976 году. В его задачи входили помощь городской молодежи в поиске своего места в новой жизни, проверка и отбор лучших представителей молодежи, выросшей при старом режиме, для выдвижения на руководящие посты в народной администрации и в экономике.

К 1979 году, когда я впервые побывал в городском штабе движения молодежных бригад и беседовал с его командиром Во Вьет Тханем, на счету у бригад было уже немало достижений. Их школу прошли около шести тысяч выходцев из семей служащих марионеточного режима и старой интеллигенции, юношей и девушек, которые были до этого на грани превращения в деклассированные элементы. Они стали государственными служащими, учителями, были направлены в рабочие коллективы. 13 тысяч других в возрасте от 18 до 25 лег состояли тогда «на действительной службе» в бригадах.

Военный термин «на действительной службе» я применил не случайно. Организация бригад полностью добровольная, но носит строгий военизированный характер. И срок службы определен: два-три года. Те, кто проявил хорошие организаторские способности, могут остаться на «сверхсрочную».

Ударные молодежные бригады направлялись на самые трудные участки социальных преобразований и экономического строительства. С их помощью, например, была проведена в 1978 году кампания по ликвидации капиталистической торговли. Но во время нашего разговора с Во Вьет Тханем главной темой повестки дня было создание новых экономических районов на пустырях бывшего «санитарного кольца» вокруг города.

Как уже говорилось выше, около 700 тысяч жителей Сайгона, оказавшихся не у дел после освобождения города, вернулись обратно в деревню. Для тех, кто пришел в Сайгон в последние годы войны, возвращение было не столь уж болезненной перестройкой. Другое дело — направить в сельскую местность людей, проживших в городе десяток и более лет. Их руки давно отвыкли от плуга, и нить традиций, связывающих с деревней, оборвалась. Даже безработица в городе пугала их меньше, чем переселение в деревню. Тем более это не было возвращением в родную общину.

Нужно было как-то помочь им преодолеть страх перед новой землей. А как сделать это, если не хватало денежных средств, стройматериалов, организованной рабочей силы? И тогда на строительство поселков и поднятие целины направили ударные молодежные бригады. На подготовленной почве семьи переселенцев быстрее пускали корни в новых экономических районах.

Именно дети сайгонских тротуаров и подворотен, сыновья и дочери бывших солдат и чиновников марионеточного режима составляли большинство членов бригад, которых я встретил тогда на строительстве нового экономического района «Фам Ван Хай», на «выжженной земле» в 20 километрах от Хошимина. По колено в жидкой грязи бывшие сайгонские беспризорники и воришки вместе со вчерашними школьниками и гимназистами из «благородных семей» рыли дренажные каналы, выравнивали сгорбленную и выщербленную бомбами безжизненную землю. А вечером на площадке между глинобитными и бамбуковыми бараками с флагштоком посредине они пели под гитары полюбившуюся здесь и переведенную на вьетнамский язык песню «Мой адрес не дом и не улица…» Их было 1600 человек.

Никто их не гнал на эту стройку насильно. Они пошли к трудностям сами, чтобы найти место в новой жизни, доказать свою способность быть полезными стране. Там я познакомился с ветеранами движения молодежных бригад, которые участвовали уже в кампаниях по раскулачиванию крупной торговой буржуазии, борьбе с проституцией и преступностью несовершеннолетних, были в санитарных бригадах в дни полпотовской агрессии против Вьетнама, помогали населению дельты Меконга, пострадавшему от наводнения 1978 года.

Когда я вернулся туда через два года, на этом месте раскинулся госхоз с обширными ананасовыми плантациями, машинно-тракторной станцией, уютными поселками, и нет уже в помине тех бараков. Пройдя суровую школу труда, юноши и девушки «Фам Ван Хая» стали комсомольцами и коммунистами, вернулись в Хошимин или поехали в другие провинции Юга, чтобы работать учителями и бригадирами, государственными служащими и молодежными вожаками. Многие остались навсегда в построенном ими госхозе.

«Фам Ван Хай», «Ле Минь Суан», «До Хоа» — это уже старые адреса объектов, построенных ударными молодежными бригадами. Нынешние южные жители Хошимина по призыву V съезда партии сейчас едут на строительство двух крупных объектов, сооружаемых силами города. Это крупнейшая на Юге Вьетнама гидроэлектростанция Чиан, которая строится в 80 километрах от города Хошимина на реке Донгнай при всестороннем советском техническом содействии, и лесхоз Дакнонг на горной целине провинции Дарлак. На Чиане подготовительные работы начались в феврале 1982 года. Молодежным бригадам поручены расчистка джунглей на месте будущего водохранилища и строительство поселка для рабочих. В Дакнонге, где уже в 1982 году трудилось около тысячи молодых добровольцев, идет заготовка деловой древесины и сырья для бумажной промышленности. А скоро там будут разбиты плантации ценных экспортных культур — кофе, какао, чая, шелковицы.

Изменились адреса, но не меняется суть ударных молодежных бригад: тот же принцип полной добровольности, та же военизированная структура организации, так же они направляются на самые трудные участки деятельности. Нынешние члены бригад выросли после освобождения Сайгона. Лишь в детских воспоминаниях хранят они день 30 апреля 1975 года, когда первые колонны освободительной армии пронесли знамя победы по сайгонским улицам и оно было водружено на цитадели проамериканского режима — бывшем президентском дворце. Но и для них не менее важен поиск своего места в сложном вихре революционных перемен, происходящих на Юге Вьетнама.

— Город претерпел уже большие преобразования за годы народной власти, — рассказывает заместитель председателя Народного комитета Хошимина Ле Куанг Тянь. — Но задачи развития производства, обеспечений полной занятости, воспитания нового человека еще долго останутся на повестке дня. В решении их большая роль отводится переводу промышленности на самостоятельные рельсы, развитию ремесленного производства, строительству крупных объектов в близлежащих районах.

«Дорогой Ман! На этот раз пишу тебе из лагеря добровольного молодежного ударного отряда на стройке ГЭС Чиан. С тех пор как я уехала из Туихоа в Хошимин, долго не могла найти там себе постоянного занятия, работы. Мне помогли ребята из районного штаба ударных бригад… И вот уже прошли первые трудовые дни. Руки болят, опухли и покрылись мозолями. Ведь я никогда не держала в руках топора или рукоятки пилы. Но это — первые трудности, и я верю в будущее стройки».

Нгуен Тхи Тху Ан судьба разлучила с ее другом, и она послала это письмо в редакцию молодежной газеты «Тиен Фонг». Может быть, они и встретятся на Чианской стройке. Тысячи семей родились в ударных молодежных отрядах. Вопреки старой традиции, когда жених должен скопить перед свадьбой хоть какое-нибудь состояние, а родители невесты — богатое приданое, эти новые семьи начинают совместную жизнь, имея капитал в две пары трудовых рук. Их первые семейные адреса — на молодежных стройках.