Беруны

XIX. ТИМОФЕИЧ ПОПАДАЕТ В КАНАВУ

Беруны шли наугад, только б подальше от проклятого места с Бухтеем, Тайной канцелярией и комиссаром, обещавшимся показать Тимофеичу фухтели. Беглецы миновали Симеоновский мост и пошли вдоль литейных амбаров.

Столица уже просыпалась. Городской живодер проехал с собачьим фургоном на ловлю. С берега в город шли бурлаки. Толпа арестантов, громыхая цепями, двигалась к рынку за милостыней. На Песках занималась заря, разбросавшая по небу медные перья.

– Куда ж нам теперь? – молвил растерянно Тимофеич, не убавляя шагу. – Стёпуш, как же ж нам?..

– Вот выйдем на реку, одним камнем обвяжемся – и в воду все вместе.

Тимофеич остановился, раскрыл рот и уставился на Степана. Потом махнул рукою сердито и снова захлюпал подкованными сапожищами по непросохшей грязи.

– А то снова к Беруну, – добавил Степан. – Туда Бухтей не достанет... Вот только платье берунское забыли в остроге... Да ладно... Пускай других дураков наряжают.

И Степан обернулся взглянуть на прощанье в ту сторону, где, должно быть, солдаты уже совсем очумели в поисках берунов, словно провалившихся сквозь землю.

Беглецы проходили всё дальше, мимо редких мазанок, вдоль плетней огородов с черневшими пугалами.

– Пускай вон то пугало посадят в медвежий острог вместо меня, – кивнул головой к огородам Степан. – Тоже вот, выдумали... потеху нашли...

Тимофеич умаялся и дышал тяжело, но продолжал припечатывать грязь казенными сапогами с железным подбоем.

– Тут, милый, не о пугале речь. Слыхал про канцелярию Тайную?

– Слыхал, – отрезал Степан.

– Ну и молчи.

– А что там за Тайная? – заинтересовался Ванюха.

– Пшш... – остановил его Тимофеич и с опаской заглянул за плетень. – А Тайная, канцелярия Тайная, – захрипел он, – это дом такой. Там нашего брата на крюки подвешивают, палками обколачивают, кнутьями чешут. Всё выстукивают, крепка ль у нас шкура. Понятно?

– Понятно, – ответил Ванюха и остановился, вытянув вперед голову и прищурив глаза. – Вон, – показал он пальцем.

Впереди, далеко – только зоркий глаз морехода мог разглядеть это, – улица была перегорожена рогаткой, и верховые солдаты наездничали возле хибарки, стоявшей на въезде. Беруны шагнули через плетень и пошли по грядам и тропинкам дозору в обход. Они долго плутали так, и уже не было ни огородов, ни троп, а только болотистый луг блестел под ногами, но всё не решались свернуть опять на дорогу. Солнце слепило глаза, испарина прошибала сквозь сырую рубаху, паром курилась каждая кочка. Стреноженная лошадь с длинной обвислой гривой стояла не двигаясь, словно поджидала идущих. Потом бросилась в сторону смешными прыжками и пропала за перелеском.

Перелески эти стали попадаться всё чаще. Идти было легче: болото осталось позади; земля обсыхала под пригревавшим солнцем, которое заметно заворачивало вправо. Вдали длинным небеленым полотнищем опять раскатывалась дорога. Ванюха со Степаном шли, сокрушаясь о брошенном Савке. Тимофеич молча волочил сапоги по скошенной траве и, дойдя наконец до дороги, шагнул через канаву, но поскользнулся, скатился вниз и здесь прижал под собою какой-то костлявый мешок, заоравший благим матом.